Удивительные истории о бабушках и дедушках (сборник) - Абгарян Наринэ Юрьевна. Страница 14
Воспоминания его успокоили. Сережа снова откусил от сыроежкиной шляпки и сплюнул. Уж больно невкусно! Жулька все подпрыгивала и подпрыгивала, как тогда зимой.
– Жулька! – Сережа подошел к ней ближе.
Собака виляла хвостом и тыкалась мордочкой в частокол прутьев по-весеннему зеленого кустарника. Башмак, приоткрыв пасть-подошву, преданно лежал рядом. Сережа раздвинул руками ветки и замер…
…За кустарником была небольшая поляна, круглая, будто циркулем ее обвели, с неровным ежиком пегой травы. В центре, на низеньком пне, тянувшем сучковатые щупальца прямо к Сережиным ногам, сидел высокий дед в брезентовой плащ-палатке с надвинутым по самые мохнатые брови козырьком фуражки. Его худая шея уходила в воротник толстого свитера, короткая щетинистая борода стояла торчком, плечи были узкими и, наверное, острыми под одеждой. Рядом с пнем валялся горчичного цвета мешок, перемотанный у горловины толстой бечевой.
«ЛЕСОВИК!»
Сережа оцепенело смотрел на него, не в силах пошевелить ни рукой ни ногой.
Дед чуть поднял голову и в упор посмотрел на непрошеного гостя. Взгляд исподлобья был тяжелый, глаза темные – будто даже не глаза, а бабы-Симины пуговицы от халата. Подбородок прорезала черточка тонкого рта, схваченная скобками глубоких носогубных складок. Губы шевелились – дед неторопливо что-то жевал.
«Он это! Лесовик! И борода есть, и фуражка с козырьком!»
К Сережиным ногам протиснулась сквозь прутья Жулька с башмаком в зубах.
– А-а! Вот где мой туфля!
Голос у деда был немного свистящий, как будто он всасывал воздух через зубы.
Сережа вздрогнул, почувствовал, что струйка ледяного пота побежала меж лопаток по позвоночнику. «Бежать! Прочь! Прочь!» – кричало внутри. Но тело не слушалось. Ноги будто вросли в землю. Пальцами через сапоги он ощущал острые колья обломанных прутьев. Сил не было даже на то, чтобы моргнуть. – Жучка, подь сюда! – Дед протянул к собаке жилистую загорелую руку с зажатой между пальцами коркой белой булки.
Сережа чувствовал тепло, исходящее от песьего тела, прижатого к его ноге.
– Она не Жучка… Она Жулька… – чуть слышно ответил он, нагнулся, чтобы ухватить собаку за ошейник.
В этот момент Сереже казалось, что, прикоснись он пальцами к родному существу, хотя бы к песьему загривку, и будет совсем не так страшно. А может, и дед вовсе исчезнет.
Но бесшабашная дурная Жулька рванула от него, снова принимая все за игру, и начала носиться по поляне, наматывая круги вокруг пня с дедом. Башмак закрывал ей полморды – как раз ту половину, где были глаза, и в конце третьего круга, не имея никакого обзора, Жулька врезалась в дедову ногу, упала на спину, перекувырнулась и задрыгала в воздухе короткими лапками.
– Ах ты, кабыздох! Веселая у тебя собака! – засмеялся неприятным сиплым смехом дед, почесывая ей пузо.
Сережа заметил у него на руке наколку в виде половинки солнца. Меж толстых коротких лучей, пересекавших голубоватые жилы, проступала надпись «ВИТЯ».
«Точно Лесовик! – крутилось в Сережиной голове. – А все не верили!»
Дед лукаво смотрел на него.
– Ну что, малец? Грибки собираешь?
Сережа кивнул.
– И много нашел?
– …В-вот.
Сережа протянул вперед руку, но не сумел унять дрожь, и было заметно, что корзинка покачивается, точно детская люлька. Страх, впрочем, уже чуть-чуть отпустил. Но горло по-прежнему было зажато железной прищепкой.
– Поди сюда, не бойсь. И-и! Да у тебя беляки тут! Звать как?
– Сережа.
– Громче, плохо слухаю. Контузия.
Сережа прокричал имя еще раз.
– Да не ори так, – дед фыркнул и почесал шею под воротником свитера.
Жулька подскочила и завиляла хвостом. Башмак валялся у дедовых ног, и непонятно было, почему он назвал его «мой туфля», ведь на нем резиновые сапоги – такие же, как у деда Шани.
– А почему не спрашиваешь, кто я?
Сережа боялся задать этот вопрос. Ну, спросит он, и что? Тот ответит: «Лесовик».
