Седьмой авианосец - Альбано Питер. Страница 38

— Да, говорил. А также о пиратах, маньяках и прочих нелепостях.

— Почему у тебя был твой чемоданчик? Ты ведь не носишь его с собой по зданию.

Он выпрямился и впервые за это время улыбнулся:

— От тебя ничего не скроешь.

— Лучше и не пытайся.

— Почему ты такая догадливая?

— Криптографам положено быть внимательными.

— Все дело в подлодках.

— В подлодках?

— Да, в чемоданчике было полно подлодок. — Брент рассмеялся и рассказал про свои изыскания, про авианесущую подлодку и свое предположение.

— И Эвери, конечно, пришел в восторг, — лукаво заметила Памела.

— В неописуемый, — кивнул Брент, и они рассмеялись.

— Пожалуй, нам следует обратиться к моему дяде, Марку Аллену, — сказала Памела после небольшой паузы, во время которой она потягивала виски.

— Ты имеешь в виду контр-адмирала Марка Аллена? Но он же в отставке.

— По сути дела, да. Он заканчивает работать консультантом у Тринадцатого.

— Мы говорили о нем. Он служил с моим отцом и Мейсоном Эвери в Японии сразу после войны.

— Да. Он специалист по Японии. Он даже женился на японке, Кейко Мориомо. — Брент кивнул. — В шестидесятые и семидесятые годы он много занимался проблемой японских фанатиков, не прекративших войну. Я знаю, что он хорошо знаком с историей человека, который десятилетиями продолжал воевать на Лубанге. — Она постучала пальцем по виску. — Господи, как же его зовут?..

— Онода.

— Он самый. Лейтенант Хиро Онода. В общем, дядя Марк — настоящий эксперт. Не хочешь с ним повидаться? Он живет в районе Квин-Энн-Хилл.

— С удовольствием. Пару раз я встречал его на совещаниях и один раз на приеме. Он был там со своей женой. Но я никогда не общался с ним в неофициальной обстановке.

— Отлично, Брент. Тогда я позвоню ему и узнаю, не готов ли он принять нас, например, завтра вечером? — Памела стала подниматься, явно собираясь позвонить Марку Аллену прямо сейчас, но Брент чуть потянул ее, и она упала обратно на диван рядом с ним. Он обнял ее, а она легонько коснувшись губами его щеки, сказала: — У меня такое впечатление, Брент, что тебе гораздо лучше.

Не говоря ни слова, Брент поцеловал ее. Она чуть приоткрыла губы, требуя продолжения.

— С тобой можно рехнуться в два счета, — сипло проговорил он, поглаживая ей бедро. — Ты, небось, решила, что это платье не такое… Не провоцирует мужчину на разные там безрассудные поступки…

Памела тихо рассмеялась и нежно поцеловала его в шею, туда, где пульсировала жилка.

Брент продолжал, шепча ей в самое ухо, а рука по-прежнему гладила ее бедро.

— Какая наивная женщина… Какая наивная женщина. Разве дело в материи, разве дело в покрое? Нет, ты совершенно не права. — Его рука соскользнула с ее бедра, чуть приподняла подол платья и двинулась выше, выше, лаская гладкую упругую кожу.

Памела издала чуть слышный стон, притянула его голову к себе. Он же порывистыми движениями стал стаскивать с нее платье. Вскоре платье было отброшено в сторону, а Памела осталась в маленьких белых трусиках. Какое-то время она сидела у него на коленях, а он целовал, целовал ее, затем он поставил ее перед собой и снял с нее и трусики.

Еще несколько мгновений спустя и его одежда полетела на пол, рядом с ее. Они лежали рядом на диване. Памела целовала его в губы, ее язык делал отважные вылазки. Потом Брент зашевелился, оказался сверху. Снова Памела почувствовала его упоительную тяжесть. Ее охватило невыразимое ликование. «Все правильно, — говорила она себе. — Все совершенно правильно».

Опять они оказались в бушующем океане страсти, и снова, познав на себе все штормы и ураганы, они, обессилевшие и безмолвные, вернулись в тихую гавань.

