Серая хризантема(Фантастические повести и рассказы) - Шаламов Михаил Львович. Страница 39

Я неохотно подчинился.

— Вот смотри! — Он простер пятерню над головой сарафанга. — Видишь, светится! А если проделать то же самое с полковником?

Он стремительно прошел в угол и, с трудом сняв с пальца кольцо, надел его на безвольную руку Алябьева.

— Можно вас попросить, товарищ Мехвандрат?..

Дождавшись, пока тот подойдет, Вова проделал то же с ладонью Викентия Петровича и воскликнул с воодушевлением:

— Вот видишь — никакого эффекта! Что и требовалось доказать!

— Видишь ли, старик, параллельные миры Земли уже полстолетия знают о существовании друг друга, — объяснил Вова. — Я имею, разумеется, в виду самые развитые из цивилизаций. И, к сожалению, любопытство принимает порой самые уродливые формы. Вот вам ярчайший пример шпионажа: полковник Секретного департамента Его Императорского Величества государя Павла III Викентий Петрович Алябьев. Кавалер орденов Анны и Владимира с мечами — и все за гнусную шпионскую деятельность в чужом пространстве и времени! А ты, коммунист Никитин, ему помогал, кстати сказать…

Тут, наверное, мне следовало бы пригорюниться и виновато пустить слезу. Но я поступил проще: скрыв смятение чувств, попросился на кухню поставить чайник. Вова это мне разрешил, взглянув на меня при этом с легким недоумением.

— Руку освободите, одной левой неудобно!

И он подчинился.

Через пять минут я вернулся в комнату с чашками на подносе. Одну поставил на крышку телевизора, перед лицом коварного шпиона, а чтобы он мог без труда из нее напиться, вставил в рот полковника пластиковую соломинку. Остальные чашки я расставил на столе. Потом принес на тарелочках ломти хлеба, плавленые сырки и колбасу.

Колбаса очень заинтересовала молчаливую Людмилу. Наколов кружок на вилку, она разглядывала его, медленно поворачивая. Потом зачем-то посмотрела через, колбасу на свет лампы.

— Кооперативная, — сказал я. — По одиннадцать пятьдесят!

Девушка вздрогнула и положила колбасу обратно на тарелку. Странная какая-то леди!

Вова задушевно улыбнулся:

— Людочке, конечно, все здесь в новинку. Это ее первый темпоральный переход. Как историку, ей интересно ознакомиться с реалиями вашего быта. Все-таки почти легендарные времена — первые годы Перестройки…

Девушка очень мило мне улыбнулась.

— Но вернемся к делу. Для контакта цивилизация сарафангов выбрала именно нас, мир, в котором строится коммунизм. И, конечно, кое-кому из соседей это не понравилось. Ведь экономическое сотрудничество с сарафангами упрочило бы наше влияние в Союзе Миров. Восемь параллельных цивилизаций выступили с протестом, потребовав сотрудничества с сарафангами на паритетных началах. Но мы не могли этого допустить — протестовали самые агрессивные наши соседи. Да и сарафанги хотели только нас. Подумай сам, Михаил, ну как мы могли уступить такое сокровище Вселенскому Ордену Иезуитов или Тысячелетнему Рейху? Да тому же императору Павлу Алексеевичу?! Только мы могли оказать сарафангам действенную помощь в конфликте с Тихими Ангелами, выступив посредниками между этими великими народами. Не говоря уже о подлинно взаимовыгодной торговле. Ты согласен со мной, старик?

Мне оставалось только кивнуть.

Алябьев в эту минуту опрокинул с телевизора свою пустую уже чашку. Пока я подметал осколки, он почти беззвучным шепотом проговорил:

— Не верьте, не верьте ему! Загубили свою экономику, заколебали весь Союз Миров своим альтруизмом и ищут решение проблем в афере с пришельцами. Чего вы ждете, вы же знаете приемы! Гарантирую вам имперское гражданство и миллион золотом. Вы же умный человек!..

На душе у меня стало совсем паскудно. Ну и ночка!

— Сколько он предлагает? — поинтересовался от стола Вова.

— Миллион! — буркнул я.

— Ха, мог бы и пощедрее!..

