Одна беременность на двоих (СИ) - Горышина Ольга. Страница 105

— Ну и силы у тебя! — выдохнула медсестра, с трудом справившись с завинченной мной крышкой.

Я вымученно улыбнулась вместо извинения, потому что сказать ничего не могла. Подскочившее к горлу сердце, забившееся при виде опускаемой в банку лакмусовой бумажки, как у преследуемого волком зайца, перекрыло мне дыхание. Я почувствовала, как вспотели подмышки и уши. Медсестра что-то говорила, но я не разбирала слов. Я лишь отлепила взгляд от ярко-желтой жидкости и уставилась на висящий на стене календарь, отсчитывая на нем месяцы, и на сентябре замерла: девятый месяц оказался действительно девятым.

— Тест ничего не показывает. Сколько дней твоей задержке?

Я даже не сразу поняла вопроса, будто медсестра обратилась ко мне на чужом языке, но я бы поняла и её испанский, если бы не моё дрожащее, словно желе, сознание. Я ответила, что почти неделя. Медсестра закивала головой и сказала, что неделя не показатель в моём возрасте, что задержка может быть вызвана стрессом или сменой климата, и заодно поинтересовалась, не ездила ли я на каникулах в горы. Всё сходилось, но слишком уж мне было плохо, чтобы слова медсестры ложились бальзамом, слишком хорошо я знала первые признаки, чтобы верить в простую задержку, но я кивнула медсестре и пошла обратно в регистратуру, чтобы узнать, когда смогу увидеть врача. По детской наивности я думала, что меня пригласят сейчас же, раз мне так плохо, но медсестра покачала головой и сказала, что у меня нет никаких показаний для визита. Как нет?

Я думала, что не выдавлю из себя и слова, но напротив те лились из меня бурным потоком, хотя я не понимала, отчего рассказываю всё в регистратуре, ведь медсестра уже подошла и сказала, что мой тест ничего не показал. Женщина улыбалась и кивала своей аккуратной головой с заколотыми перламутровым полумесяцем волнистыми волосами. Я смотрела, как колышутся у её щеки крутые завитки и продолжала убеждать её, что мне нужна встреча с доктором. Голос мой доносился до меня издалека, словно колонка стояла у меня за спиной и фонила. Голос был низкий, резкий и обрывистый, словно я тараторила выученный стих, чтобы не позабыть последнюю строчку. Вернее это была не я, а кто-то другой, кому принадлежал этот странный голос, выдающий такие глупые слова. Мне хотелось отыскать розетку и выдернуть штекер, чтобы огонёк колонки погас и наступила тишина, в которой можно было стряхнуть с головы всю ту чушь, что я выдала за последнюю минуту.

Однако розетка не находилась, а голова с волнистыми волосами продолжала понимающе кивать и повторять, что визит к доктору мне положен только через две недели, а пока мне просто надо ждать. Блестящие розовой помадой губы складывались в сочувственную улыбку беззаботно, абсолютно профессионально. И собственные губы начинали растягиваться в ответной убийственной улыбке, а образ чудо -женщины принялся растворяться за пеленой дрожащих слезинок, повисших на моих ресницах.

— Успокойся, — на моё плечо легла рука медсестры, которая опять появилась в зале ожидания, хотя удалилась к врачебным кабинетам. — Подожди ещё неделю, и если месячные не вернутся, сделай тест. У нас нет показаний, чтобы делать ультразвук, страховка никогда не оплатит твой счёт, понимаешь? Если беременность подтвердится, мы всё сделаем очень быстро. Сейчас успокойся. Ничего страшного не происходит. Извини…

Она ушла, а я принялась судорожно втягивать носом сопли, потом вытерла глаза и уселась в самый угол, уткнувшись носом в журнал о садоводстве, который я с трудом откопала под кипой журналов для беременных и родителей. Я смотрела на горшки, и в голове моей рождались образы, написанные теперь не цветными карандашами, а акварельными — ими можно нарисовать быстрее, и я сумею доказать им всем, что мои идеи тоже стоят немало. И тогда я пошлю этот календарь матери Аманды, ведь не только Аманда может дарить моему отцу картины!

— Ну что, записалась?

Я чуть не подлетела на стуле, так неожиданно Аманда выросла передо мной. Не в силах разлепить губ, боясь не сдержать слезы, я лишь мотнула головой.

