Прийти, увидеть, покорить (СИ) - Блесс Эйвери. Страница 10

К моему удивлению, одна из девушек тут же скинула с себя коротенькую маечку, в которую была облачена, и широкие брюки (которые оказались длинным куском ткани, странным образом замотанным на бедрах и ногах) и тут же спустилась ко мне в ванную. Я решила пока не возмущаться такому произволу. Не то чтобы я никогда не купалась с женщинами (купалась и не только купалась), но это обговаривалось заранее и было по обоюдному согласию. У меня же пока никто ничего не спрашивал.

Разрешите, госпожа?

Вот и спросили. Усмехнувшись, решила уточнить для начала, что именно от меня хотят и тут же получила ответ:

— Искупать вас. Откиньте немного голову назад, чтобы я могла помыть ваши волосы.

Оказывается, это очень приятно, когда тебя купает кто-то. Когда в тело втирают масла и делают массаж. При этом девушки все время спрашивали, не больно ли мне, ведь я такая маленькая и хрупкая. Последнее было очень непривычно. Раньше именно я было выше и крупнее большинства. Здесь же даже девочки-подростки оказались выше меня. От этого чувствовала я себя несколько непривычно и неуютно.

И вот вскоре я стою усталая и разомлевшая посередине своей комнаты, а на меня одевают свободное длинное, достающее мне до пяток платье из тонкой белой ткани с золотистой вышивкой по подолу. Нижнего белья к этому наряду не прилагалось. Рассматривая интересный наряд и радуясь, что это не полупрозрачное безобразие, которое видела на девушках в большой зале, я поинтересовалась:

— Э-э-э, что это?

— Пату-падавай. Извините, другой одежды вашего размера не нашли. Но вы не переживайте, господин Ракеш уже приказал швеям заняться вашими нарядами.

Ответ меня, мягко говоря, удивил. Поэтому решила уточнить:

— Это детская одежда?

Услышав вопрос, девушки отвели глаза в сторону, принявшись меня заверять, что ее носят не только дети, но и подростки. Получается, моя одежда непрозрачная только потому, что она детская. Замечательно. Хоть какая-то есть польза от того, что я здесь мелкая такая оказалась.

Дальше мне на руки, ноги и шею одели множество браслетов, бус и других украшений, посетовав что уши у меня не проколоты и они не могут меня украсить в соответствии с моим статусом. А еще они не знали, что делать с моими короткими волосами. Но все же умудрились их уложить, нацепив на голову также какие-то украшения. Я же, слушая их, поставила себе на заметку узнать, что у меня здесь за статус и кто такие наиры.

Мне очень хотелось бы взглянуть на конечный результат трудов двух приставленных ко мне девушек, но в связи с тем, что зеркала тут отсутствовали, возможности увидеть себя у меня не было. Не только у меня, конечно.

Зашедший за мной Ракеш пришел не с пустыми руками. Он принес накидку. Не ту, в которой я была ранее, но похожую. И зачем было меня наряжать, если этого все равно никто не увидит? На ноги мне одели мягкие тканевые тапочки и повели через весь дворец.

Торжественно-печальное лицо управляющего не располагало к разговорам. Да и, помнится, немногим ранее говорили, что сегодня будет вечер прощания с погибшими.

Дворцовый комплекс оказался довольно большим. Чтобы пересечь его, нам понадобилось больше двадцати минут. Выйдя из очередного прохода, я удивленно воззрилась на большое озеро, раскинувшееся буквально в десяти метрах от стен дворца. Здесь уже было много народа. Все мужчины были в белой одежде. Женщины же, как и я, в светло-серых накидках, закрывающих их с головы до пят. И только мама Камала стояла все в той же белой одежде, в которой я ее уже видела сегодня, без накидки. Она не сводила грустного взгляда с возвышения из дров, сложенного на берегу озера, сверху на котором лежало тело. Чье это тело, я сразу же догадалась.

Это было пусть и самое высокое, но не единственное возвышение из бревен с телом. Оглянувшись в обе стороны вдоль берега, я насчитала еще несколько десяток таких сооружений. Для чего они, я догадалась сразу. Люди будут прощаться со своими родными и в конце наверняка спалят тела. На Земле поступают так же. Вот только делаем это мы в печах, не тратя дорогостоящую древесину.

