Ангел из пробирки (СИ) - Стриковская Анна Артуровна. Страница 29

Но чем дольше говорила Гелена, тем яснее слышалось в её речи: ”Не уходи!”. Она не говорила таких слов, но они ощущались в звуке голоса, в повороте головы, во взгляде. Линия Ариэля не обладала сильной эмпатией, ею славились ребята линии AL, но сейчас чувства Гелены накрыли его с головой. Она больше всего на свете хотела, чтобы он остался, безумно боялась его потерять!

Это было счастье. Никому не нужный изгой, искусственный человек без прав, осужденный обществом на уничтожение оказался необходим самой лучшей, самой доброй и благородной женщине во вселенной. Этим можно было гордиться.

Ариэль расправил плечи и сказал то, что хотел сказать и то, что хотела услышать Гелена.

— Гелена, зачем вы мне это расписываете? Если я вам мешаю, то, конечно, я уеду куда вы скажете. Но если можно, я бы хотел остаться с вами.

Он не представлял себе, какой будет её реакция. Если судить по романам, она должна была броситься ему на шею, но Ариэль знал, что на самом деле может произойти всё, что угодно.

Гелена мгновенно успокоилась и радостным, хоть и слегка дрожащим голосом заявила:

— Ты не хочешь никуда ехать? Отлично! Но я обязана была тебя спросить. Да, мне очень понравились твои рисунки. Может, покажешь мне остальные?

Он кивнул и стал раскладывать на журнальном столике листы, которых Гелена ещё не видела. А она помолчала, подумала, и кокетливым тоном, который скорее можно было ожидать от Арианы, заметила:

— Раз мы теперь с тобой почти что родственники… Мужа моего покойного ты почитаешь за отца, а я тоже имею к нему какое-то отношение. Так вот, раз мы родня, то зови меня на ты и “Гели”. И не стесняйся: мне будет приятно. Это покажет, что ты действительно не держишь зла.

Не держит зла! О чём она говорит?! Про себя он уже давно так её называл, но получить разрешение было сродни подарку.

— Гели, — ответил почти счастливый Ариэль, — Смотри: в этой стопке рисунки твоего дома, здесь — твои портреты, а в третьей — портреты моих друзей, тех, кого я смог вспомнить и изобразить.

Рисунки дома Гелене понравились, но не произвели глубокого впечатления. Ариэль был с ней согласен: эти первые его работы не дотягивали до нужного уровня, от тогда только набивал руку. Собственные портреты она пролистала и ничего не сказала, но видно было, что польщена, хотя Ариэль рисовал ровно то, что видели его глаза. Но вот когда она стала рассматривать портреты ребят…

— Хорошо, что ты подписал имена, — заметила она, — Это свидетельство не хуже фотографий.

Она просмотрела ещё два листа и вдруг замерла. Бумага выпала из её рук. Ариэль глянул ей через плечо: перед Геленой на столе лежал портрет Дамиана.

Он не понял, что вызывало такую реакцию, но она сама пояснила:

— Ты понял, на кого он похож?

Вытащила другой лист, один из тех, которые изображали сотрудников, затем присовокупила фото в рамке и сунула ему под нос:

— Это же живой портрет Калле, только исправленный, улучшенный и дополненный. Как если бы художник хотел ему польстить. Не находишь? Ну, Ари!

Ариэль ни на мгновение не усомнился, что сейчас речь идёт не о нём.

— Вы говорите…

Несмотря на потрясение, она нашла в себе силы поправить:

— Ты говоришь, Ариэль!

— Ты говоришь о своей сестре, Гели?

Она вроде бы отвечала, но думала явно о своём.

— Именно о ней. Не могу себе представить, что ей нравился мой муж. Такой здоровенный бык. Её Фред был гораздо красивее. Он и сейчас… Но иначе она выбрала бы другого. Другой типаж. Парни-то все как на подбор. Выходит, она мне завидовала? Вот никогда бы не подумала.

Тут Ариэля кольнула ревность. Впервые в жизни он позавидовал Дамиану по-настоящему. Гели любила своего мужа, каким бы гадом он ни был, значит, Дамиан тоже должен ей нравиться гораздо больше чем он, Ариэль. Но это несправедливо! Почему одним всё, а другим ничего?!

