Его любимая крошка (СИ) - Богатенко Наталия. Страница 40

— Сюда нельзя, немедленно выйдите! Что это за безобразие, девушка?!

— Лиска, — шепчет Борян, силясь приподняться, и с губ его стекает пузырящаяся розовая пена.

Мне жутко страшно, откуда только берутся силы? Протиснувшись к другу, наклоняюсь, и он чуть слышно бормочет:

— Прости… Петра… Ков… Заста…заставил… Я не… Не… хотел.

Меня выпроваживают, бьет озноб. Мерю шагами коридор, с ужасом осознавая, что подозрения подтвердились, это Симакин предатель, это он подставил Руслана. В эту минуту я так и не понимаю, что испытываю — ненависть к умирающему Борьке или отрицание очевидного. А потом долго, по-черепашьи, тянется время. Я устала, вымоталась, хочу спать и есть.

В девять утра мне сообщают, что Борьки больше нет. Я лишилась еще одного близкого человека…

Олег пожимает плечами, когда я сердито спрашиваю, чей это номер. В последних звонках за вчерашний день значатся незнакомые цифры, но охранник явно что-то знает, а говорить не желает. Это и бесит. Оглянувшись на дверь ванной, где слышится шум льющейся воды, я снова поворачиваюсь к Олегу.

— Не ври мне, всё равно докопаюсь! Это он звонил? — киваю влево.

Олег невозмутимо улыбается. Садко стукаю его по плечу.

— Ладно, не дерись. — понижает голос, — это он звонил, кто ж еще? У него, наверное, батарея села, не накручивай себя. Сама ж видишь, в каком он сейчас состоянии. Я привез его домой…

Он умолкает, поняв, что проговорился. Меня охватывает смутное беспокойство.

— И где же он шлялся ночью? В клубе?

— Нет. — нехотя признается Олег, почесав затылок, — у подруги был. Ты не воображай ничего такого, Алис, они немного выпили и поболтали. Всё.

— Ты чё, в глазок подсматривал? — начинаю заводиться, хотя и пытаюсь сдерживаться.

У какой подруги был Соколов, понятно, у этой своей латышки. Чёрт, а я-то собиралась попросить прощения за вчерашний финт, и тут выясняется, что мой муж утешился в объятиях давней подружки! Я его придушу.

— Постой, куда? — хватает Олег за руку, преградив путь. — не было ничего, ясно? Остынь ты!

— Отвали! — отталкиваю его, и мчусь наверх, чувствуя себя паршиво.

Маринка еще спит, Дашка на кухне готовит ей завтрак. НЕ хочу никого видеть, хочу кого-нибудь убить. Просто убить. Упав на кровать, закрываю голову подушкой и до боли закусываю губу. Кажется, душу рвет по кускам, мерзкое ощущение.

— В чем дело? Ты где была?

Садится рядом, отбирает подушку, и силой заставляет повернуться. Наверное, в моих глазах боль или ненависть, а может, весь коктейль разом, и Руслан хмурится.

— Всё так плохо? Как он?

— Никак. — шмыгаю носом, глядя мимо него. — умер.

— Маленькая моя… — ласково вдруг вздыхает он, и прижимает к себе. — тебе не надо было так удирать, поехали бы вместе. Какого хрена ты постоянно создаешь проблемы? Только не плачь, я не могу видеть, как ты плачешь…

Ага, легко сказать. Внутри будто прорвало, поток слез хлынул неожиданно, и я вцепляюсь в плечи мужа, уткнувшись в его шею. Сидим так долго, он что-то шепчет в утешение, а я бессвязно выдавливаю:

— Ты… Ты был с ней…

Руслан отстраняет меня, и заглядывает в зареванное лицо.

— Нет. — качает головой, в глазах ни капли вины, и это вселяет надежду. — не с ней, а у неё. Не фантазируй, я с ней не спал. У меня вообще не было ни одной бабы после тебя. Веришь мне?

Язык не слушается, остается кивнуть. Проклятая ревность отпускает, я знаю, что Руслан никогда мне не лгал. Порывисто обнимаю его, и он усаживает меня к себе на колени, убаюкивая, как ребенка. Целует в носик, и я ловлю его губы губами.

— Глупая девочка, — со вздохом шепотом произносит в перерывах между нежными поцелуями, убирает с моего лица налипшие сосульки волос, — когда ты научишься мне доверять? Не нужна мне другая, я тебя люблю, маленькая. Я никому не говорил этого. Никогда.

