Подозреваются в любви (СИ) - Комольцева Юлия. Страница 32

— Никуда я не пойду, — из чистого упрямства настаивала она, — ты же обещал, что привезешь Степку. Я буду сидеть и ждать.

Угу, так он и поверил.

Андрей встал, споткнулся о торшер и, чертыхаясь, стал искать брюки.

— Так ты их отпустишь?

— Нет.

— Тогда я их застрелю.

Пожалуй, могла. Пушку он выложил в машине, но еще один пистолет спрятан дома. Однажды его нашел Степка, но преступника поймали по горячим следам — он разбил статуэтку в кабинете отца, взбираясь на полку, где пылилась вожделенная игрушка. Андрей обнаружил несколько черепков, которые, вероятно, не были замечены сыном. Провели расследование, и как Степка ни упирался — «Это Рик скакал и разбил. А где пушка, я не знаю. Ни сном, ни духом, ни рылом, ни ухом!» — грозный судья в лице взбешенного и перепуганного Андрея готов был вынести приговор.

— Как ты выражаешься! — шепотом возмущалась Дашка, бросая жалостливые взгляды на мужа, который гневно раздувал ноздри и верить сыну не собирался.

— И не смотри на меня так! — огрызался он под вдохновенное Степкино вранье. — Совсем распустились оба!

Мать и сын хором прыснули.

Но оружие все-таки пришлось сдать. Преступник стоял, свесив черноволосую голову ниже плеч. Прятал озорные глазенки. Даша исподтишка поглаживала его по спине.

— Вы, Дарья Максимовна, лучше бы за сыном следили, чем на роликах гонять! — отчитывал строгим голосом Андрей. — Вас я в последний раз предупреждаю. А вас, — он для пущей убедительности ткнул в Степку пальцем, — вас, молодой человек, я приговариваю к недельному сроку в подполе и исправительным работам по физике.

— Пап! — возмущенно заорал «молодой человек». — Я не могу в подполе, там крысы!

— Андрюш, ну ты что, — запричитала Дарья Максимовна, — ребенку нужен свежий воздух!

— Тогда три месяца за решеткой. В смысле, за забором. В смысле, за забор ни шагу.

— Шаг влево, шаг вправо — попытка к бегству, — пробормотал раскрасневшийся Степка, — прыжок на месте — попытка улететь.

Они с Дашкой снова прыснули.

— Цыц! — оборвал судья заговорщиков. — Приговор объявлен и обжалованию не подлежит!

Дашка погладила теперь его спину. И строгий судья замурлыкал вполголоса, но сам себя оборвал:

— Что еще такое?! Все вон по местам! А тебя я вообще на цепь посажу. — Последнее относилось к Рику, который вполз в комнату по-пластунски, выражая соболезнования осужденному.

После обеда — кажется, был великолепный суп-харчо, салат из собственных помидоров (единственное, что выращивала Дашка на грядках), запеченная в сыре треска и ореховое мороженое (Степка собственноручно очищал и размельчал орехи) — судья немного расслабился. Тем более что после, когда преступник занялся исправительными работами, к судье на коленки взобрался страстный адвокат. Адвокатша, если точнее. Таким образом, была обеспечена амнистия.

Но с тех пор пистолет Андрей хранил в сейфе.

Так что Дашка легко его достанет — код они вместе придумывали, — достанет и прибьет охрану.

— Знаешь, — сказал Андрей, — давай ты все-таки возьмешь себя в руки и поспишь. Без всяких пистолетов!

— Ладно, — вдруг легко согласилась она и отвернулась к стене.

Андрей покосился на спокойную спину жены. Она может притворяться сколько угодно, уж он-то знает, что пока Дашка не добьется своего, она не успокоится. Хорошо еще, что она редко осознавала, чего хочет добиться. Иначе свернула бы горы. И собственную шею заодно.

— Ты спишь? — глупо спросил он, прислушиваясь к ее ровному дыханию.

— Исполняю вашу волю, господин, — раздалось в ответ.

— Даш, — обернулся он уже у двери, — никуда не выходи.

— Я помню. Твои крокодилы перекусят меня пополам, если я рискну?

— Они тебя на кусочки растерзают, — пообещал Андрей и не выдержал — вернулся, присел на край постели.

— Повернись, пожалуйста.

— А?

— Ты же слышала.

Еще секунду он потерпел. А потом развернул Дашку к себе и прижал ее заплаканное, обиженное, встревоженное лицо к своей груди.

— Я задохнусь, — пробормотала она.

Андрей улыбнулся и чуть ослабил хватку. Даша смогла поднять голову и посмотреть ему в глаза.

