Украденный экстаз - Хауэлл Ханна. Страница 44

– Никогда не думал, что ты такая скрытная, Лина.

– Все иногда бывают скрытными. Но с чего ты взял, что я что-то скрываю?

– Ты можешь утверждать обратное. Но я вижу, тебя что-то гнетет.

– Господи, не придавай значения! Обычное плохое настроение, с женщинами такое частенько бывает.

Ей самой были противны глупости, которые приходилось сочинять в свое оправдание. Одна надежда, что Хантер поверит.

– Не считай меня дураком. Мы неделями были так близки, как только могут быть близки мужчина и женщина, и ни разу на тебя не нападала хандра. А уж в какие только переделки не попадали! Так что не пытайся убедить меня, что ты капризна и слаба.

Она присела в кровати и сердито взглянула на него.

– Может быть, ты перестанешь наконец указывать мне, какой я могу быть, а какой нет?

– И сейчас ты пытаешься сбить меня с толку. Уж я-то знаю тебя. Ты не легкомысленна и не капризна, в чем пытаешься убедить меня. Я хочу тебе помочь, Лина. Но как сделать это, если ты не хочешь рассказать мне, в чем дело.

Вздохнув, она прилегла на спину, изучая глазами причудливые тени от лампы на потолке.

– Оуэн был сама любезность. Но он лишь один из представителей твоей огромной семейки...

Начиная понимать, что могло мучить ее, он тут же обвил рукой ее талию, прижал к себе и поцеловал в затылок.

– С остальными ты тоже в свое время познакомишься, и ничего в них нет страшного. И вести они себя будут не менее любезно, чем Оуэн. – Решив, что самое время предупредить Лину насчет матери, он с некоторым сомнением добавил: – Правда, кое-кто может оказаться... э-э... малоприятным в общении. У моей матушки были свои планы в отношении моей женитьбы. Ну там, насчет подходящей невесты и прочая ерунда.

– Понимаю, кто мог бы подойти сыну известного, обладающего властью и влиянием и не самого бедного владельца ранчо, да?

– А почему это прозвучало у тебя так, будто ты в чем-то меня обвиняешь?

– Когда ты мне наконец соизволил рассказать о себе правду, то не очень обременял себя деталями. Существует множество самых разных по уровню ранчо. И ты, конечно же, ничем не напоминаешь обычного ковбоя, пасущего сотню-другую голов скота.

Она хмуро взглянула на него, размышляя, стоит ли и дальше сердиться на него из-за полуправды, которую он в свое время сказал ей.

Он среагировал мгновенно, впившись в ее сердито сжатые губы.

– Надеюсь, ты не сочла, что я врал тебе?

– Нет. Просто не снизошел до деталей. Я не очень хорошо сейчас помню, что именно вообразила себе после твоих описаний дома и семьи, но... совершенно очевидно, ты ввел меня в заблуждение. Из твоей болтовни с Оуэном выяснилась совершенно иная картина. Знай я все раньше, возможно, это не взволновало бы меня так сильно.

– Но почему это вообще должно волновать тебя? Я считаю, что, наоборот, должно радовать. Ведь это значит, что я сумею должным образом позаботиться о тебе.

– Ты что, специально разыгрываешь из себя дурака, да? Ты происходишь из богатой семьи, которая имеет здесь определенный вес. А твою невестушку вышвырнули из родного дома в одной ночной рубашке и накидке. Ночнушка закончила свое существование в качестве повязки на ноге Джеда, а накидка существует и сейчас в неприглядном состоянии. Семьи у меня нет. Единственная, кого я могла еще не так давно назвать родственницей, – это Черити, а она вряд ли может послужить блестящей рекомендацией любой невесте. И раньше-то я не считалась аристократкой, но уж сейчас мне подходит одно определение – белое отребье.

– Прекрати немедленно! Что за глупости!

У него возникло неуютное чувство: она как в воду глядит, именно так о ней будет думать его мать.

Она проигнорировала его возмущенную реплику.

– У меня нет в данный момент даже доброго имени. Я слишком долго пробыла наедине с пятью мужчинами, не говоря уже о том, что они были преступники. Следовательно, я полностью скомпрометировала себя, поскольку со мной не было рядом дуэньи или компаньонки. Более того, вспомни, я открыто щеголяла в мужской одежде. И мы вряд ли кого обманули, поселившись в двух номерах, так что и это добавится к сплетням обо мне. Как и то, что абсолютно каждую мелочь из моей одежды купил и оплатил ты!