– Травы я собираю.
«Врет!»
Сережа нарочито улыбнулся, кивнул – пусть, мол, думает, что поверил.
– А ты с кем здесь в лесу?
Сережа подробно перечислил всех своих. Подумал и добавил:
– А с нами еще полк солдат за грибами пошел. Туточки, рядом совсем ходит.
– Полк солдат, говоришь? – сощурился дед. – Да где ж они?
– Да во-он там. – Сережа начал пятиться к кустам, сам показывая рукой за спину деда.
Тот оглянулся. Сережа улучил момент и, бросив корзинку, рванул, как лось, через кусты напролом. Прочь, прочь от Лесовика!
Он бежал долго, потом упал на траву и, хватая воздух ртом, жадно заглатывая его, ткнулся лбом в мшистую кочку. И заревел в голос.
Отчаянье было огромным, горьким на вкус, как молочко у той самой горькушки, объяло его целиком, будто накрыло мокрым колючим одеялом. Жулька осталась там! Там! И надо было встать с земли и вернуться за ней!
Сережа медленно поднялся и оглянулся.
Дойти до полянки оказалось просто – он убегал от нее по прямой. Рука осторожно раздвинула прутья разлапистого куста. Дед все так же сидел на пне и, усмехаясь, смотрел на него. Жулька, горе-пограничный пес, ела булку у него с ладоней. Завидев Сережу, она взвизгнула, подбежала и ткнулась мордой ему в ногу.
– А мы уж думали, ты сбежал! – сипло засмеялся дед. – Корзинку с грибами не взял. Собаку тоже. Никак боишься меня?
Сережа на всякий случай схватил Жульку за ошейник.
– И ни капельки не боюсь!
Слова звучали как-то неуверенно.
– Не бойся. Я с виду страшный. А внутри – мушкетер.
Сережа от удивления приоткрыл рот.
– Ты, я так кумекаю, потерялся.
– Нет, нет! Ничего я не потерялся! – Сережа отчаянно завертел головой.
– Голоса у меня нет. Осип маленько. А ну, аукнись.
– А-у!
– Громче.
– Аааа-ууу! – напрягая голосовые связки, заорал Сережа.
– Вишь, тишина. И где они, твои бабушки-дедушки, дяди-тети? Да еще полк солдат к ним в придачу?
Сережа молчал. Дед снял фуражку. Голова его оказалась продолговатой формы, в короткий редкий ежик седых волос. Он наклонился, пододвинул сучковатой палкой Сережину корзинку и принялся перебирать в ней грибы, комментируя каждый. Было видно, как на его стриженом затылке ходят ходуном два желвака, а там, где голова нанизана на шею, выступает толстый, как червяк, рубец.
– Ты все-таки боишься меня. Вона, сверлишь глазами череп, как буравчиком, через кожу вижу, – не поднимая головы, с усмешкой сказал дед. – Я что, похож на Бабу-ягу?
Он провел тыльной стороной ладони по шраму, и синие татуированные лучи надломились от толстой складки, смяв надпись «ВИТЯ», точно салфетку.
– Нет, не похожи, – выдохнул Сережа. – Баба-яга… Она такая…
– Какая?
– Ну… Она… Во-первых, женщина.
– Та-ак…
Дед выпрямился и с интересом посмотрел на него. Сережа вспомнил, что дед Шаня, когда злился на бабу Симу, часто называл ее Бабой-ягой. А та его брянским лешим.
– А во-вторых… Ну, ступа должна быть. И это… как ее… на курьих…
– Молодца! Логично мыслишь. Пионер?
– Октябренок.
– Ступы и этой, на курьих, у меня нет. А вот булка есть. Сахарком с утра для сытости посыпал. Барбос твой не отказался. На вот, пожамкай.
Дед вынул из мешка желтую горбушку. Сережа не знал, что делать. А вдруг она отравленная? Он переминался с ноги на ногу и все еще подумывал о побеге. Останавливала опять Жулька, которая при виде булки снова вырвалась и потрусила к деду. Но не бросать же ее! Да и булки хотелось…
– Нет, спасибо, не надо, – сглотнув слюну, сказал Сережа.
Дед прищурился.
– Ну, то, что я не яга никакая, и совсем, слава-те, не баба, мы разобрались.
«Вот если размышлять логически, как учил дед Шаня, – подумал Сережа. – Лесовик – он кто? Дед лесной. Это сходится. Детей ворует. Ну, ему это пока не удалось, я быстро бегаю… Зачем ворует? Чтобы съесть…»
Жулька получила свою корочку с мякотью и активно задвигала челюстями.