Бесстрашный горец - Хауэлл Ханна. Страница 19

– Или соблазнять девушек, как это делает мой отец? – спросил Эван и почувствовал, что ему любопытно узнать, какого мнения Фиона о его отце.

– Может быть. – Видя, что он допил напиток, она по­ставила кружку на стол и, поудобнее усевшись на краешке кровати, повернулась к Эвану лицом. – Иногда мне кажет­ся, что женщина, которая позволяет мужчине соблазнить ее льстивыми словами и обворожительными улыбками, за­служивает того, чтобы понести наказание, которое за этим последует. А иногда я думаю, что любой мужчина, который ее соблазняет, а потом бросает, оставляя страдать в одино­честве, заслуживает наказания. – Она пожала плечами. – Понимаю, что сужу чересчур строго. Но слишком часто та­кие подлецы отнимают у девушки единственно ценное, что у нее есть. И меня это ужасно злит.

– Но бывает, что и женщины ложатся с мужчиной в постель лишь для того, чтобы получить желаемое.

– Согласна. Такие женщины не вызывают у меня ника­ких других чувств, кроме брезгливости. – Сцепив руки на коленях, Фиона наконец задала вопрос, который уже давно вертелся у нее на языке: – А почему твой отец выкрасился синей краской?

Несколько секунд Эван молчал – слишком быстро Фи­она перевела разговор на другую тему, и он никак не мог сообразить, что ей ответить. Когда Фиона ни словом не упомянула о том, как выглядит его отец, Эван решил, что она просто не обратила на это внимания. На самом же деле от ее взгляда это не ускользнуло. Да и как можно было не заметить, что сэр Фингел весь, с головы до ног, вымазан синей краской.

– Сегодня полнолуние, – ответил он. Фиона пепонимаюше уставилась на него, и он тихонько выругался; придется дать ей более подробное объяснение. – Мой отец и еще несколько мужчин красят тело синей краской всякий раз, когда бывает полнолуние, и танцуют в круге, выложен­ном камнями. Голые.

– А что говорит священник по поводу такого языческо­го обряда?

– Этот старый дурак танцует вместе с ними.

Фиона едва сдержалась, чтобы не расхохотаться, пони­мая, что это было бы невежливо. Бедняга Эван, похоже, стыдится поведения отца.

– Старый Айан уже там.

– Да. Но он не красит тело синей краской до тех пор, пока не наступает полнолуние.

– Понятно. – Голос Фионы дрогнул: сдержать смех оказалось не так-то просто. – А зачем они вообще это де­лают?

– Кто-то рассказал моему отцу, что в древности мужчины таким образом просили богов, чтобы они даровали им силу в бою и… – Он замолчал, явно не желая продолжать.

– И что?

– И мужскую силу.

Прижав руку к губам, Фиона уставилась на одеяло. Смех сотрясал все ее тело, и, чтобы сдержать его, ей пришлось прижать ко рту и другую руку. Нехорошо, конечно, и даже жестоко смеяться, но ничего поделать с собой она не могла. Перед глазами ее встала картина: группа голых стариков, размалеванных синей краской, самозабвенно танцует под полной луной, и, не в силах сдержаться, Фиона рухнула на кровать, корчась от смеха.

«По крайней мере она не испугалась и не пришла в ужас, – подумал Эван. – Может быть, сделать вид, что я оскорблен, хотя бы из уважения к отцу? Нет, не стоит, – решил Эван. – То, чем старик собрался сегодня заняться, просто нелепо». Он бы и сам с удовольствием над ним посмеялся, если бы не неприятная мысль о том, что отца обвиняют в колдовстве. Однако смех Фионы оказался за­разительным, и спустя несколько секунд Эван хохотал вместе с ней.

Отсмеявшись, Фиона заметила, что придвинулась по­чти вплотную к Эвану. Их лица оказались совсем рядом. Он улыбался и в этот момент показался Фионе потрясающе красивым. Интересно, понимает ли он это сам? Наконец улыбка на его губах погасла, и Фиона замерла. Что он сей­час сделает? Привлечет ее к себе или оттолкнет? Хорошо бы он наконец определился, чего от нее хочет. Ей уже стало действовать на нервы его непонятное поведение: то он, пылая страстью, заключает ее в объятия, то отталкивает.

Осторожно ухватив Фиону одной рукой за подбородок, он другой вытер слезы смеха с ее пылающих щек и вперил­ся взглядом в ее губы. Она облизнула губы, и Эван, ругая себя за слабость, положил руку на ее стройную шею и при­влек к себе.