Сейчас она будет думать о Дамиане, а должна о нём, Ариэле.

Он, дурак, ещё сказал, что считает её Калле своим отцом. Надо же было ляпнуть! Гели может подумать, что её он видит своей матерью. Нет, только не это! Ему не довелось узнать материнской любви, никакой матери у него не было, да и поздно уже переживать по этому поводу. Не материнской любви он ждал от Гелены, а совсем-совсем другого и было было бы очень обидно, если бы она неправильно его поняла.

Близость Гелены, разрешение называть её на “ты” и то, что она не захотела с ним расстаться, затмили для Ариэля самую важную информацию.

Она пробилась к сознанию и догнала его на пороге ночи, когда он принял душ и совсем было собрался лечь и заснуть.

Он вне закона и подлежит уничтожению! Прямо так, без суда и следствия, вне зависимости от того, сделал он что-либо дурное или нет. Его защищает только то, что госпожа Ариана выправила ему документы робота-андроида, а Гели позволила жить на её острове, куда нет ходу чужим.

Мысли об этом терзали Ариэля до самого утра, поэтому встал он невыспавшийся и несчастный.

Та же мысль всю ночь терзала Гелену. Но если Ариэль всё же пытался лечь и поспать, то она, зная себя, не стала и стараться. Просто думала, как можно обезопасить себя и Ариэля. Часа в три ночи придумала и принялась за работу. Для начала нашла копии документов, подтверждавших, что финансирование проекта Йенссона шло через Фредерика Марсдона и он прекрасно знал, на что ассигнует огромные суммы. Калле хранил их отдельно от материалов по проекту, но теперь Гели знала, что искать.

К утру перед ней лежали двенадцать одинаковых небольших конвертов и маленькая коробочка. В каждом было письмо, в котором она раскрывала тайну создания генномодифицированных людей и носитель, куда она скопировала все данные с компьютера Калле. Они были всё так же зашифрованы. Ключ в виде носителя с паролями хранился в той самой коробочке. Оставалось разослать всё это на хранение в разные места.

В качестве хранилищ Гелена решила использовать подконтрольные Ригелам банки. Таких насчитывалось более трёх десятков по всей галактике, но Гели выбрала двенадцать таким образом, чтобы они находились на удалённых друг от друга планетах. До них Марсдону было не дотянуться. Даже если он уничтожит один или два конверта, останутся другие. А вот единый ключ она спрячет в сейфе в доме братца Квентина. Зная об их «близких» отношениях с братом, Марсдон ни за что не догадается, а если и сообразит, то в дом Ригелов ему хода нет.

Когда всё будет сделано, она сообщит Марсдону о том, как обезопасила себя, мальчиков и Ариану. Если доказательства против Фреда будут лежать в разных местах по всей Галактике, может, он прекратит наконец пытаться уничтожить парней и начнет уже помогать?

Осталось придумать, как переправить конверты и ключ в выбранные убежища. С мыслью об этом Гели заснула под утро.

Несмотря на то, что прошло не больше трёх часов, дисциплинированный организм разбудил её в обычное время. Она встала и поплелась в ванную, по дороге пытаясь проинспектировать состояние организма. Оно не радовало: спазм в горле не прошёл, а даже усилился, к нему прибавились головокружение, слабость и тошнота. Было трудно дышать. Рожа, которая отражалась в зеркале, мало походила на нормальное лицо: её раздуло так, как будто Гелену искусали осы. Часть сознания шептала, что в этом виде ей лучше не показываться на глаза молодому мужчине, надо запереться и вызвать Рахель. Но другая его часть настоятельно требовала позвать на помощь хоть кого-то живого. Вместо того, чтобы звонить врачу, Гели метнулась на кухню. Там над кастрюлькой колдовал Ариэль.

Увидев распухшую Гелену, он так переволновался, что чуть не обварил себе ноги кипящей кашей, но вовремя спохватился. Отставил кастрюльку и взялся за комм.

Гели даже не пришлось ничего говорить. Юноша связался с Петрой, сообщил, что с хозяйкой плохо и получил заверение: доктор вылетит как только Петра до неё дозвонится. Будет на острове в пределах двух часов, но до этого свяжется с Ариэлем и даст ему срочные указания по спасению Гели.