Ципили, Тимбака и смех(Повесть-сказка) - Арутюнян Сагател Мимиконович. Страница 8

— Отпусти волосы! Слышишь, отпусти, не то укушу, бам-бум!..

— «Волосы, волосы»! Где они у тебя? Будто не знаю, что ты носишь парик!

— Тихо, не ори!.. — взмолилась Тимбака. — Чего разоралась, я же не глухая!

Но Ципили была так разгневана своеволием Тимбаки, что и не собиралась отпускать ее. «Пусть опозорится. — думала Ципили, — пусть знают, какая она…»

Тимбаке ничего другого не оставалось, и она выполнила свою угрозу, укусила мучительницу. Слева клык у нее был очень крепким и острым. Именно им она и впилась в руку Ципили. Та взвыла от боли, но Тимбаку не отпустила. Ей даже удалось сбить парик своей противницы набок. Тимбака попыталась еще раз куснуть Ципили, но та увернулась и, плюхнувшись на траву, чуть поодаль от помела, стала зализывать кровоточащий след укуса злодейки.

— Паршивая колдунья, смотри, что наделала! Знаешь ведь, что раны на мне долго не заживают, зачем впилась своим гнилым зубом?!

Она стала слизывать кровь на руке и при этом забормотала под нос какое-то ей одной ведомое заклинание:

— Ничего тебе не поможет, сколько бы ни повторяла. Никакие твои заклинания больше не имеют силы. Ты никчемная колдунья, выжившая из ума старуха.

— Можно подумать, что твои заклинания имеют силу, — проворчала Ципили…

— А лужайка моя! И помело на ней мое!

— Твое обшарпанное помело ничего не значит… До чего мы дожили? Ни уважения, ни почтения к старшим!..

— Это кого же я должна уважать, — поправляя парик, хмыкнула Тимбака, — уж не тебя ли, захудалая колдунья?!

— Я на целых двести лет старше тебя! И была колдуньей, Тимба-Бумо Тимба-кум, когда ты… Да что ты, когда еще твой отец, твоя мать и даже деды и бабки твои на свет не родились!..

— Подумаешь, — сказала Тимбака, поправляя перед зеркальцем, извлеченным из кармана, свой взлохмаченный в потасовке парик.

Она без зеркальца жить не могла. Как-никак на целых двести лет моложе Ципили.

— И вообще мы с тобой родственники!.. — не унималась Ципили. — Я в тринадцатом колене бабка деда твоей матери…

— В общем, седьмая вода на киселе!..

— Ну, хотя бы и так!

Ципили, как говорится, выпустила весь пар и явно готова была помириться, но Тимбака еще не забыла обиды, особенно ее беспокоило: не заметил ли Ворон, что на голове у нее парик? Не дай бог! Самого-то Ворона Тимбака не боялась, но стоило бы тому случайно обронить это известие в присутствии сороки, и тогда держись — по всему лесу новость разнесется. Как после этого быть? Не станешь же менять лес, как уже приходилось делать не однажды.

— Это моя земля! — не унималась Тимбака. — Помело тому свидетельство.

— Нет, противная молокососка сведет меня с ума! — Ципили теряла терпение. — Пойми, это ничья земля. Мало ли что ты воткнула тут свою метлу?

— В том-то и дело, я первая воткнула свою метлу, значит, земля эта теперь моя! Если бы ты раньше воткнула, земля стала бы твоей, разве не ясно?..

— Не ясно, — зло бросила Ципили.

— Чего уж проще! — пожала плечами Тимбака, пряча зеркальце в карман.

— Глупая! Я бы пятьсот лет назад могла всадить в эту землю свое помело.

— Ну и всадила бы. А раз недодумалась, я же не виновата.

— Э-эх, Тимбака! Пятьсот лет назад я обладала такой силой, считалась такой всеми почитаемой кудесницей, что мне эта твоя лужайка была тогда вовсе ни к чему…

— А теперь она тебе зачем?..

— Теперь? — Ципили на какое-то время задумалась, потом с грустью сказала: — Честно говоря, она мне и теперь ни к чему… Предположим, она моя, что мне с ней делать?..

— Что же ты тогда хочешь? — удивленно взглянув на Ципили, спросила Тимбака. Но ответа не получила…

Устав от перепалки, они обе уселись на траве. Ципили сосредоточенно молчала, насупив брови. Похоже, она искала ответ и не находила его.

