Виолончелист (СИ) - Монакова Юлия. Страница 19

Она продолжала с ненавистью буравить его взглядом, но хоть орать перестала, и на том спасибо. Девчонка, кстати, была ничего себе, очень даже миленькая: пухлые губки, выразительные чёрные глаза, длиннющие густые ресницы…

— Мы… — она с ужасом окинула взглядом разворошённую постель. — У нас с тобой что-то было?!

— Спроси чего-нибудь полегче, — Макс, наконец, обнаружил бутылку воды, закатившуюся под тумбочку, и с радостным возгласом устремился за ней, свесившись с кровати и рискуя упасть — штормило его всё ещё ощутимо.

— Да или нет?! — требовательно вопросила она.

— Всё ещё не могу тебе ответить, — Макс отвинтил крышечку и с наслаждением припал к источнику живительной влаги.

— Почему?!

— Потому что и сам не знаю. Не помню ничего, — пояснил он виновато. — Я, может быть, сам в шоке. Проснулся — а тут ты…

— Придурок, — обидно бросила девица и, подобрав с пола какое-то тряпьё, очевидно, служившее ей одеждой, решительно поднялась с кровати.

— Я в душ, — заявила она, и это был не вопрос, а утверждение — она просто поставила Макса в известность.

___________________________

*Неподвластная буквальному переводу игра слов на хинди — ряд оскорблений, обозначающий в общем примерно следующее: “Ты очень и очень нехороший человек!”

Считалось, что они с Андрюхой снимают эту квартиру вдвоём. По сути же, аренду полностью оплачивал отец Веселова. “Мажорчик”, - периодически беззлобно подкалывал друга Макс. Тот не обижался, невозмутимо и рассудительно пожимая плечами: разве он виноват, что родился в обеспеченной семье и может позволить себе то, что недоступно многим его сверстникам?.. На самом деле — Макс догадывался — Андрея подбешивала вынужденная финансовая зависимость от отца, и он мечтал, что однажды слезет с его шеи… однако пока что с удовольствием пользовался предоставленными родителем благами.

Когда Макс впервые увидел его в колледже на занятиях, то чуть не обалдел. Андрей Веселов! Московский виолончелист, его вечный конкурент и соперник на всех юношеских конкурсах! Вот уж “приятная” встреча, ничего не скажешь.

С другой стороны, они с Андреем оказались единственными студентами из России не то что на факультете, а даже во всём колледже. Максу так не хватало общения на родном языке! Английский давался ему легко, но наслаждение от звуков русской речи нельзя было переоценить. Он и сам не мог предположить раньше, что в первые же дни на чужбине в нём проснётся рьяный “квасной патриот”, отчаянно тоскующий по дому.

— А ты что здесь делаешь? — спросил Макс у Андрея как можно равнодушнее. — Тебе что, тоже выделили стипендию от фонда виолончелистов?

— Нет, за меня предок заплатил, — невозмутимо пояснил тот. — Просто я всегда мечтал учиться именно в Англии. Наверное, с детства в голове засело вот это вот школьное, классическое: “London is the capital of Great Britain…* — произнёс он с практически безупречным британским акцентом.

Денег у Андрея и правда было немеряно — и привычки вкупе с образом жизни сформировались соответствующие. Предоставленные колледжем апартаменты для студентов его категорически не устраивали, он находил их слишком уж аскетичными, хотя, на взгляд Макса, всё было как надо: комнаты на двоих или троих человек, помещения для практики с отличной акустикой и звуконепроницаемыми стенами, спортзал, прачечная… До ближайших магазинов рукой подать, рядом много недорогих студенческих кафе, в общем — живи и радуйся.

— Я собираюсь снять какую-нибудь небольшую, но уютную квартирку неподалёку, — заявил Веселов. — Не хочешь присоединиться? Вдвоём веселее!

— Боюсь, не потяну, — отозвался Макс после заминки. — Не всем повезло иметь богатого папочку, знаешь ли… а сам я пока ещё ничего не зарабатываю.

— Да расслабься ты, мой “богатый папочка” берёт все расходы на себя, — непохоже было, чтобы Андрей обиделся. Его вообще сложно было заподозрить в какой-то тайной игре: взгляд голубых глаз был ясен и чист, улыбка — искренняя и открытая, и вообще, от парня так и веяло надёжностью и спокойствием.

