Милый, единственный, инопланетный (СИ) - Монакова Юлия. Страница 24

Лиза в ужасе отшатнулась.

— Нет!!! Что ты, конечно же, нет! Олег… Олег меня ни к чему не принуждал. Я сама была согласна, если хочешь знать, — она упрямо вздёрнула подбородок.

— Ну и зачем ты его защищаешь? — вздохнул Тимка. — Шею я ему всё равно сверну, сломанным носом этот гад не отделается. А то, что он воспользовался твоим беспомощным состоянием, и есть самое настоящее насилие. Сначала споил, а потом…

— Не трогай его, Тимка, — умоляюще сжав кулачки перед грудью, горячо зашептала Лиза. — Пожалуйста… не надо. Я сама во всём виновата.

— Какие же вы всё-таки… — он стиснул челюсти, подбирая подходящее слово, — бабы… — и в это короткое “бабы” Берендеев вложил всю мощь своего мужского презрения. — О вас ноги вытирают, а вы и рады первой попавшейся скотине отдать свою девственность. Была бы у скотины мордашка посмазливее…

— Он не первая попавшаяся, ты это знаешь! — закричала Лиза и горько заплакала.

Тимка смущённо и расстроенно засопел.

— Ну ладно тебе, Лиз, — виновато сказал он наконец. — Ну перестань. Я вовсе не хотел тебя обидеть. Прости. Я знаю, что у тебя всё было серьёзно, — он запнулся, — по любви.

— Где моя одежда? — Лиза утёрла щёки ладошками, в последний раз шмыгнула носом. — Я хочу домой.

— Сохнет. Или уже высохла… Сейчас принесу! — он сорвался с места.

— Почему сохнет?

— Ну, после стирки. Ты же вчера и правда упала… не помнишь? Платье испачкала… а ещё тебя вырвало, — докончил Тимка сконфуженно.

О боже. Только этого ей и не хватало…

— А кто это всё стирал?!

— Да мать моя и постирала.

Лиза готова была умереть на месте. За что ей все эти унижения? За что?!

Тимка метнулся из комнаты, но через пару минут возвратился, неся в руках стопочку не только выстиранной, но и, оказывается, уже выглаженной одежды.

— Колготки не мои… — тихо сказала Лиза.

— Конечно. Твои-то порвались. Надень пока мамины, не с голыми же ногами идти.

— А где твоя мама? — осторожно спросила она, со страхом думая о том, что сейчас ей придётся встречаться с этой милой женщиной, разговаривать с ней, смотреть ей в глаза… Да проще застрелиться. Но ответ Тимки успокоил её:

— На рынок уехала с утра, за продуктами. Дома только батя, но он отсыпается после ночной смены… Мама нам завтрак оставила, давай ты сейчас умоешься и мы вместе поедим?

— Нет, нет, — Лиза в отчаянии замотала головой. Ей было так неловко, что она не могла заставить себя остаться в этом славном и гостеприимном доме ещё хотя бы немного. — Я ухожу, мне надо домой, там все мои, наверное, уже на стенку лезут…

Тимка молчал, странно глядя на неё.

— Ты выйди, пожалуйста, — попросила она, сглотнув очередной ком в горле. — Я переоденусь.

— Да, — он словно опомнился. — Конечно. Я тебя провожу. Не возражай и не спорь! — отрубил он, заметив, что она собралась было протестовать. — Доведу до самого подъезда. А лучше — прямо до двери квартиры. Это не обсуждается.

33

НАШИ ДНИ

Марина, сентябрь 2019

Выходные проходят подозрительно спокойно и мирно.

Карик не названивает мне больше, не пишет и вообще никак не проявляется. Может, и впрямь нашёл себе на время отсутствия жены новую девочку для постельных утех… Странно, но меня это даже не задевает. Точнее, я вообще надолго об этом не задумываюсь — ну, нашёл и нашёл. Бог ему судья.

В субботу мы с Лёлькой просыпаемся в обед (что немудрено — после похода в клуб накануне) и, налопавшись ватрушек, испечённых бабушкой, отправляемся в парк на фотосессию.

Как фотограф моя Лёлька гениальна, но при этом абсолютно безжалостна. Ради безупречного кадра и идеального ракурса она издевается над своими моделями, точно заправская садистка. К завершению съёмки у меня болят все мышцы лица от разнообразия улыбок — десятки, сотни, тысячи оттенков! — а руки и ноги уже не знают, в какую очередную причудливую комбинацию им сплестись. Наконец, Лёлька и сама выдыхается и даёт отмашку — закончили!

