Академии Тьмы и Света: Эстетика интриг (СИ) - Драгайцева Дарья. Страница 61

— Вы уже наверняка распознали вкус статуна, — спокойно сказал он и с насмешкой добавил: — Вы ведь такая умная женщина, госпожа Маринер.

Он отошел, исчезнув с поля зрения. Сердце гулко билось в груди, словно пытаясь вырваться из груди. Когда он успел подмешать парализующей травы? И, что важнее, зачем?

Позади послышался шум шагов, заставивший меня мысленно содрогнуться от страха. Том вернулся, в его руках был кинжал в ножнах. Дорогой, судя по инкрустированной золотой рукоятке. Мелкая россыпь рубинов, сапфиров и бриллиантов сверкала в свете огня из камина, отчего на стенах появились разноцветные отблески.

Том присел рядом так, чтобы я его видела.

— Без понятия, как он догадался… — задумчиво пробормотал он, покрутив в руках кинжал. Том медленно вытащил его из ножен и отбросил те в стороны. — Вы ведь сами сохраняли покушения в тайне, даже от меня… Я все ждал шокирующей статьи в газете о вашей гибели, но нет. У вас, госпожа Маринер, есть очень неприятная особенность — нежелание сдохнуть, когда это требуется.

Через силу удалось сглотнуть. Значит, статуна в чае было немного, и вскоре я вновь смогу двигаться. Однако, судя по изысканному кинжалу в руках Тома, это станет совсем неважно.

Его слова многое объяснили и заставили меня впасть в панику. Том пытался меня убить! Вот почему Грегори в темнице так быстро ушел: был ошарашен словами про покушения. Но это не отменяет того факта, что он подставил меня и чуть ли не посадил в тюрьму.

Том прочитал все по моим глазам и кивнул, отвернувшись.

— Когда с покушениями не получилось, пришлось пересмотреть план, внести изменения… добавить ключевые фигуры. — Голос его звучал устало. Сейчас казалось, что ему далеко за сорок, а не двадцать семь. Но жалости это не прибавило. — Стрейна оказалось легко водить за нос. Нужно было лишь изредка напоминать, как вы с Эррианом счастливы. Оборотень помешан на вас. Его ревность сыграла мне на руку. На этот раз даже делать ничего не пришлось, Стрейн сам нашел подставного человека, заплатил ему, сам вызвал городскую стражу в нужный день.

Я начала чувствовать подушечки пальцев на руках и губы — их как будто покалывало из-за онемения. Сосредоточив все внимание на Томе, я, тем не менее, прилагала огромные усилия, чтобы начать шевелиться.

Пока без успеха.

Каким-то образом Том догадался о моих усилиях. Качая головой, он заверил:

— У вас не получится освободиться раньше, чем мне нужно… Вам, наверное, очень интересно, зачем я все это сделал?

Стальной клинок сверкнул, приближаясь к шее. Зрение помутилось, и из глаз хлынули слезы. Боги, я не хотела умирать!

— Очень жаль, что этого вы так и не узнаете, — вздохнул с показной печалью Том, но тут же продолжил ровным тоном: — Все, вам сейчас нужно знать: я убью вас кинжалом, принадлежащим Грегори Стрейну. Избавлюсь наконец от вас, моей основной проблемы, и уберу из уравнения разъяренного оборотня, который в последнюю неделю не перестает охотиться за мной. Жаль, конечно, но он сам виноват, раз как-то раскопал правду.

Острие легонько коснулось горла, и в шее вспыхнула острая боль. Одна царапина, но кровь ручьем потекла вниз по шее и на грудь, пропитывая плотную ткань платья.

— Но нам с вами нужно постараться, госпожа Маринер, — буднично произнес Том, нависая над моим лицом. — Изранить ваше тело таким образом, чтобы даже самые лучшие некроманты, тот же Кормак, не смогли поднять вас как умертвие и выяснить имя убийцы.

Глаза его оставались непроницаемыми, а лицо добродушным — так же он смотрел на меня на лекциях, заседаниях и консультациях. Он не был безумен, мое убийство — обдуманное и взвешенное решение.

Из горла вырвался всхлип, но двинуться я все равно не могла. Лишь испуганно смотрела в лицо своему будущему убийце и понимала, что осталось жить считанные минуты.

— Не переживайте, госпожа Маринер, — попросил Том, невесомо касаясь тела кончиком кинжала и ведя его вниз, к сердцу. — Вы были добры ко мне и помогали с кандидатской, так что убью я вас легко и безболезненно, и только после смерти займусь обезображиванием тела.