С грохотом распахнулось окно. Там, в темноте, неловко балансируя на цветочном ящике, стоял Тихий Ангел. Он был гораздо выше оконного проема, и я ясно видел только его нижнюю половину: подол белоснежной хламиды, концы крыльев да птичьи ноги, которые я совсем уж никак не ожидал увидеть. Под прекрасную завораживающую музыку он нагнулся, и в окне показалось его лицо. Я машинально ткнул в это лицо веником, и Тихий Ангел с громким гортанным криком рухнул во тьму. А в комнату вдруг устремился рой убивашек.

Я как следует не успел разглядеть этих зловещих тварей, но почти машинально заработал веником. После хорошего удара от убивашки оставалось только мокрое место. Через минуту в комнате стало ужасно слякотно. Алябьев корчился в невидимых путах и дико выл, Вова без устали хлопал своим силовым жгутом, калеча при этом мебель, а Людочка мужественно отгоняла убивашек от закаменевшего в кресле Мехвандрата лаковым подносом. Последнюю убивашку я размазал веником по лбу полковника Секретного департамента, и он мне благодарно улыбнулся сквозь слой отвратительной белесой слизи.

Потом я тщательно собрал с загаженного ковра убивашек, парализованных силовым жгутом, и унес их на совке в унитаз. По дороге разглядел: теннисный мячик с крылышками и мушиными фасеточными глазами, мощные ядовитые жвалы и стрекало на лбу. Слава богу, что эти твари так и не успели никого цапнуть!

Спустив воду в унитазе, я вернулся.

Вова с Людочкой уже проводили в комнате дезинфекцию, посыпая ков, ер из пробирок каким-то желтоватым порошком. Слизь исчезала, ковер чернел и расползался. Впрочем, он все равно был исполосован следами ударов силового жгута. Я мысленно простился с ковром.

Когда они закончили, я предложил:

— Пойдем на кухню, там чище!

Вова молча кивнул, вежливо отобрал у меня веник и, продезинфицировав, выбросил его в окно. Алябьева мы с Вовой вытащили из-за телевизора и, словно негнущийся манекен, унесли прополоскать под душ. Под воздействием слизи раздавленной убивашки у него уже вылезли брови, усы и передняя часть прически. Полковник приобрел дурацкий вид, и я попросил Вову пройтись по его лицу стимулирующим полем. Вова согласился, и скоро лицо потомка композитора стало напоминать морду давно нестриженной болонки.

— Может, освободить его? — спросил я, потея. — А то больно тяжелый шпион!

Но Вова отказался:

— Если бы ты знал, на что способен этот субъект, ты бы за него не просил. Удивительно беспринципный тип, тем более — дворянской крови.

Странно, но я никак не мог почувствовать сродства душ с этим открытым и по всей видимости хорошим парнем. Ну, прямо, как с «афганцем» Николаем. Что же я, дефектный какой, что ли?.. Невольно подумалось о том, что если бы я не увлекался так фантастикой, то, наверное, давно бы уже спятил. А мое удивительное сегодняшнее спокойствие в самых убийственных ситуациях объяснялось скорее всего защитной реакцией организма, профилактикой сумасшествия.

Боже, как мне хотелось, чтобы все это быстрее кончилось! Мы вернулись на кухню, еле-еле разместившись там вчетвером. Я предложил гостям еще по чашечке.

— Послушайте, а для чего вы мне все это рассказываете? Не проще ли было меня скрутить и тоже за телевизор засунуть?

Вова улыбнулся:

— Стари-ик… Мы же с тобой люди одной великой страны, и я вполне мог бы быть твоим внуком, если бы ты, по нашим сведениям, не умер бездетным. Так что же мне от тебя таиться?

— И в котором это году я умер?

— Прости, старик, запамятовал! — Вова заразительно захохотал, и мне вдруг захотелось порвать ему веселую его пасть. Но я сдержался.

— Ну, если нет секретов, то обрисуйте мне поподробнее мир, который мы для вас построили. Ведь НЕТ же у вас секретов!

— Лучше не проси, Миша, — вдруг сказала Людочка, — вот это как раз запрещенные сведения. Без визы Главлита они разглашению не подлежат. Но вы правы в одном: МЫ ЖИВЕМ ИМЕННО В ТОМ МИРЕ, КОТОРЫЙ ВЫ ДЛЯ НАС ПОСТРОИЛИ! Оглянись вокруг и попробуй представить, что это за мир и почему для нас так важно сотрудничество с народом сарафангов. Мы сможем оказать им военную помощь, а они нам — экономическую. Сам понимаешь…

Меня аж передернуло:

— И вы… вы будете за них воевать?