7. 5 декабря 1983 года

Менее крупные представители морских млекопитающих, именуемых китообразными, называются дельфинами. Более крупные — китами. К несчастью для последних, в глазах человека они обладают промышленной ценностью: их мясом питаются люди и животные, жир после переработки используется для производства мыла, косметики, моющих средств. В дело идут даже кости — их перемалывают и превращают в удобрения, делают из них клей.

Самое крупное млекопитающее на Земле — это голубой кит. Некоторые из них достигают в длину до ста футов и весят больше ста сорока тонн. Голубые киты кормятся в Антарктике, северной Атлантике и на севере Тихого океана. Киты заплывают и далеко на север, в арктические моря, где имеются огромные запасы криля, питаясь которым, киты быстро набирают вес.

Алеуты охотились на китов столетиями. Не имея в своем распоряжении современных технических средств, эти отважные люди пользовались только отравленным гарпуном и каяком, лодочкой на двух человек, в которой они украдкой подбирались к могучему обитателю морей. После того как гарпун вонзался в тело кита, китобои спешно гребли прочь, подальше от опасности. Если удача улыбалась добытчикам, через день-другой кит погибал и его раздутая газами туша всплывала на поверхность, после чего хозяин гарпуна предъявлял свои права на гигантский трофей и буксировал его к берегу. Этот метод охоты, разумеется, не отличался большой надежностью, и русские китобои внесли в него немало усовершенствований.

Одним из самых добычливых русских китобоев был Борис Синилов, который, несмотря на холодный северный климат, отдавался китовому промыслу всей душой. Высокий, широкоплечий, с холодными серыми глазами и черными жесткими волосами, этот пятидесятилетний капитан был удачливым охотником. В годы второй мировой войны он служил в пехоте, воевал под Сталинградом, оставлял и брал Смоленск и Харьков. Затем осколок шрапнели бросил его на больничную койку, и в армию он вернулся лишь в 45 году. 8 августа 1945 года он вместе с полуторамиллионной Советской Армией совершил переход из Монголии в. Маньчжурию, где за двадцать пять дней русские войска разгромили японскую Квантунскую армию. Когда он вернулся домой, оказалось, что его родители и две сестры были расстреляны в Бабьем Яру, под Киевом, где гитлеровцы уничтожили более тридцати тысяч евреев, цыган и славян. После этого Синилов завербовался в китобойный флот.

Теперь он был капитаном и вдыхал свежий морской ветер на капитанском мостике сорокаметрового китобойца «Калмыкове». Утром пятого декабря Синилов как раз стоял на своем мостике, крошечной площадке, где нельзя было укрыться от холода и ветра, сжимал в руках гирорепитер и, покачиваясь на согнутых ногах, держал равновесие.

Но Синилов не смотрел на гирорепитер. Вместо этого он с беспокойством поглядывал на нос корабля, где гарпунщик Федор Ковпак наконец-то занял свое место у семидесятишестимиллиметровой гарпунной пушки. Несмотря на вращение платформы с пушкой, выступавшей над носом, капитан хорошо видел, как Федор проверил сначала гарпун, затем взрыватель на бомбе, которая должна была взорваться через шесть секунд после того, как гарпун вонзится в кита, и наконец нейлоновый линь, к которому крепился гарпун.

Как капитан, Борис Синилов лично проверил толстый канат из манильской пеньки, который, протянувшись через барабан лебедки, уходил вниз, в передний трюм, где находилось около шестисот фатомов [28] такого каната в бухтах. Даже нечасто встречавшийся голубой кит, за которым они теперь охотились, не имел ни малейшего шанса порвать такой канат.

На мостике находились еще трое моряков, одетых, примерно как и капитан: сапоги, брюки и куртки из грубой плотной материи, меховые шапки с ушами, напоминавшими собачьи. Матрос Семен Стариков стоял за тяжелым штурвалом старого образца. Матрос Георгий Волынский следил за сонаром и радаром. Присутствовал там также и товарищ Кузьма Никишкин, замполит с плавзавода «Геленджик», находившегося сейчас примерно в ста пятидесяти километрах западнее «Калмыкове». Украдкой покосившись на Кузьму, капитан не смог сдержать злорадной улыбки: с лицом мучнистого цвета, тот стоял у левой переборки, вцепившись руками в перила. Его явно мутило.