Вот уж спасибо! Умирать сразу стало легче и приятнее, черт тебя побери!

Острие остановилось прямо напротив гулко бьющегося сердца и медленно начал приближаться. Зажмурив глаза, приготовилась к смерти.

Жаль, что Себастьян так и не узнает, что произошло на самом деле, и будет себя винить.

***

В голове так сильно шумело и пульсировало от страха, что звук бьющегося стекла я приняла за разыгравшееся воображение. И лишь когда раздалось рычание и громкий крик Тома, распахнула глаза.

Огромный, в два раза больше обычного, волк вцепился острыми белыми зубами в плечо Тома и с силой рвал его, мотая головой. Том не просто кричал, он вопил, когда плоть начала рваться. Кровь хлестала фонтаном, обрызгав подол моего платья, а потом полилась ручьем.

Обратившись в человека, Грегори схватил вопящего от боли Тома за затылок и наклонил вниз, впечатав лицом в горящие дрова в камине. И держал, сохраняя по-звериному злое выражение лица, пока Том дергался и пытался вырваться уцелевшей рукой. По комнате разнесся отвратительный запах паленого мяса, заставив желудок судорожно сжаться.

— Сдохни, мразь, — прорычал Грегори.

То ли от кровопотери, то ли от множественных ожогов головы (а скорее всего, все вместе) Том быстро затих. Грегори резко отпустил его голову, медленно поднялся и, напоследок с удовольствием пнув неподвижное тело, повернулся ко мне.

К этому моменту действие статуна практически прошло, и я могла двигаться. Правда, сильная слабость не позволяла подняться.

— Ты цела? Он ничего не успел сделал? — проговорил Грегори. Он подошел ко мне, ничуть не стесняясь своей наготы, и по-свойски провел рукой по шее и груди, разыскивая серьезные раны под слоем липкой крови из царапины.

— Я… я в п-поряд-дке… — с трудом проговорила я сквозь всхлипы. Начинала накатывать истерика и оглушающее облегчение.

Наверное, я действительно позорно заревела, прижимаясь коленями к груди, потому что следующее, что я помню: глубокая ночь, но в моем доме много незнакомых людей — полиция, видимо. А рядом со мной в холле сидел, укачивая, словно ребенка, Себастьян, и горячо шептал, что все будет хорошо.

Упоенно к нему прижимаясь, я слушала его слова и верила, хотя в соседней комнате полиция изучала труп. Присутствие Себастьяна помогло прийти в себя и успокоиться.

Один молоденький полицейский пробежал мимо, зажав рот рукой. Не выдержал вида и запаха, когда переворачивали тело. Практически сразу мимо прошли два стражника, уводя в темницу Грегори — уже в плаще, видимо, одолженном у одного из полицейских. Он прошелся по нам с Себастьяном холодным взглядом, сплюнул прямо на пол и на ходу заявил:

— Клянусь, если ты не будешь беременна, когда я выйду из тюрьмы, то похищу тебя.

Я истерично рассмеялась, спрятав лицо на груди Себастьяна.

— Слышала угрозу, любовь моя? — Он поддержал мое веселье. — У нас нет выбора, нужно можно скорее делать ребенка.

— Идиот, — пробурчала я, улыбаясь. — Поверить не могу, я чуть не умерла.

— А я поверить не могу, что чуть не потерял тебя. На этот раз навсегда.

Его голос дрогнул, но Себастьян сохранил самообладание.

Потерев ноющую шею в районе пореза, я нахмурилась. На пальцах осталась кровь, уже свернувшаяся.

Почему-то пришла странная мысль. Архелия — маг крови. Такая магия опасна, потому что кровь — сильнейшее орудие, способное как возвысить человека, как и уничтожить его. Во всех смыслах.

А еще она может настроить выпитый эликсир на одну-единственную девушку, которую чувствует, но не может найти Ингвар.

— Я чертов гений, — хрипло рассмеялась, вытирая липкую красную жидкость о грязное платье.

— О чем ты? — не понял Себастьян.

— Кто тебя позвал сюда среди ночи?

— Ты сама, когда была в истерике. Грегори ничего не оставалось, кроме как выполнить твое требование. А я уже позвал полицию.

Я сильнее прижалась к Себастьяну, чувствуя дрожь. Холодный ветер врывался в дом не только из распахнутой входной двери, но и из дыры, раньше бывшей окном: Грегори разбил его, когда врывался в облике волка.