— Красотка! — она восхищённо чмокает кончики своих пальцев, сложенных в щепотку, а затем распускает их наподобие цветка. — Не фотосет, а отвал башки! Хоть сейчас на обложку.

Уставшие и раскрасневшиеся от свежего воздуха, мы выходим из парка и, не сговариваясь, дружно заворачиваем в итальянский ресторанчик неподалёку, где, не мудрствуя лукаво, так же дружно заказываем пиццу на двоих. Для обеда уже поздно, для ужина рано… что ж, пусть это будет пицца на полдник. Пицца “файв-о-клок”, к чаю.

Нам приносят ароматную свежайшую капричозу, пышущую жаром. Смотрю на неё и невольно улыбаюсь.

— А как поделить тремя разрезами пиццу на восемь одинаковых кусков? — спрашиваю у подруги.

— Чего? — Лёлька ошарашенно таращится на меня и моргает.

— Это задачка такая. Попробуй решить!

— Терпеть не могу подобные “задачки” ещё со школы, — Лёлька морщит свой аккуратный носик. — И вообще, это глупо. Где ты видела пиццу, которую нужно резать? Её подают уже разрезанной. Ешь и не изгаляйся!

В этот момент тренькает её ватсап и подруга залипает в телефоне с глуповатой улыбочкой. Пицца забыта — Лёлька начинает увлечённо с кем-то переписываться.

— Дай-ка угадаю с одного раза. Это Руслан? — поддеваю её я. Она смущается и становится невероятно хорошенькой.

— Да. Он только что проснулся, представляешь? Боже, и всё-таки какой же он красавчик!.. Правда?

Она тычет мне под нос свой телефон со снимком всей честной компании на Воробьёвых — парни весело машут в кадр пластиковыми стаканчиками (явно не с лимонадом) и довольно улыбаются. Я быстро пробегаюсь взглядом по лицам и не нахожу там Илью. Не любит фотографироваться? Или…

— А где Илья? — вырывается у меня прежде, чем я успеваю прикусить себе язык.

— Так и знала, что ты спросишь, — фыркает Лёлька и тут же начинает строчить что-то в ватсапе.

— А, так он не поехал тусить вместе со всеми, — объясняет она наконец. — Рус говорит, что вскоре после того, как мы ушли из клуба, Илья тоже отправился домой.

— Ясно. Ну… пусть при случае передаёт ему привет.

— Угу, — кивает Лёлька, снова тая в улыбках, и я понимаю, что ничего-то она сейчас Русу явно не скажет, а если и скажет — то никакого привета Илье тот не передаст, просто забудет. В данный момент им обоим совершенно не до этого…

Воскресенье у меня выдаётся ленивым и абсолютно домашним. Я отсыпаюсь, читаю, готовлю вопросы к завтрашнему эфиру и стараюсь не думать о Карике. Чем ближе понедельник — тем больше я волнуюсь. Молчание Руденского выглядит подозрительно, но я упорно гоню прочь тревожащие меня мысли.

Однако на смену мыслям о Карике упрямо и неуклонно лезут мысли об Илье…

В конце концов, я сдаюсь: открываю ноут, набираю в поисковике “синдром Аспергера” и весь вечер читаю информацию о данной проблеме, погрузившись в мир “инопланетных”. Это — нечто совершенно новое для меня, действительно другая Вселенная. Кое-что забавляет, кое-что откровенно ужасает… а кое-что в поступках и поведении Ильи становится теперь более понятным и объяснимым.

Затем, не удержавшись от любопытства, вбиваю в поисковую строку “сотрудники Google Россия”, рассчитывая найти хоть какую-нибудь информацию об Илье, я ведь не знаю о нём ничего, даже фамилии… но то ли запрос некорректен, то ли информация засекречена — я не нахожу ничего интересного, кроме, собственно, нескольких фотографий московского офиса компании. Среди засветившихся кое-где на снимках сотрудников предсказуемо нет Ильи — он не производит впечатление человека, который станет специально лезть в объектив. Скорее уж, наоборот — всячески будет стараться избегать контакта с фотографом…

Как я ни пытаюсь убедить себя в том, что Карик всё осознал и больше меня не побеспокоит, а всё же отчаянно трушу, собираясь на работу утром понедельника. У меня трясутся все поджилки при мысли о предстоящей встрече — а встреча непременно состоится, мой эфир идёт аккурат за окончанием смены Руденского. Разве что схитрить и заявиться в студию впритык, чтобы у него не осталось времени на выяснение отношений?.. Но это будет непорядочно по отношению к моему сегодняшнему гостю.