— А ты не гей, случаем? — подозрительно спросил Макс. — Не то, чтобы я был против сексуальных меньшинств, но хотелось бы договориться на берегу. С чего вдруг у тебя вспыхнуло желание меня облагодетельствовать?

Андрей шумно фыркнул.

— Гос-с-споди, не волнуйся за свою нежную попку, уверяю тебя, я — исключительно по девочкам.

— А я-то на кой тебе сдался? Сними хату на одного и води туда баб, сколько захочешь.

— Ну, глупо же всё время враждовать. Ни я, ни ты не виноваты в том, что оба в своё время выбрали виолончель и у обоих это, без лишней скромности, неплохо получается. Чего нам сейчас-то делить? Мы не на конкурсе и не на фестивале. Мы больше не соперники. Русских, кроме нас, тут всё равно нет, так почему бы не держаться сообща?.. Ну, так как?

Андрей улыбнулся и протянул Максу руку. Чёрт его знает, но… эта искренность и располагающая улыбка действительно подкупали. Да ведь им сейчас и правда нечего было делить…

Поколебавшись пару мгновений, Макс ответил крепким рукопожатием.

___________________________

*Лондон — столица Великобритании (англ.), начало стандартного текста из любого учебника по английскому языку в российских школах.

Найти подходящую квартиру оказалось не так-то просто даже с помощью агента и денег Андрюхиного отца.

Во-первых, молодых людей действительно часто принимали не за простых однокурсников, а за гей-пару, и отдельные хозяева (особенно, если это были люди в возрасте) выглядели не слишком довольными этим фактом. “Вот вам и хвалёная европейская толерантность, — ворчал Андрей. — Два гея не могут снять хату в Лондоне в начале двадцать первого века! Скажи кому — не поверят”.

Кого-то отпугивала их национальность — судя по подозрительным взглядам, хозяева были уверены, что эти сумасшедшие русские в первый же день устроят дома вечеринку с ручными медведями, цыганами и балалайками, а также водкой, икрой и матрёшками из местного борделя.

Кого-то смущал тот факт, что оба парня — музыканты, они ведь непременно будут репетировать в квартире, и их игра на виолончели может побеспокоить соседей…

Справедливости ради, выбор квартир был поистине огромен, но многие из них не выдерживали никакой критики: в одних царили неприятные запахи, общая захламленность и сырость, чуть ли не плесень; другие, напротив, были слишком уж рафинированными, дизайнерски-вылизанными, выхолощенными и чистенькими настолько, что выглядели совершенно неригодными для человеческого жилья. Общим у всех отсмотренных апартаментов было одно: хозяева хотели исправно получать деньги за жильё, но при этом мечтали, чтобы квартиросъёмщики появлялись дома как можно реже и вообще вели себя тише воды, ниже травы.

— Здесь есть парк неподалёку, замечательный парк, в нём так здорово совершать утренние и вечерние пробежки или просто гулять, устраивать пикники, дышать свежим воздухом… — заливалась бабуся-божий одуванчик так долго и настойчиво, что Макс заподозрил: она предпочла бы, чтобы они проводили больше времени на этом самом свежем воздухе, чем просиживали хозяйскую мебель в арендованном помещении и лишний раз спускали воду в драгоценном хозяйском унитазе.

— Может, нам взять палатку и ночевать прямо в том чудесном парке? — мрачно сыронизировал Андрей, но хозяйка так восторженно выдохнула в ответ на это предложение, что обоим парням даже стало неловко за то, что это всего лишь шутка.

После пары недель безуспешных поисков Макс уже с трудом сдерживался, чтобы не выдать в лицо пройдохе-агенту, расписывающему им мифические достоинства очередной квартиры, что это не апартаменты, а просто факинг шит*. Но найти подходящее жилище, чтобы остались удовлетворены обе стороны — и квартировладелец, и съёмщики — оказалось чуть ли не сложнее, чем поступить в колледж.

— Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает…** — бурчал Андрей себе под нос, тоже несколько обескураженный долгими безрезультатными поисками.