Виолончелист (СИ) - Монакова Юлия. Страница 18

— Особенно ради тебя. Потому что тебе не нужна эта моя жертва… И сам ты не готов пожертвовать ради меня тем, что тебе так дорого.

Вздрогнув, он впился в неё напряжённым взглядом.

— Что ты имеешь в виду? Я на всё ради тебя готов…

— О нет, Макс, — язвительно отозвалась она. — На многое, но далеко не на всё. Даже любя меня, ты не собирался отказываться от учёбы в Лондоне, разве не так? Ты прекрасно себе всё спланировал, всё решил — что я должна ехать с тобой, ни больше ни меньше… А достаточно ли было твоей любви на то, чтобы отказаться от всего этого ради меня и… нашего ребёнка?

— Если бы ты попросила, — сказал он медленно, раздельно, мучительно подбирая слова, — я не поехал бы ни в какую Англию. Остался бы здесь, рядом с тобой… рядом с вами.

— Ага, конечно, верю-верю, — издевательски захохотала Лера. — Так легко играть в благородство, когда знаешь, что уже поздно и это всё равно не понадобится…

— Вот, значит, какого ты обо мне мнения, — с горечью произнёс он. — Ты действительно просто мне не доверяешь.

Что-то дрогнуло в её лице, но обветренные губы тотчас снова искривились в презрительной усмешке.

— Я никому не доверяю, Макс. Верю только в себя и в свои силы. Я пойду своей дорогой, а ты иди своей.

— Я очень ошибся в тебе, — сказал он. Не хотел этого говорить, а всё-таки сказал. Как-то само вырвалось. Он вообще сейчас еле сдерживался, чтобы не ударить, не переломать к чёрту эти хрупкие руки-веточки, не свернуть сгоряча цыплячью шейку… Как же он ненавидел Леру в эту минуту!

Лера метнула в него не менее ненавидящий взгляд.

— Да, ты у нас мученик, а я тварь, эгоистка и карьеристка! Так и запомни, слышишь? И никогда не обольщайся больше на мой счёт. Ты, конечно, нарисовал в своём пылком творческом воображении нежную и ранимую нимфу… но это исключительно твои проблемы. Я не нимфа, не фея и не сказочная принцесса, Макс. И я никогда тебе ничего не обещала… разве не так?

Он поднялся со стула, не желая больше ни секунды выслушивать все эти её циничные рассуждения.

— Поправляйся скорее, — всё-таки сказал он, избегая смотреть ей в лицо.

— Ах, как трогательно. Даже тут играешь в благородство? Оплёванный, но не отвернувшийся от мерзавки, — поддела его она, точно специально провоцируя скандал. Точно ей стало бы легче, если бы Максим ушёл от неё “на свободу с чистой совестью”. Она словно ждала от него бурной реакции и нарочно не давала ему никаких шансов на то, чтобы расстаться мирно. Чтобы он оставил её сам, не терзаясь угрызениями совести и не испытывая никаких сожалений.

И взрыв не замедлил грянуть…

— Да пошла ты! — крикнул Макс. — Если бы я знал, что ты такая дрянь, даже связываться с тобой не стал бы.

— Вот и радуйся, что так легко отделался, — она продолжала вызывающе глядеть ему в лицо — с издевательской, невыносимо гадкой ухмылочкой. — Катись в свой Лондон, тебя там все уже заждались!

— Какая же ты лживая двуличная сука. Вегетарианка… Зверюшек тебе жалко, да? — он покачал головой. — А собственного ребёнка не пожалела.

Она изменилась в лице. А его уже несло.

— И носить кожу и меха на показах и съёмках — это можно, это же “только бизнес”. И зачем-то врать мне о своей любви, в то время как я абсолютно ничего не значу в твоей жизни… Потрясающие двойные стандарты, Лера! Всю жизнь двойные стандарты!

Она запрокинула голову и засмеялась в голос — взахлёб, от души, до слёз.

— Офигенно, Макс, — заикаясь, выговорила она с трудом сквозь судорожные приступы хохота. — Давай, обвиняй меня теперь во всех смертных грехах, о которых только сможешь вспомнить… тебе же так будет легче уехать, правда? Тебе не в чем будет себя упрекнуть?.. Ты эгоист и всегда таким был, думаешь только о себе и о своих желаниях… Не веришь в мою любовь?.. Что ж, твоё право, только и я в твою ни секунды не верю. Тебе было бы наплевать и на меня, и на нашего малыша, если бы ему суждено было родиться. Для тебя на первом месте всегда была бы музыка… и твоя чёртова виолончель, — она буквально задыхалась то ли от смеха, то ли от рыданий.