— Ты ведь не вернешься один?

— Нет.

— Пообещай мне! — пылко ухватилась за его плечи Дашка. Она знала, что значит его слово. Он мог быть каким угодно вруном и хитрецом, но если давал обещание — разбивался в лепешку и выполнял. Она никогда не слышала, чтобы Андрей просто так отмахнулся, пообещал, только чтобы от него отвязались.

— Я вернусь не один.

— Пообещай! — настаивала она, а в ее глазах он уже уловил мелькнувшее недоверие.

Он не мог пообещать. Она не должна была знать, что он не мог.

Андрей взял жену за подбородок и, прежде чем она успела ляпнуть очередную глупость или грубость, поцеловал. Губы ее после близости еще оставались чуть терпкими, пряными, с привкусом усталой и благодарной нежности.

Он вообще никуда сейчас не пойдет.

Андрей отлепил от себя Дашку, стиснул зубы и быстро пересек комнату. От его шагов жалобно заскрипел паркет и в шкафу подпрыгнули вешалки с одеждой.

Дашка провела пальцем по губам, чувствуя себя старшеклассницей после первого свидания. Следовало бы встать и привести комнату в порядок. Заодно и собственные мысли тоже. Почему Андрей не дал обещание? Если все так просто, как он говорил, и нужно только в определенный час отдать определенную сумму определенным людям, то зачем лишать определенности ее, Дашку?! Короткое, тяжелое слово — «обещаю», и все встало бы на свои места.

Ладно, она сама разберется. За последние месяцы Даша почти привыкла, что все может делать сама, одна. Читать. Мечтать. Бездельничать. Жить. Обманывать саму себя.

Странно, но получалось, что она ломала все только из-за этого. Из-за обмана. Дескать, не верю, и все тут, раз предал, солгал, ничего не сказав, доверия больше нет. И никогда не будет. Никогда не говори «никогда», кажется фильм такой был. А еще был другой, в котором неунывающий герой говорил: «Сейчас ровно никогда».

Что за дребедень у нее в голове…

Странно, странно-то как! Хлопнула дверью, скрываясь от лжи, а сама врет, не краснея, предает, не стесняясь, не задумываясь, лишь бы подольше не открывать ту самую дверь. Врет самой себе и предает саму себя, и «никогда» уже наступило.

Дашка села в кровати.

Надо было делать что-то. Например, одеться и попытаться улизнуть, чтобы не слушать в тишине биение собственного сердца — глупого, трусливого сердца. Нужно встать и начать действовать. Что она может? Это рядом с мужем она могла все. А он ушел, не дав обещания. А перед этим пылко обнимал ее. А еще раньше — предал. И все это в одном человеке, и не разберешь, не разложишь по полочкам, словно белье. Трусики налево, лифчики направо. Бред-то какой! Она ведь и белье никогда не раскладывала, где кинет, там и найдет. Нужно просто подняться с кровати и плюнуть, что ноги не держат, и придумать, как сбежать от охраны, и придумать, что делать дальше. Андрей всегда так поступал — поэтапно! — вот и она сделает все по пунктам, только нужно собраться с мыслями и эти пункты сочинить. Можно даже на листочке записать, чтобы легче ориентироваться в жизненном пространстве. Она позволила мужу уйти — несколько месяцев назад, и сейчас тоже, а сына у нее забрали — получается, нет никакого жизненного пространства, только вакуум. То-то дышать тяжело.

Она сорвалась с места, будто ужаленная. Ей очень захотелось дышать в полную силу.

Наверное, он еще не уехал, и у нее все получится. Она перелезет через забор, поймает машину и поедет следом за Андреем. Вот он удивится, когда она бросится им обоим навстречу — мужу и сыну, которого он непременно спасет. Потом он, конечно, рассердится — муж. Он, конечно, подпрыгнет от нетерпения — сын. И они обнимутся все втроем и будут молча водить хоровод, как будто вокруг новогодней елки.

Даша оказалась в коридоре голышом, волоча за собой простыню.

Как-то даже не пришло в голову, что передвигаться по городу в таком виде не очень удобно. Даже с практической точки зрения — простыня путалась под ногами, и ее приходилось то и дело закидывать на плечо. Увидав свое отражение в большом зеркале, Даша охнула и зачем-то присела. Загнанно огляделась, словно попала на чужую территорию, где полно посторонних глаз. На самом деле глаза были только одни, и уж никак не посторонние. У входной двери, в десятке метров от жены, стоял Андрей. Поза его напоминала древнего мыслителя. Выражение лица Дашка не рассмотрела.