— Прости меня. — пряча лицо у него на плече, с раскаянием прошу, и он еще крепче прижимает к груди. — как назовем сына?

Поднимаю голову, и наши взгляды встречаются. Руслан улыбается. Блин, обожаю его улыбку.

— С чего ты решила, что это мальчишка?

— Ну-у, — с самым серьезным видом тяну, сдерживая смех, — ты же настоящий мужчина, а не бракодел! Дочь уже есть, теперь точно будет сын.

И мы смеёмся, наперебой споря о том, какое имя выбрать нашему будущему ребёнку…

Эпилог

Когда Руслан шагнул в квартиру, Дэн молча отступил, кивнул через плечо, и вслед за другом двинулся в гостиную. По меркам зарплаты ментовского капитана Петраков жил на широкую ногу явно не по средствам. Хата была четырехкомнатная, современно обставленная, в элитном районе Москвы.

Сам хозяин, съежившись в кресле, представлял собой жалкое зрелище. «Разукрашенная» физиономия не вызвала у Соколова жалости, а вот в глазах Анатолия при виде гостя вспыхнул животный ужас. Понимал, что всё кончено, и он проиграл, потому и не мог смириться с поражением.

А от врага можно было ожидать самого страшного, именно это прочел Петраков в глазах Руслана, когда тот наклонился над ним.

— Помнишь клятву, которую давал при поступлении на службу в органы, гнида? — шепнул в ухо менту Рус, и тот дернулся, почувствовав что-то неладное.

Яростно закивал, всё ещё надеясь на снисхождение.

— Ты как считаешь, тварь, таким продажным шкурам место в доблестной полиции, а? — повернув голову, Руслан пристально посмотрел в побелевшее лицо Петракова, и усмехнулся, резко выпрямился. — можешь не отвечать, вопрос риторический. Я сам тебе скажу. Таким, как ты, ушлепок, место у параши в тюремной камере. Усёк?

— У тебя… На меня нет ничего. — дрожащим голосом возразил Анатолий, наблюдая за ним. — нет ни хрена! Не за что меня судить! А ты со своими холопами за всё ответишь, слышь, подонок?! Я натравлю на тебя…

— Пасть захлопни. Здесь говорю я. — тихо, с нотками угрозы осадил Руслан, и бросил ему на колени флешку. — твой дружок Алекс сдал тебя. По полной. Хочешь послушать откровения подельника, Толя? Очень занимательно, поверь, особенно для твоих коллег в погонах.

Петраков, было, рванулся, намереваясь накинуться на него, но Денис болезненным ударом под дых усадил его обратно. Подвинул журнальный столик, положил лист бумаги и ручку, и взглянул на Соколова.

— Да, убивать тебя мы не станем, мусор, неохота еще одним грехом душу марать. — холодно произнес Рус, и, схватив капитана за шиворот, наклонил вперед, — щас подумай, у тебя два выхода, сучара. Пишешь признательные показания о своих делишках и сдаешься своим же, тогда, быть может, тебя помилуют, и попадешь на «красную» зону.

— А второй? — сиплым голосом спросил Петраков, побледнев еще сильнее.

Достав из-под куртки пистолет, Руслан повертел в руках, и склонился над сжавшимся в комок нервов ментом.

— А второй еще проще, — вкрадчиво шепнул, ткнув дуло ему в висок, — пишешь признательные и пускаешь себе пулю в лоб. Тебе что больше нравится, мразота, чахнуть в тюряге лет двадцать среди таких же уродов, или отдать Богу душонку?

— Ты не посмеешь… — прохрипел отчаянно Анатолий, но было видно, что запал его уже иссяк.

Теперь в кресле скрючился не уверенный в безнаказанности оборотень, а растоптанный постаревший человечек. Руслан подал ему ручку, и на бумагу начали ложиться неровные строки. Писал Петраков долго, иногда задумываясь, порой пальцы его тряслись и буквы превращались в мелкие, заковыристые.

Дэн и Рус переглянулись, когда внизу признания появилась размашистая роспись с характерной «Петраковской» точкой — насквозь пробивающей лист. Руслан забрал признание, бросил на колени менту заряженный «макаров», и Олег, всё это время молча стоявший в сторонке, тотчас направил свое оружие в голову капитану.

— Решай сам, чё тебе делать со своей жизнью, мусор. — обронил на прощание Соколов, и мужчины покинули квартиру.

В момент, когда Олег шагнул за дверь, раздался приглушенный хлопок изнутри…