Если бы Максим не был так взбешён, то догадался бы, что это просто истерика, а не искреннее желание унизить или оскорбить его. Ведь её и саму колотило как в лихорадке, несмотря на решительный и отчаянный тон…

Но он не анализировал детали и не желал больше видеть это подлое, мерзкое и всё ещё такое отчаянно любимое лицо.

— Ты самая настоящая гадина, — сказал он. — Даже хорошо, что это с тобой случилось — из таких, как ты, по определению не могут получиться хорошие матери. Тебе подобным вообще надо запретить рожать детей!

Она отшатнулась, как от пощёчины, а потом с отвращением процедила сквозь зубы:

— Пошёл вон. Ненавижу тебя, Макс. Чтоб ты сдох.

Максим выскочил из палаты, напоследок от души шарахнув дверью. Словно отсёк этим ударом всё, что связывало его с Лерой. Навсегда захлопнул дверь в прошлую жизнь…

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Часть 2. Глава 8

Лондон, двухтысячные

Рука слабо пошарила по тумбочке, разыскивая оставленную там накануне бутылку с водой. Неужели выпил?

Утренний свет бил в окно спальни — забыл вчера задёрнуть шторы, до того ли ему было… Каждое движение отдавалось адской головной болью и острой, мучительной пульсацией в глазных яблоках. Похоже, они с Андрюхой здорово перебрали накануне.

Не открывая глаз, Макс потянулся, пытаясь размять онемевшие за ночь мышцы, и тут же почувствовал, что задевает плечом чьё-то горячее тело. Твою ж!..

С трудом разлепив неподъёмные, как у Вия, веки, он опасливо покосился на спящую рядом обнажённую девушку. Сказать, что он совсем ничего не помнил, было бы преувеличением — какие-то отдельные флешбэки вспыхивали в его сознании, словно быстро сменяющие друг друга кадры видеоклипа, но тут же гасли. Нет, начало вечера Макс помнил весьма отчётливо: они с Андреем немного посидели в пабе, а затем отправились тусить в клуб… где, вроде бы, и подцепили каких-то девчонок и, судя по всему, привели их затем сюда, на съёмную квартиру. По крайней мере, одну из них… он снова покосился на мирно сопящее рядышком тело.

Что это была за девчонка, как её зовут, чем занимается и прочие детали биографии своей дамы Макс не мог вспомнить, как ни пытался. Даже не сумел бы сейчас сказать с уверенностью, трахались они ночью или сразу же завалились спать. Может быть, она просто привыкла дрыхнуть, в чём мать родила? Он с трудом скосил глаза вниз и приподнял край одеяла. Хм… судя по тому, что он тоже без трусов — они по-любому трахались.

Он со сдержанным интересом принялся рассматривать спящую незнакомку. Отметил смуглую шелковистую кожу… Итальянка? Пакистанка? Или, не дай бог, цыганка какая-нибудь?

Лицо девушки было занавешено длинными чёрными волосами, и Макс пока что довольствовался тем, что изучал её фигуру. Очень ладненькая, изящная… видимо, невысокая, хотя рост лежащего человека определить довольно трудно. Талия и бёдра что надо, да и грудь вроде ничего, хотя можно было бы и побольше… на запястье тонкой руки — изящный серебряный браслет. “Господи, смилуйся, — взмолился он, собравшись духом и подцепив локон девушки, готовясь откинуть его с её лица, — пусть она не будет страшной, как атомная война!..”

Едва он пошевелил её волосы, собираясь отодвинуть их в сторону, как спящая красавица вдруг резко подорвалась на постели, одной рукой с размаху влепила Максу пощёчину (ему показалось, что глаза сейчас вылетят из орбит), а второй прикрыла обнажённую грудь и пронзительно заверещала:

— Pagal! Kutta! Kamina! Saala!..*

Макс с шумом выдохнул. Намасте, Индия, блин! Он не знал хинди, но легко мог определить этот язык на слух, тем более, при обилии индийцев в Лондоне самые ходовые слова так или иначе откладывались в памяти.

— Так, спокойно, — сказал он, переходя на английский. — Остынь, детка. Я просто хотел увидеть твоё лицо. Не собираюсь тебя насиловать и всё такое.