Жутко романтичные истории (ЛП) - Коллектив авторов. Страница 24

Прошло пять дней, как он узнал об этом, но все еще не мог поверить.

Один лишь дом стоил больше девяти миллионов долларов. Девять. Миллионов. Когда Майлз получил письмо от месье Тибо, он сначала неправильно посчитал нули и решил, что речь идет о сумме в девятьсот тысяч, и эта цифра потрясла его до глубины души. Миллионное наследство — предел мечтаний для учителя рисования в средней школе, который зарабатывает чуть больше шестидесяти тысяч в год.

На математическую ошибку указала его подруга Робин. Одурманенный финансовыми перспективами, Майлз перешел от фантазий о домашней студии и инвестировании собственных пенсионных накоплений к планированию безбедного существования до конца жизни.

Откровенно говоря, такие цифры немного пугали. Миллион долларов не представлялся таким уж недосягаемым при правильных инвестициях и удаче на экономическом поприще, которая направит его финансовый корабль в нужном направлении. По расчетам Майлза, когда он выйдет на пенсию, на его счету уже будет миллион. А вот число в девять миллионов выходило за пределы его воображения. Люди убивают за меньшее.

Но когда он немного оправился от шока, Майлз осознал, что значит для него это наследство. Для него миллионы — не просто стабильность и перспектива безбедного существования до самой смерти, но и возможность осуществить свою заветную, но задвинутую в пыльный угол мечту стать художником. Настоящим художником.

Будем откровенны, речь о канадских долларах. Но разве это существенно? Более того, никакого налога на наследство. Да ради всего святого! Никаких пошлин. Все до цента принадлежит ему.

И кстати говоря, девять миллионов — лишь за дом. По словам месье Тибо, все, что находилось внутри, до сих пор не оценено. Если в доме на Брэйсайд, 13 ничего не изменилось с тех времен, когда Майлз приезжал сюда с мамой, то эти каменные стены под завязку набиты антиквариатом и предметами искусства.

Правда, тут Майлз сталкивался с моральной дилеммой. Ему было не по себе от мысли, что он владеет личными вещами Маргаритки. Он должен принимать во внимание и чувства ее сыновей, Оливера и Линли. Потеря дома и так, несомненно, обернулась для них серьезным потрясением, поэтому Майлз не собирался отказывать им ни в чем, что касалось содержимого особняка. И как только Маргаритка могла подписать такое завещание? Она обожала своих мальчиков. Особенно Лина.

Майлз нахмурился. Он не хотел вспоминать Линли. Можно представить, что тот подумал бы о его планах.

Тем не менее, Майлзу придется разбираться и с ним. Во многом это и подтолкнуло его бросить все и сломя голову помчаться в Канаду. В Квебек, Монреаль… и наконец сюда, в этот приют роскошной респектабельной старины — Уэстмаунт.

Майлз задрал голову и принялся изучать резной каменный фриз над массивными парадными дверями. Триглифы, похожие на окаменевшие рейки, чередовались с гладкими метопами, на которых были вырезаны ворон, роза и меч. Ребенком Майлз пытался разгадать значение этих эмблем.

— Это всего лишь декор, дорогуша, — утверждала Маргаритка.

В некоторых вещах она была довольно прагматична.

Или нет. Семь спален. Пять с половиной ванных комнат. Полноценный гараж на четыре автомобиля. Бассейн. Винный погреб, который был настоящим погребом с вином, а не переделанным шкафчиком в кухне. Безумие, конечно, что все это теперь принадлежит Майлзу.

— Разумеется, я принимаю в расчет, что вы захотите выставить дом на продажу как можно скорее, — сказал месье Тибо во время их единственной беседы по телефону. Адвокат Маргаритки был терпелив, но его быстро утомил лепет Майлза, который был потрясен и полон беспокойства, не кроется ли в документе ошибка.

— Уверяю вас, мистер Тьюздей, в нем нет ошибок. В завещании мадам Мартель недвусмысленно указано, что дом и все его содержимое переходит по наследству к вам, ее крестнику.

И кто такой Майлз Тьюздей, чтобы противиться последней воле умершей?

