Я — Легион (СИ) - Злобин Михаил. Страница 52
В жестяном кузове автомобиля, подпитываемое бензином, краской и синтетической обивкой салона, да еще и раздуваемое зимним ветром, пламя разгорелось столь жаркое, что сумело даже деформировать металл. Труп обгорел настолько сильно, что был больше похож на головешку, чем на человеческие останки. Будто бы он горел не в машине, а в кузнечном горне. В то, что в подобном куске шашлыка кто-то сумеет распознать подлог, я не верил ни на секунду. Тут даже не поможет проведение анализа ДНК, потому что, насколько я успел изучить этот вопрос за время работы с Дамиром, при горении происходит разрушение белковых структур, и вывести пригодный для анализа материал из такого тела становится просто невозможно. По крайней мере, с этим угольком, что остался в машине, этот фокус уж точно не пройдет. А ведь помимо прочего должен быть еще и образец, с которым извлеченные ткани требуется сравнить. И поскольку живых родственников, по крайней мере, известных мне самому, у меня не осталось, то и данная задача для судебно-медицинских экспертов перестает быть тривиальной. Россия еще не дошла до того, чтобы учредить банк ДНК-данных по своим гражданам, да и вряд ли скоро к этому придет.
Ну и по слепку челюсти и зубам гипотетические патологоанатомы тоже ничего не смогут сказать, поскольку последний раз я посещал стоматолога еще в СССР, когда мне удаляли засидевшиеся молочные зубы, и больше таковой необходимости в течение жизни у меня не возникало. Так что у них на сто процентов нет карты моего прикуса, по которой они смогли бы понять, что обгоревшее тело на самом деле принадлежит не мне. Да и давайте будем честны, кто вообще в нашей стране, где девяносто процентов населения посещает стоматологов в бюджетных больницах, может похвастаться чем-то подобным?
Да и сомневаюсь я, что хоть кто-то будет что-либо проверять, ведь вся операция заняла считанные секунды, и выпрыгивать мне пришлось уже из полыхающей машины, замотав лицо тюремной фуфайкой. В это время военные, прижатые к земле плотной пальбой легионеров, даже головы высунуть не могли из-за обочины, так что ни на секунду не должны засомневаться, что Сергей Секирин бесславно сгорел вместе с их транспортным средством.
Теперь мне было чертовски радостно, что все проведенные на тюремных нарах дни оказались ненапрасными. Нынче, когда меня считают покойником, я могу предельно вдумчиво и спокойно заняться своими делами. Да что говорить, я даже мог бы плюнуть на всё, да перебраться куда-нибудь подальше из России, в какие-нибудь теплые страны, и уже там зажить спокойной жизнью обычного обывателя. Возможно даже в меру сытой. Но я пока еще не готов к капитуляции, ведь у меня накопилось слишком много долгов, которые я горю пламенным желанием раздать.
И, кстати, не могу не похвастаться тем, что за минувшие со дня моего побега дни я сумел выстроить в своем легионе подобие разделения обязанностей. С резким ростом моей мертвой армии подобное решение пришло как само собой. Я разделил марионеток на несколько отрядов — наблюдатели, фуражиры и солдаты.
Чем занимались первые, думаю, и так понятно — они стали для меня и своих товарищей глазами, располагаясь на крышах домов, чердаках и любых других высотных конструкциях, откуда можно было бы вести наблюдение за местностью. Вторые перетряхивали помойки, подвалы и все известные кому-либо из моего легиона блат-хаты, чтобы снабдить наибольшее количество мертвецов верхней одеждой. Сама по себе она им была без надобности, но согласитесь, что идущий по улице человек без куртки в январе выглядит как минимум странно. Так что для того чтобы смешиваться с толпами прохожих, нужна была мало-мальски приличная одежда. А мне так и вообще теплая и практичная, потому что я не хотел сбежать из-под стражи и инсценировать свою гибель только ради того, чтобы слечь в каком-нибудь клоповнике с пневмонией или менингитом.