— Не знаю, чего хочу, — промолвила наконец Ципили. — Все стало бессмысленным… Кто я теперь? Волшебница, кудесница или обычная колдунья?.. Вовсе нет… Ты права, Тимбака, я действительно никчемная старуха. Ничего уже не умею… Ни околдовывать, ни взвиваться в небо и нестись куда душе угодно…

— А я?.. Я разве не летала?.. Летала, да еще как… — Тут Тимбака перешла на полушепот. Она понимала, что в присутствии Ципили не стоит выхваляться своими полетами. — С тобой мне, конечно, не сравниться, но и я чего-то стоила… Тоже летала вольной птицей. По шестьдесят раз делала мертвую петлю…

Ципили вскинула голову и в упор взглянула на Тимбаку. Та тотчас опустила глаза.

— Ну, это уж ты слишком… Шестьдесят раз… Такое даже самому знаменитому кудеснику не под силу… Если бы ты могла делать столько мертвых петель, давно была бы чемпионкой, прославленной среди всех волшебников мира, и к тому же была бы удостоена специального звания и медали Пиндо. — Тут Ципили с гордостью показала на грудь: — Видишь? Вот такая медаль была бы и у тебя. Я делала сорок мертвых петель. И еще пикировала головой вниз. Однажды помело из-под меня унеслось, так я ринулась за ним и почти у самой земли поймала его. За мной и молния не поспевала. Я была самой быстрой и ловкой среди всех кудесниц… Вот так-то!.. А ты все врешь! Никаких шестидесяти мертвых петель ты не делала…

— Что верно, то верно, ты была настоящей чемпионкой. Но и я не вру. Честное колдовское, я делала шестьдесят мертвых петель. Просто поблизости никого не было, и потому мой рекорд не засчитан…

— В один миг я достигала северных льдов, — задумчиво продолжала Ципили. — А однажды спасла маленького мальчика-эскимоса…

Тимбака при этих словах вскочила и вцепилась в волосы Ципили.

— Ах ты, вонючая жаба! Еще и бахвалишься, да?! Мало того что сама из-за этого потеряла колдовскую силу, ты и меня ввергла в беду. Из-за этой твоей доброты мы обе потеряли колдовские способности.

Тимбаке вспомнилась вся история их несчастья, и от злости она, сколько хватило сил, рванула Ципили за волосы.

— Отпусти мои волосы!.. Отпусти, говорю!.. Что ж, так и будешь теперь, раз на двести лет моложе, таскать меня за волосы? Отпусти, слышишь? Они ведь у меня свои, больно! Это же не парик, как у тебя…

Тимбака отступилась, но была еще полна злобы, и потому носилась по лужайке как скаженная, готовая сделать что-нибудь эдакое!.. Но, не найдя, что именно сделать, вдруг выхватила из земли свое помело и… стала опять колошматить Ципили. Та, отмахиваясь, кричала на весь лес:

— Одумайся, образумься! У меня ведь тоже есть помело!..

— А ты не смей больше напоминать мне про эскимосика! Поняла? Никогда больше о нем не напоминай. Иначе я за себя не отвечаю! — уже со слезами взмолилась Тимбака, бессильно падая на траву.

Ципили опустилась с ней рядышком.

— Слезами горю не поможешь. Надо что-то придумать.

— Что, что придумать?! Раньше надо было думать.

— Глядите-ка вы на нее! Овечка невинная. Не спускалась бы за мной на помощь, зачем кинулась вслед? Ты же знала, что добрые дела колдуньям запрещены, что они им не прощаются. Что для добрых дел существуют добрые волшебники? Если бы ты не поспела ко мне на помощь, я бы не смогла спасти эскимосика. Ведь мне надо было либо помело бросить, либо ребенка?

— Я и сама не знаю, как это вышло… Глянула на несчастного, жалко стало.

— «Жалко стало». Я-то стара уже, память попритупилась, забыла, как нам следует поступать в таких случаях, а ты, вместо того чтобы остеречь меня, кинулась помогать, Тим-ба-ба!

— Виновата, что и говорить, — согласилась Тимбака.

— А в общем-то, я виновата! — сказала вдруг совсем тихо сразу погрустневшая Ципили.

И они опять смолкли, понуро сидя на травке. Издали их можно было принять за обычных старушек.

Они долго сидели бы так, молча уставившись в одну точку, не появись вдруг над ними Ворон.