— Как не записалась?

— Через две недели, — еле выдохнула я.

— Так это ещё быстро, народ месяцами ждёт визита к хорошему врачу. Куда тебе торопиться-то? Жила вон два года, а из-за двух недель ревёшь.

— У меня просто болит…

— Прими таблетку. Попросить для тебя?

— Нет! — почти выкрикнула я, испугавшись, что кто-то из медперсонала что-то скажет Аманде.

Я чуть ли не вылетела в коридор и понеслась к лифту, забыв что Аманда ходит медленно. Но вот я обернулась, а та уже была рядом. Она попыталась поймать мою руку, но я спрятала обе руки за спиной. Аманда пожала плечами.

— Думала заехать в магазин за перьями, но ты такая несчастная.

Быстро подошёл лифт, и уже в нём, она добавила:

— Но за продуктами съездим? У нас дома ничего нет, вернее я вдруг захотела сладкого картофеля, жареного с луком…

Возражать было глупо, но на удивление Аманда умудрилась набрать телегу с продуктами за десять минут, и кроме сеточки с картофелем там оказалось ещё много чего, начиная со спаржи… Я не особо представляла, что нам со всем этим делать, ведь, по-хорошему, стоило закупиться полуфабрикатами, ведь мы будем не в состоянии во время интенсива что-то делать, кроме домашней работы. Только возражать я вновь не стала. Боль внизу живота, сменившая тошноту, дала мне какую-то выдержку к причудам Аманды, а вот на кассе мои нервы начали сдавать. Перед нами была только женщина с трёхлетним ребёнком, и я была уверена, что через две минуты мы покинем магазин. Не тут-то было!

Я смотрела на кассира и начинала закипать. Мне казалось, что прошла вечность с того момента, как он начал обслуживать эту даму. Я могла бы снести то, что кассир снизошёл до общения с ребёнком, позволив тому самому вынимать из тележки продукты, но потом… Я вцепилась в полку с сухофруктами, чтобы не упасть, готовая проклясть его за то, что он решил каким-то магическим образом уместить все продукты в четыре хозяйственные сумки покупательницы, складывая их туда и тут же вынимая, сообразив, что надо иначе распределить содержимое сумок. Аманда же стояла совершенно спокойная, умильно глядя на малыша, крутящего в ручонках полученные от кассира большие круглые наклейки с эмблемой магазина. Наконец свершилось чудо, и кассир принялся сканировать наши продукты.

— Ты не смотри, что у меня руки трясутся, — сказал он вдруг, хотя я даже не смотрела на его руки, я просто смотрела перед собой, ощущая звон в ушах. — Просто сегодня было много кофе и мало еды.

Я попыталась прикинуть возраст парня и сколько у меня в запасе лет, чтобы вот так же не свихнуться. Он улыбался, а я тихо скрежетала зубами. Аманда, лишившись объекта умиления в виде малыша, принялась и ему мило улыбаться, а кассир поинтересовался, кто у неё будет, и Аманда с улыбкой сказала, что мальчик. Действительно с улыбкой, или она просто отчего-то светилась сегодня, начиная с самого утра?

— Мальчик… — протянул кассир. — А нас у мамы шестеро…

Я схватила тележку с полными сумками и толкнула к выходу, боясь, что кассир примется рассказывать о своих братьях и стойкой маме. Аманда же пожелала ему доброго вечера и присоединилась ко мне.

— А всё-таки мне нравятся кассиры в этом магазине. Они какие-то все доброжелательные от сердца, без вежливого, «всё ли нам удалось отыскать на прилавках».

Я не стала возражать. Аманда нацепила зачем-то на нос розовые очки и не желала их снимать. Пусть ходит в них: быть может, это прелести третьего триместра беременности.

— Знаешь, я не дождусь завтра, — сказала она, выезжая со стоянки.

— А что завтра? — я действительно не помнила. — Я не могу идти на аква-йогу, — тут же добавила я, вспомнив про свой спектакль.

— Завтра — первое занятие на курсах по подготовке к родам. Как ты могла забыть?

Я ничего не ответила. Не могла же я сказать ей, что эти две недели для меня ничего не будет существовать.

Глава сорок шестая "Запах бананового хлеба"