Эпитафия Любви (СИ) - Верин Стасиан. Страница 19

К удивлению Магнуса Гай вытащил из закромов тоги скрученный в трубочку пергамент и протянул ему.

— Изучи на досуге.

— Что это? — Он ухватил свиток, но, раскрыв его, увидел только бессмысленный набор каракулей на бордово-красной бумаге. Было слишком темно, чтобы разобрать их.

— Доказательство. — Гай сделал указующий жест, как бы упрекая его «вот сам почитай, а потом и в третий раз попроси прощения, мой младшенький, глупенький брат!»

— Что-ж, в гостинице я обязательно изучу его. Кстати, уже глубокая ночь, кажется, мне…

— Боги! Ты собираешься вернуться в ту жалкую харчевню? Не стоит. У Нас есть вилла, оставайся на ней.

Насмешка в его голосе заставила Магнуса плотно зажать губы, чтобы не вырвалось плохое слово.

— Нет, — натянуто улыбнулся трибун, — я предпочитаю быть ближе к народу.

— Тогда Мы предлагаем немного задержаться. Наш наставник Хаарон готовит важный ритуал.

— Ритуал? Ты смеёшься?

— Клянемся, это не займёт много твоего времени.

— Хаарон — это тот старик, который меня недолюбливает?

— Он величайший из волхвов. — Гая не интересовало, как местные жрецы относятся к Магнусу. Было бы хуже, если б он доверял им больше, чем брату. — Помнишь, как фециал нашего отца устраивал ауспиции? Гадания приносили столько новостей о будущем…

— У всех этих новостей было естественное объяснение.

— Нам гадает сам верховный авгур.

«И ложь это сулит более великую… Если он хочет, чтобы я прошёл дрянные ауспиции, пусть так. Пусть это будет акт благодарности. Если свиток, конечно, не подделка».

— Только ради тебя, Гай. Не думай впредь, что я всегда приезжаю в Аргелайн ради дел.

— Твои слова приносят Нам счастье, — отозвался брат, торопливо потянув его к выходу из лоджии. — Сейчас нам следует возвращаться. Ритуал скоро начнётся.

— Откуда ты…

«Ну да. Весь приём он спланировал. А ты думал иначе?»

Они вновь очутились на галерее. Магнус с недоверием поглядывал вниз. В их отсутствие жрецы успели притащить круглый стол, и, выставив его около божка, тихо шептали над ним заклинания.

Их поглотил транс. Равнодушно закатанные глаза нацелились в пустоту, головы покачивались Когда Магнус спустился, Гай позвал его за собой и в уголках его губ поселилась хорошо различимая и уверенная улыбка.

Магнус ничему не удивлялся. Ни этой улыбке — поскольку Гай находился в самом центре своей тарелки. Ни заметив за его спиной синеволосого старика — безумца для безумного ритуала. Варрон не отходил от Гая, ни когда фециалы приволокли здорового жертвенного барана и приказали послушникам обступить его, ни когда они — и Сцевола вместе — заплясали вокруг жертвенника.

«Ещё вчера баран не знал, что его возьмут и выпотрошат. И чего ему не сиделось? Ускакал бы вместе с любимой баранихой по своим бараньим делам».

Магнус ловил себя на мысли, что хочет думать о чём угодно, пусть хоть об особенностях менталитета баранов, но только не о том, что происходит в настоящее время. Обнадёживало, что не вечны жертвы ради братской любви: через неделю День сбора урожая, заседание Сената и месяц Первых ветров, а там он наконец-то уедет, стряхнув у порога, как пыль с сандалий, нежелательные воспоминания.

Фециалы вращали кинжалами, очерчивая круги, и сами кружились, как винтики в замысловатом механизме, занимая каждый своё место. Ритм движений едва попадал в такт музыке барабанчиков, которыми играли послушники — те стояли внутри круга и читали молитву на неизвестном Магнусу языке.

Со стороны это было похоже на упражнения молодых людей в палестре, одни — тихо повторяют вслух зачитанные философские изречения, другие исполняют гимнастические телодвижения, чтобы показать учителям, что они готовы стать полноценными гражданами Эфилании. Но кроваво-красные трабеи фециалов не оставляли права думать, что весь ритуал создавался ради испытаний на выносливость или физическую силу.

Оставаясь в стороне, Магнус скрестил руки — в такой позе, которую некоторые могли бы назвать защитной, он следил за Гаем, безучастный и по сути беспомощный. Рядом стоял Хаарон, и краешком глаза Магнус мог видеть, как авгур косится на него, словно бы он нечистое животное.

