Подозреваются в любви (СИ) - Комольцева Юлия. Страница 47

— Да бред! — отмахнулся Андрей.

Никита снова вздохнул:

— Бред не бред, а проверить надо.

— Не буду я на это время тратить!

— Ну и дурак! Очень даже полноценная версия. И мотив имеется, и подозреваемый, и возможность.

— Ну какая у деда возможность?

— Ты же говорил, он богатый дедуля.

Минут двадцать еще они попрепирались. Потом было решено сначала узнать данные старичка и уже, судя по ним, танцевать дальше. Закавыка была в том, что имя этого деда знала только Дашка, а у нее спрашивать было как-то неловко. Полноценная версия грозила остаться только версией, затормозив на первом же повороте.

— Дураки мы с тобой, Соловьев! — неожиданно воскликнул Андрей. — Что тут думать, родители-то Дашкины в курсе были! У них и надо узнавать. Только предлог сочинить какой-нибудь достоверный, и все.

Никита одобрительно кивнул. И Комолов с энтузиазмом продолжил:

— К примеру, я их с Дашкой засек недавно, а теперь хочу по-мужски с ним поговорить. Разобраться, так сказать. Нет, ерунда, — перебил он сам себя и досадливо потер переносицу. — Как бы я узнал, что этот мудак из Дашкиного города?

— Видел его у поезда, — подсказал Никита, — Дашка его провожала, ты за ними следил и увидел.

Андрей несколько секунд задумчиво раскачивал щетинистый подбородок.

— Побриться бы тебе, Комолов, — посоветовал Никита.

— Это мысль. Это хорошая мысль, — согласился Андрей, но не с идеей побриться. — Только я не представляю, как разговаривать с ее мамашей. И с другой стороны, как-то ненадежно все это. Увидел на вокзале и сразу родителям звоню.

— Другие варианты? — поинтересовался Соловьев.

Андрей пожал плечами и снова полез в карман за сигаретами.

— А ты знаешь, чем Дашкин отчим занимается? — спросил вдруг Никита.

— Компьютерами, а что?

— Тебе срочно понадобилась большая партия компьютеров. В Москве у тебя таких знакомых нет, и ты звонишь своему тестю по вполне понятным причинам. Интересуешься, как выйти на его начальника.

Андрей покрутил пачку в руках и запихнул обратно в карман. Задумчиво погрыз зажигалку. Никита хмыкнул досадливо и отнял ее у товарища.

— Хватит дурака валять. Думай.

— Так начальник давно мог смениться.

— Аккуратно поинтересуешься на сей счет. Слушай, а он тебя по голосу узнает?

— Кто? Начальник?

— О, боже мой! — пробормотал атеист Соловьев. — Да не начальник, а отчим твоей Дашки. Не узнает? Значит, так, звонить буду я. Ты только испортишь все, тебе сейчас даже зажигалку нельзя доверить. Диктуй номер.

— Что, прямо сейчас будешь звонить?

Андрей бросил красноречивый взгляд на часы.

— Буду, — упрямо сказал Кит. — Я, то есть ты, человек деловой, заработался, о времени забыл. Да твой тесть радоваться должен, что я позвонил, то есть что ты позвонил. Кто ему еще такую партию компьютеров закажет, а?

Комолов кивнул.

— Ну да, кто? Только ты вот что, спросишь про начальника, и если он у них недавно, узнай, кто был до этого. Мол, заботишься о репутации фирмы.

— Не учи ученого. — Никита скорчил забавную рожицу и потянулся за телефоном.

Андрей достал записную книжку.

Это не ее жизнь, нет, это происходит с кем-то другим. А она, Дашка, просто смотрит кино про это. Или просто спит. Это просто сон. Она наелась на ночь чизбургеров с картошкой, получила несварение желудка и теперь мучается кошмарами.

Во сне всегда кажется, что проснуться невозможно. Вот как сейчас.

Ощущалась только нереальность происходящего, и еще было страшно, что нельзя избавиться от нее. Накатывала тупая безысходная боль, а голова опустела — ни воспоминаний, ни раздумий, ничего. Действительность казалась злой шуткой воображения и не вызывала никаких эмоций, только ожидание пробуждения, желание проснуться и облегченно вздохнуть.

Не надо было ничего делать. Никуда не надо бежать, никого не надо искать. Нужно расслабиться и ждать, когда все это кончится. Ведь даже очень страшное кино и даже самые реальные сны когда-то кончаются.