«Только один поцелуй», – сказал он себе. Наверняка у него хватит сил сорвать с ее губ один поцелуй, не потеряв при этом власти над собой. Но как только губы его косну­лись ее губ, он уже в этом засомневался. Прикосновение ее теплых губ подействовало на него как удар хлыста. Жела­ние взметнулось в его груди яростной волной. Фиона слег­ка приоткрыла губы, и Эван, поспешно прижав ее к себе, жадно приник к ним, подчиняясь молчаливому приглаше­нию.

Фиона почувствовала, что тает от жара собственного желания. Она с готовностью ответила на поцелуй, не делая попытки скрыть страсть, которую Эван вызвал в ней. Нако­нец он оторвался от ее губ и, пока она пыталась перевести дух, что далось ей с трудом, принялся покрывать поцелуя­ми ее шею, щеки, впадинку за ухом. Потом рука его косну­лась ее груди, и Фиона, ахнув, затрепетала.

Он вновь принялся целовать ее, уложил рядом с собой на кровать, и оказалось, что они оба лежат на боку. Вос­пользовавшись этим, Фиона провела рукой по спине Эвана, наслаждаясь прикосновением гладкой теплой кожи, потом рука ее медленно скользнула под одеяло, погладила упругие ягодицы, и с губ Эвана сорвался тихий стон. А в следующую секунду он оттолкнул ее и лег на спину.

Потрясенная резкой переменой настроения, Фиона вы­прямилась и взглянула на него. Выражения его лица она не видела, поскольку он закрыл рукой глаза. Однако дыхание у него было таким же прерывистым, как у нее, а щеки окра­сились легким румянцем. Должно быть, он тоже испыты­вал острую страсть. А может быть, у него просто разболе­лась нога? Фиона обеспокоено взглянула на рану.

– Эван… – начала она, ругая себя за то, что совсем забыла о его ранах.

– Уходи!

Беспокойство, которое Фиона только что испытывала, мгновенно улетучилось, уступив место такой сильной боли, что она едва сдержалась, чтобы не закричать. Похоже, ни­какой страсти Эван не чувствовал, равно как и боли, лишь сожаление и, быть может, стыд. И раскраснелся он только потому, что испытывал отвращение. А вот к кому – к ней или к себе – не имеет никакого значения.

– Мне кажется, будет лучше, если с сегодняшнего дня за мной будет ухаживать Мэб, – заявил Эван.

– Как пожелаешь.

Взяв поднос, который она принесла, Фиона спокойно вышла из комнаты. На самом деле ей хотелось выскочить из нее, однако гордость не позволила этого сделать. Отойдя от двери всего несколько шагов, она столкнулась с Грегором, что ее вовсе не порадовало. Он, прищурившись, взгля­нул на нее, и Фиона поняла; по ее виду он догадался, что она пребывает в растрепанных чувствах. Что ж, значит, она не смогла их скрыть. Бонни, проходившая мимо, взяла из ее рук поднос, и Фиона благодарно улыбнулась девушке, после чего сцепила руки за спиной.

– Когда я выходил из комнаты Саймона, он спал, – сказал Грегор, по-прежнему пристально глядя на Фиону.

– Это хорошо, – ответила она. – Отдых сейчас для него лучшее лекарство.

Грегор кивнул.

– Что-то случилось? – спросил он. – Ты такая бледная и измученная.

– Просто немного устала, вот и все. Думаю, мне тоже стоит немного поспать. Прошу меня простить. – И, обойдя его, Фиона поспешила прочь.

Проводив ее хмурым взглядом, Грегор направился к две­ри спальни Эвана. Он не собирался к нему заходить, одна­ко после встречи с Фионой передумал. Судя по лицу де­вушки, его брат только что нанес ей сокрушительный удар. Похоже, давно пора научить этого идиота уму-разуму.

Войдя в комнату и захлопнув за собой дверь, Грегор набросился на него:

– Что ты сделал с девушкой, кретин ты эдакий?

Он решительно направился к кровати, не отводя ярост­ного взгляда от брата, который, признаться, выглядел та­ким же несчастным, как и Фиона.

Вздохнув, Эван потер руками лицо, после чего ответил:

– А с чего ты взял, что я с ней что-то сделал?

– У нее такой вид, будто ты вонзил один из ее много­численных кинжалов прямо ей в сердце.