Время от времени в круге красных трабей мелькали серые капюшоны послушников и чёрно-зелёная тога брата. Шёпот послушников становился громче, в руке одного из них показался топорик, его на миг занесли, и резким движением опустили на жертвенник. Немного времени прошло прежде, чем по мрамору потекла кровь, а один из послушников поднял окровавленную баранью голову, воскликнув:

— Пусть Боги вершат наши судьбы!

Не дожидаясь, когда послушники начнут пить эту кровь или делать ещё что-то возмутительное с бараньей головой, Магнус отвернулся. И как на грех его взгляд случайно упал на Хаарона.

Оказалось, авгур уже давно следил за ним — он смотрел, не мигая, прямо в глаза, и тот факт, что трибун это заметил, нисколько похоже не смущал жреца. Руки его были расправлены свободно. Голова наклонена набок. Это была его территория, и здесь он безраздельный владыка, ограниченный лишь сомнительной дружбой с магистром оффиций.

Испещрившие его подбородок борозды собрались в гротескной улыбке. Издевательской, циничной, угрожающей улыбке. Наверняка, если бы Магнус встретил Хаарона при других обстоятельствах, на жертвенном столе лежал бы он сам, а не этот несчастный барашек.

— Мы призываем Ласнерри Гермафродита, царя небесного шатра и повелителя волн, невесту мужей, и жениха невест!

Кружение фециалов вокруг жертвенника ускорилось.

— Мы призываем Салерио Хитреца, посланника доброй воли, архистратега, веди нас Окольными Путями!

Окровавленные длани послушников поднялись.

— Мы призываем Ашергату, хранительницу очага и дарительницу любовных страстей! Чародейка снов и кошмаров, да сбудутся твои видения!

Магнус не понимал, кто говорит. Или он слышит голоса в своём подсознании? Тем временем круг развернулся в другую сторону. Фециалы и Гай пошли против часовой стрелки.

— Мы призываем Талиона, судью над судьями, цезаря мировых весов! Яви нам решение, о властелин, о сверкающая фасция!

Круг распался на две части и фециалы, как волны, разрезаемые носом корабля, отплыли в сторону, образовав некое подобие коридора из алых одеяний, концом которого был залитый кровью жертвенный стол. Хаарон двинулся по направлению к нему. Магнус хотел незаметно заглянуть Гаю в глаза и найти там ответ, что сейчас будет, но брат держал их закрытыми. Он припал губами к своему кинжалу, как любовник к губам возлюбленной.

Трибун крепче стиснул руки. Жарко.

Хаарон приблизился к жертвеннику. Сцевола передал ему свой кинжал. Его нижняя губа обливалась кровью. Он порезал себя? Намеренно? Хаарон с благоговением поднял барана брюхом кверху и надрезал. Разверзнутая утроба обнажила внутренности. Передавая кинжал обратно Гаю, Хаарон вознёс обагрённые кровью руки к куполу, потом — опустил их внутрь барана, извлекая оттуда сплетения кишок. Так как Хаарон стоял спиной к Магнусу, трибун не знал, насколько пристально этот безумный старик всматривается в них.

— Вот оно! — объявил авгур. — Вот!

Гай рухнул на колени, и запричитал. Ни бубенцы, ни барабанчики давно уже не играли монотонные ритмы. Противное чваканье потрохов и настойчивый шёпот Гая — всё, что слышал Магнус. Иные звуки были низвергнуты и принесены в позорную жертву. Воздух обернулся удушающим облаком майоранового дыма.

Это когда-нибудь закончится?!

— Готовьтесь услышать, что рекут Боги! — Голос Хаарона разбил тишину на тысячу осколков.

Он повернулся в сторону Магнуса.

С одобрением посмотрел на Сцеволу.

— Я вижу… вижу Башню, — начал он. — Она уходит в небеса и скрывается в облаках. Её балконы устремлены к рассвету! Ее шпиль — к звездам! Ее окружают стены, высокие как Ветреные горы[5]! Враг подступает, но Башня стоит! Почему? О, знаю, четыре титана держат её на плечах! Башня золотая, как Корона Амфиктионии, и сверкает, как солнце! — И без того завораживающая речь Хаарона прониклась страхом. — Что… что это? — Лицо его переменилось. — Башня дрожит. Неужели что-то случится? Она накренилась. Тень её стала короче! Постойте… — Он удивлённо приподнял кустистые седые брови. — Башня падает. Но кто это там внизу? Очень похожи друг на друга. У одного в руке меч, у другого — свиток. Они вздымают их над собой и удерживают ими Башню, а титаны перевязывают раны, ибо феникс исклевал их!