– А это никого не касается!

– Сплетникам до всего есть дело, а уж до загубленных репутацией тем более. И не надейся, что они перестанут болтать и шушукаться. А твоя мать наверняка чувствительна к подобным вещам. Не затыкать же ей уши!

– Поболтают и перестанут. Возникнут более свежие и интересные темы для сплетен.

Хантер не видел смысла убеждать ее в том, что они не заинтересуют сплетников. Он уже и сам был свидетелем тому, как все шепчутся за их спинами.

– Лина, я женюсь на тебе, а не на своей матери. Я бы и рад сказать, что она с восторгом воспримет эту новость, но это было бы ложью. У моей матери масса раз и навсегда сложившихся представлений, которые она всю жизнь тщетно пыталась вколотить и в наши бедные головы. И эти бредовые идеи, которым она придает такое значение, вконец испортили отношения между ней и моим отцом. Они уже давно не муж и жена. Более чужих друг другу людей и найти невозможно.

Да, у нас есть деньги, достаточно денег, чтобы пережить без особых трудностей несколько неудачных лет, когда ранчо не приносит ничего, кроме убытков. А такое неизбежно случается с кем угодно. И мы не без власти и влияния в этих местах. Мать, правда, всегда пыталась добиться чего-то большего. Ей всегда мало. Но, за исключением сестры, никто не обращает на нее внимания. Мы – то, что мы есть, и никогда не станем тем высшим светом, которого ей так не хватает с тех пор, как она вышла замуж и покинула Новый Орлеан. Мы и не хотим стать другими.

– Я прекрасно понимаю все, что ты хочешь этим сказать, – вздохнула она, – но каково быть женщиной, из-за которой начнется разлад между близкими.

– Ха! У нас к так никогда не было согласия ни по одному вопросу, так что плевать на это. Ну, подуется еще и из-за этого, велика беда. Мы окончательно рассорились, когда она повернулась ко мне спиной после разразившегося скандала, опозорившего мое имя. Ей, кажется, глубоко наплевать, был ли я без вины виноват или погряз в пороке по уши. Все, что ее волновало, – это шум и скандал. Именно это злило ее.

– И теперь ты решил привезти домой очередной скандал. Меня.

– Я привезу домой женщину, на которой собираюсь жениться. Если уж совсем станет туго, то поступишь так же, как делаем мы все последние годы.

– И как же?

– Обходим ее и в упор не видим. Если честно, она очень недолго будет действовать тебе на нервы. Она и отец уже даже не скрывают, что окончательно разошлись. Так что очень скоро она вообще укатит в Новый Орлеан, который обожает.

– Мне очень жаль, Хантер. Он пожал плечами.

– Возможно, я кажусь тебе бессердечным, когда вот так рассуждаю о матери, но я уверен, что все только вздохнут с облегчением с ее отъездом. Она несчастная женщина, но каково отцу? Он-то куда несчастнее из-за нее и ее козней. Она совершенно не умеет общаться со своими сыновьями, так что это единственный выход. Постарайся понять меня. Я люблю ее, как каждый человек любит мать, но она не пошевелила и пальцем, чтобы стать близкой кому-нибудь из нас. Она и заботу о нас переложила на чужие плечи. Молли Питтс была нам все годы детства гораздо нужнее родной матери. Да она и не сумела бы стать такой же доброй и нежной, как Молли.

– Ты считаешь, что вряд ли что-то теперь изменится к лучшему?

– Не вижу как. Я считаю, что рождение сестры было результатом последней вспышки умирающей страсти в этом союзе. Я был еще не очень взрослым, когда понял, что у моих родителей не все ладно. Моя мать вышла замуж за нашего отца с намерением переделать его в тот идеал, который единственно мог удовлетворить ее. Но из этого ничего не вышло. Все, чего она добилась, – это навсегда отвратила его от себя.

И вдруг она отчетливо поняла, почему он скрывал правду о себе. Не только потому, что его обвинили в преступлении, которое задумал и совершил Уоткинс. Он, возможно, и сам не отдавал себе отчета, но подспудно им управляло многолетнее знание о трагедии брака его родителей. А если Лина примет его, когда он в глазах всех – преступник, то вряд ли она станет играть в игры, которыми наслаждалась его родная мать.