Чем?

Она услышала в голове этот вопрос и удивилась. Так удивилась, что легонько всплеснула руками. Собственная мысль, единственное более-менее внятное слово, прозвучавшее будто само по себе, поразило Дашку до глубины души. Как если бы посреди пустыни появился бы вдруг ледокол. Как если бы на Северном полюсе возникло неожиданно ромашковое поле.

Очень странно, что вообще остались какие-то вопросы. Все решено, и надо только ждать. Бессмысленно спрашивать. Тем более вот так — в звенящей пустоте, без надежды на какой бы то ни было ответ.

Расслабиться и ждать, точка.

Ждать чего?

Пощечины, которая могла бы привести ее в чувство.

Степкиного оклика.

Сильного, веселого дождя, чей стук за окном заглушил бы монотонное биение сердца.

Ждать пробуждения, неважно каким оно будет. Пусть будет. Лишь бы не эта оцепенелость, не эта покорная готовность запихать собственный страх подальше, поглубже и безвольно смотреть на то, что происходит вокруг, и решить, что все это снится и кажется.

Какой-то посторонний звук едва коснулся ее сознания, и Дашка медленно перевела взгляд с пола на потолок, а потом — обратно. Появление звука не прояснилось. Вставать было лень, да и не за чем. Прислушиваться тоже не хотелось. Но звук все не прекращался и помимо Дашкиного желания, проникал в голову.

Будильник, что ли?

Будильник!

Она сейчас проснется и станет поднимать Степку в школу. Он, конечно, начнет вопить и брыкаться, а потом жалобно заскулит, выпрашивая «еще минуточку, ну, ладно, полминуточки!». А потом с видом великомученика поплетется в ванную, и сквозь шум воды оттуда донесется басовитое подвывание вперемешку с тонким фальцетом, выдаваемое за пение. Совсем недавно у Степки начал ломаться голос, и теперь он постоянно съезжал с цыплячьего попискивания на хриплый взрослый бас. Так щенята учатся лаять — неуверенно и одновременно с большим апломбом.

Будильник Степка не слышал или притворялся, что не слышит. Впрочем, как всегда.

Тогда Дашка встала и пошла на звук. И только в холле, наткнувшись на свое отражение в зеркале, она поняла, что сходит с ума.

Звонил телефон.

Лицо в зеркале казалось оплывшим — то ли от слез, то ли от валерьянки, которую Дашка запивала литрами воды.

Лицо в зеркале странно подергивалось, словно изнутри кто-то провел ток. Надо же, она и не почувствовала… Но зеркало врать не будет. Не хватало еще, чтобы и зеркало тоже…

А телефон все звонил, и хотя Дашка уже поняла, что это именно телефонная трель, трубку поднимать она не спешила. Гораздо интересней рассматривать свое отражение, которое не ударит, не скажет подлости при случае и не обманет ожиданий.

Морщин-то сколько! И какая-то пыль на волосах. Из-за этого дурацкого сна Дашка совсем себя запустила. Надо бы ванну принять, сходить в салон, в парикмахерскую, на массаж. И все будет здорово. А еще можно подтяжку сделать, завязать кожу узлом на затылке и сделать вид, что тебе восемнадцать. В восемнадцать, кажется, редко снятся кошмары.

Или она ошибается?

Все-таки нужно хотя бы причесаться. Телефонные звонки не прекращались, и от них в голове что-то ворочалось и толкалось, мешая сосредоточиться на расческе. Даже руки тряслись. И пыль с волос никак не хотела осыпаться. Да и не пыль это вовсе была. Седина, вот что. Полным-полно седых прядей. И как теперь жить? Разве живут с таким количеством седых волос? Надо посоветоваться с кем-то насчет этого, точно надо, иначе можно с ума сойти.

Она судорожно вцепилась в телефонную трубку.

Она знала, что боится, и знала, что сознательно погружается в свое безумие, только чтобы не столкнуться с очередной черной дырой. Лучше неизвестность. Однако будто кто-то пихнул Дашу в спину, подталкивая к телефону.

Вполне осязаемая надежда. Реальная, прочувствованная, запрятанная так далеко, что Дашка и не узнала ее сразу. Надежда подтолкнула ее к телефону и сомкнула ее пальцы на трубке, и сказала Дашкиным голосом «алле».