Меня провели вперед, оставив стоять немного позади Камала с матерью, его дяди и еще какой-то фигуры в накидке, рядом с которой стояло две маленькие девочки в платьях, похожих на мое. На детей накидки не одевали. Оставшись одна, я не знала, что мне делать. Поэтому просто стояла, стараясь особо не крутиться, чтобы не привлекать к себе ненужное внимание.

Через некоторое время послышались звуки барабанов. Скорее всего, это было сигналом для начала погребального ритуала, потому что как только они раздались, вперед вышло несколько абсолютно седых старцев с распущенными по плечам волосами и длинными белыми бородами. На них, кроме намотанной на бедра в виде брюк белой ткани, ничего не было. И вот эти старцы, напевая что-то и покачиваясь из стороны в сторону, начали обходить сооружения из бревен. Сделав несколько кругов, один из жрецов (именно так я их идентифицировала) подошел к Камалу, дав ему что-то, что он бросил в озеро. Теперь уже Камал ходил возле постамента, на котором лежало тело его отца. После того как мальчик сделал пять кругов, ему вручили горящий факел. Но к моему удивлению он не подошел к бревнам, а посмотрел на свою мать. В его взгляде читалось столько горя. Мне показалось, что он вот-вот расплачется, но парень держался. Его же мама, обернувшись к стоящей рядом с ней женской фигуре, обняла ее, а потом и двух девочек, подарив им браслеты, которые она тут же сняла с себя. Подойдя к своему сыну, женщина поцеловала его в лоб и, что-то шепнув на ухо, пошла к постаменту, на котором лежал ее муж. И вот она уже на него поднимается и садится в изголовье умершего, положив его голову себе на колени. Ее белый наряд, от лучей заходящего солнца, становится красным.

Оглянувшись по сторонам, я посмотрела на другие постаменты с телами. Больше ни на один из них не взошла ни одна женщина. Мой взгляд вернулся к матери Камала. Женщина явно не собиралась уходить оттуда. Она спокойно сидела, перебирая волосы своего погибшего мужа. И вот ее сын делает первые шаги к сооружению из бревен. Я вижу, как дрожит горящий факел в его руках. Мальчик не сводит взгляда со своих родителей. Неужели он собирается поджечь сооружение? Затаив дыхание я испугано следила за происходящим, не веря в то что вижу.

— Не вмешивайся?

Вздрогнув, я посмотрела на стоящего возле меня мужчину. По мере того как Камал шел вперед, я также сделала несколько шагов следом за ним, чтобы остановить мальчика и не допустить свершения убийства. Вижу же, что он не хочет этого делать. Его явно заставили. Но зачем?

— Его надо остановить.

— Нет! Это ее выбор. Лучше умереть в очищающем огне, чем стать божьей рабыней, — в голосе мужчины послышались печаль и горечь. Значит и ему ничего человеческое не чуждо, и он не такой уж гад, как мне показалось вначале.

— Кем, кем? — пока у дяди Камала нормальное настроение, я решила переспросить, что именно он имел в виду.

— Неважно. Не вмешивайся.

— Почему она должна это делать? — я все еще не могла понять, зачем молодой женщине сгорать заживо. Что может быть хуже этого?

— Далиты осквернили ее. И теперь никто не впустит Дарху в свой дом и семью, чтобы избавить от позора.

— А Камал? Он же ее сын?

— Он правитель. Поэтому в первую очередь должен следовать традициям. А по традициям, вдова, оскверненная мужчиной, должна стать божьей рабой в одном из храмов. Только так она сможет очистить свою душу.

— И все?

Пока мы разговаривали, Камал дошел до постамента и поджёг один его край. Нехотя огонь стал пожирать предложенные ему дары. При этом я видела, как мальчик, рукавом свой туники вытирая слезы, пошел ко второму углу.

— Нет. Если кто-то ее возьмет себе женой или рабыней, чтобы она служила новому дому, ее душа также может очиститься.

— Так почему же вы или кто-то другой ее не возьмет к себе чтобы спасти?

— Я близкий родственник ее покойного мужа. Мне нельзя. Ну а зачем она другим? Тем более опозоренная. За это можно вызвать гнев богов на свой дом.