Фуражиры помимо названного, собирали еще и любую наличку до которой только могли добраться. Некоторые мои трупы имели доступы к небольшим воровским общакам, так что кое-какая копеечка у нас уже была. На одежду и новые средства связи уж точно хватит, даже с избытком.
Но самая интересная работа была, конечно же, у солдат. Они, получая информацию со всей округи от наблюдателей, вступали в перестрелки с кордонами или патрулями, чтобы увести их в нужную мне сторону и освободить дорогу. Так я приловчился передвигаться по городу в дневное время суток, не встречая на своем пути полиции и военных.
Вот как-то так совсем незаметно мой легион превратился в подобие улья или муравейника, а центром всего этого оказался мой несчастный мозг. И были бы все мои покойники давно бы перестреляны, потому что координировать и эффективно контролировать такую прорву народу попросту выше моих некромантских сил. А если и были какие-то упражнения по развитию этого навыка, то мне они оставались неизвестны. Но я нашел другой отличный выход — весь легион я поделил на десятки, а во главе каждого из них поставил по «сержанту», который исполнял роль промежуточного сервера между мной и остальной пехотой, отрезая тонны лишней шелухи в виде посторонних воспоминаний и ощущений, оставляя только самое необходимое.
Вы не поверите, насколько это облегчило нагрузку и систематизировало поток информации, проходящий через меня. Управлять кластерами сразу из десятка мертвецов было куда как легче, чем всеми одиночками сразу. Я не знал и не понимал даже сути этого механизма, не имел представления, как он работает и от чего зависит результативность такого взаимодействия, но все же как-то интуитивно сумел его модернизировать.
Иногда меня посещали сожаления, что я не программист. Уж будь я продвинутым кодером, то наверняка бы смог придумать более совершенную иерархию, как оптимизировать мой контакт с покойниками еще лучше. Но чего нет, того нет, и успокаивало меня только то, что пока и так выходило очень даже здорово.
Я откинул в сторону толстый стеганый бушлат, который нашли мои фуражиры неподалеку от какой-то стройки, и поежился от сквозняка, уколовшего согретое сонной негой тело. Вчера наступление темноты застало меня неподалеку от одной лёжки, которой при жизни пользовался один из легионеров. Это была захудалая хрущевка прямо у самой железной дороги, по которой даже ночью катались составы. Здоровенные щели в рассохшихся деревянных окнах оказались тут такими широкими, что я мог бы беспрепятственно высунуть на улицу палец, а местами и всю ладонь, так что можете представить, насколько «тепло» было в таком жилище.
Пройдя на кухню, я включил чайник. Нужно было немного согреться, а то слечь с простудой на таком сквозняке было проще простого. Хотя, если честно, я не могу припомнить, когда последний раз болел, но это все равно был не повод пренебрегать элементарными мерами предосторожности.
Сегодня у меня почти знаковый день, я почти добрался до Дзержинского, где меня дожидались несколько сильно порченых трупов в погребе. Трое из них принадлежали ублюдкам, что расстреляли меня на выходе из прибежища Хановских молодчиков, а остальные были моими бывшими марионетками, которые «выключились» одновременно с тем, как у меня закончилась Сила. Легион добрался туда гораздо раньше, чем я, и уже провел там рекогносцировку, так что осталось доковылять только мне самому.
Кстати, сегодня должны были заодно решиться и проблемы с транспортом, ведь моим фуражирам удалось раздобыть несколько угробленных автомобилей, которые еле-еле, но все-таки умудрялись ездить. Так что когда я сяду на колеса, перемещение по огромной столице перестанет отнимать у меня столько времени. А то, ей богу, я уже начал чувствовать себя каким-то средневековым крестьянином, который на путь в пару-тройку десятков километров тратит целый день.
Наскоро перекусив бутербродами с паштетом и залив это все горячим растворимым кофе, я двинулся в дорогу. Я и так проспал утренний час пик, самое удобное время, чтобы раствориться в жидком потоке спешащих бедолаг, которые оказались вынуждены работать в праздники, не хватало еще и целый день потерять из-за своей нерасторопности.