— Отложите, пожалуйста, опись дома, — сказал тогда Майлз. — Не спешите с оценкой. Я еще ничего не решил. Возможно, я не буду его продавать.

Эти слова повергли в шок самого Майлза и, конечно, удивили месье Тибо. Но в конце концов адвокат заверил, что не предпримет никаких действий, пока Майлз не осмотрится.

И возвращаясь к нынешнему моменту, это означало подождать до понедельника.

Майлз неохотно оторвал взгляд от парадного входа и спустился вниз по лестнице. Направившись к воротам, он краем глаза заметил какое-то движение в одном из окон на втором этаже. Майлз поднял глаза, вглядываясь в прямоугольник стекла за узким кованым балконом. На мгновение ему показалось, что он видит смазанное бледное лицо, смотрящее прямо на него.

Он застыл в шоке.

Лицо исчезло — если оно вообще там было — и теперь окно закрывали плотные бесцветные шторы. Которые… колыхались?

Майлз вглядывался до боли в глазах, не будучи уверенным. Вокруг сгустилась тьма. Промозглые сумерки быстро перетекали в густо-синюю ночь. На синем бархате неба, словно поедами от моли усыпанном звездами, черными тенями проступал силуэт дома. Майлз судорожно вдохнул, увидев очертания фигуры, сидящей на коньке крыши, но потом расслабился, узнав бронзовую скульптуру сатира, играющего на флейте.

Из горла вырвался хриплый смешок. Следует лучше держать себя в руках.

Майлз снова взглянул на окно, где, казалось, он видел лицо, но стало совсем темно, и разглядеть, что там за стеклом, было уже невозможно.

Если в доме кто-то есть, то звонок Майлза определенно услышан. Будь это сторож, он почел бы за лучшее не открывать незнакомцу, который проник на частную территорию. В таком случае вскоре сюда примчится полиция, чтобы разобраться с нарушителем.

Эта мысль подстегнула Майлза. Он подбежал к воротам и перелез через ограду. Спасаясь от сырого октябрьского ветра, он поднял воротник и ринулся обратно в гостиницу.

***

Осенний Монреаль радикально отличался от летнего и даже в сравнение не шел с осенним Лос-Анджелесом. Майлз не был готов к пронизывающему ветру, ледяному дождю и температурам в районе десяти градусов тепла. Разумеется, у него даже не было вещей на такую погоду. Он вообще не собирался в поездку.

Когда Майлз добрался до гостиницы, он промок до нитки и был близок к обморожению. Он остановился в Chateau de Versailles на Шербрук-стрит. Месье Тибо предлагал отель Gault в старом Монреале, но Майлз поперхнулся, узнав о цене за ночь. К тому же это было дальше от Брэйсайда.

Горячий душ и чай, заботливо присланный в номер, ускорили процесс разморозки, и к половине десятого Майлз уже сидел в своем уютном номере, листая потрепанную записную книжку, которая когда-то принадлежала его матери. Конечно, в ней был и номер Маргаритки.

Майлз взял телефон, набрал комбинацию цифр и замер в ожидании. Где-то на том конце провода кто-то слышал звонок. Кем бы он ни был. Неизвестно, отключен ли номер Маргаритки, но попробовать стоило. По дороге в отель Майлз размышлял о том, что если в доме на Брэйсайд есть сторож, то он охотнее ответит на телефонный звонок, нежели откроет дверь незнакомцу.

Майлз с надеждой вслушивался в долгие гудки.

Если ему ответят, то уже завтра он сможет попасть в дом.

— Ну давай же, возьми трубку, — бормотал он.

И, как ни странно, ее взяли. Гудки прервались и послышался мужской голос:

— Алло?

— Здравствуйте! — обрадованно воскликнул Майлз. — С кем я разговариваю?

— С Майлзом Тьюздеем, — ответил голос. — Могу я узнать, кто звонит?

Глава вторая

— Погодите-ка. Что?! — опешил Майлз. — Вы сказали, вас зовут…

На том конце положили трубку.

В недоумении Майлз уставился на телефон.

Громкие пронзительные гудки заполнили уши.

Он ослышался? Он… Черт, нет. Все именно так и было. Мужчина ответил ему и представился Майлзом Тьюздеем.