Одна беременность на двоих (СИ) - Горышина Ольга. Страница 62

Я вновь потянула носом запах корицы. Это был настоящий материнский запах. В нашем доме так больше не пахло, даже тогда, когда мы с отцом разогревали в духовке замороженные булочки с корицей. Я взяла в руки один из стеклянных шариков, которые рядком стояли на полке. По ободку зеркала белой зубной пастой при помощи зубной щётки Аманда час назад нарисованы морозные узоры, чтобы хоть немного посидеть к матери спиной, чтобы та не пялилась на выпирающий живот.

Аманда постаралась одеться по-старому, будто и не было никакого живота. Она натянула свою обычную жёлто-зелёную футболку с вышитыми разноцветным мулине растительными индийским орнаментами и поверх неё, чтобы прикрыть живот, над которым ткань, конечно же, собралась гармошкой, надела короткую однотонную серую тунику-сарафанчик, скрывавший резинку вельветовых штанов с заниженной талией. Со спины Аманда совсем не выглядела беременной, только мы-то, я и её мать, знали, что через три месяца на свет появится маленький мальчик.

Как же дурманит голову приторно-горький запах корицы! Я даже ощущала похрустывание сахара на зубах, но вода в чайнике давно остыла, а мать с дочкой как ушли в спальню, так всё и не возвращались. Я встряхнула шарик, и спрятавшийся в нём сказочный город начисто исчез в снежном вихре, а потом начал постепенно вновь проявиться в оседающих на дно блёстках-снежинках. Хорошо, что мы всё же сообщили миссис ОʼКоннер, что приедем к обеду, иначе не было бы этих замечательных плюшек, пусть и скрученных на скорую руку из готового слоёного теста.

Аманда вызвалась вести машину, сославшись на то, что моим черепашьим ходом мы и к ужину не доберёмся. Желание беременной — закон, да я и не жаждала вести машину в снегу. Цепи с колес Стив снял ещё по приезду, когда отгонял нашу машину, чтобы Пол мог вывести свою из гаража. Дорога в городе была скользкой, а знакомства с гололёдом мне хватило и на джипе Стива. Всё-таки Аманде водить в снегу привычнее — из её Рино добраться в зиму намного быстрее, чем из моего Салинаса, и она явно делала это самостоятельно не один раз. Тем более начал идти мелкий снег, а Аманда не позволила бы мне включить щётки на полную мощность.

Мы настроились на радиостанцию с рождественскими песенками, чтобы улучшить настроение и чтобы не создавать атмосферу вынужденного разговора. Я всё ждала, что Аманда расскажет про отца ребёнка, ведь вчера ночью я была уверена, что она устала держать свою боль внутри, но Аманда решила молчать и подпевать песенкам. А я смотрела в окно, мысленно прощаясь со снежными равнинами. Почему-то, когда я сидела на пассажирском сиденье и безучастно глядела на то, как сливаются в одну панорамную картинку ничего не значащие пейзажи, мне казалось, что я вновь маленькая девочка, которую родители опять тащат в какую-то даль, чтобы покорить очередные горные тропы. Сейчас же надо было покорить Эверест — объяснить матери Аманды, каким образом та весной станет бабушкой.

— Ты уже решила, что скажешь про… про свою беременность?

Аманда не отвела взгляда от дороги, но поправила лямку ремня безопасности под животом. Прошло больше минуты, и я уже подумала, что мой вопрос проигнорирован.

— Оставь это мне. Я знаю, что мать станет расспрашивать тебя, но ты молчи.

— Да что мне говорить, если я ничего всё равно не знаю.

— Ты знаешь кое-что, что моей матери знать совсем не нужно.

— Ты бы хотя бы позвонила ей, а то вваливаться вот так, без предупреждения, даже к собственной матери немного не вежливо.

— Хочешь — звони. Я за рулём, мне штрафы не нужны.

— Так остановись вообще… Сколько там штраф-то, двадцатка? Да и шерифов тут в лесу днём с огнём не сыщешь.

— Сто восемьдесят, не хочешь? Со всеми судебными выплатами. Стива в Сакраменто поймали недавно, да и меня почти что тоже пару месяцев назад. Стою на светофоре на выезде с трассы, решила музыку сменить на Айфоне. Выбираю альбом и чувствую, как моё правое ухо гореть начинает. Поднимаю глаза, а на соседней полосе стоит полицейская машина, и шериф уже шею сломал, пытаясь увидеть, что у меня в руках. Слава Богу, у меня телефон на кресле лежал почти у самой дверцы. Я улыбнулась шерифу и вцепилась в руль. Я потом глаза скосила, следя в зеркало, поедет он за мной или нет. Сердце, думала, выскочит. Меня за пять лет ещё ни разу не останавливали.

— Счастливая, значит. Гоняешь, как чокнутая, и хоть бы хны… А меня просто так поймали. Я всё пыталась её уломать отпустить меня, но разве бабу разжалобишь — мы же ненавидим друг друга. Она ещё в довершение всего афроамериканка была.

— Говори — чёрная, к чёрту политкорректность.

— Не, я к ним нормально отношусь. У меня училка по английскому классная была. Потом… Ну их культура даже интересна. Та же Кванза. Жаль, что мы в этом году не сходили послушать их барабаны.

— Сдались тебе эти барабаны! Один раз послушать достаточно. Я тоже к ним нормально отношусь. Я вообще ко всем нормально отношусь. Только дружить я с ними не собираюсь, у меня химии с ними нет и не будет. Они другие, и всё тут, но это, конечно, не повод загонять их вновь в конец автобусов. А праздник их глупый… Ну, может, в шестидесятые, когда чёрные боролись за свои права, его введение и имело смысл, чтобы доказать, что вместе они сила и могут победить предвзятость белых, а сейчас… Даже они сами забыли, что это праздник урожая и, думаю, считают его африканским Рождеством. Наверное, как и еврейские дети здесь свою Хануку. Я вот помню, как меня маленькой мать привела в библиотеку, а там тётка-клоун рождественские гимны пела под бой барабанов и учила детей, как латкес печь… Жаль ещё индусские огоньки для полного салата не зажгли… В Калифорнии, наверное, зажигают.

— А я не согласна с тобой, — перебила я и выдержала паузу, если вдруг Аманда начнёт возмущаться по-привычке, но она молчала и делала вид, что ей интересно моё продолжение. — Знаешь, я беседовала с одной еврейской мамой, так она сказала, что объясняет ребёнку, что здесь многие верят в Иисуса, поэтому у них есть ёлка, и они дарят друг другу подарки. А у нас есть минора, и мы тоже дарим друг другу подарки…

— То есть детям важны материальные ценности? А? Согласна? Остальное — это уже фетишизм взрослых.

— Неужели ты не чувствуешь духа Рождества? — искренне удивилась я. — Я целый год жду его…

— Для чего? — перебила теперь Аманда. — Чтобы ёлку срубить? Чтобы подарки подарить и получить? Для чего? Это ведь у нас в Штатах давно не религиозный праздник, а повод по дешёвке что-нибудь купить на распродажах, содрать с сердобольных пожертвования на полицейских собачек да смотаться куда-нибудь на каникулы втридорога, потому что других каникул ни у кого нет. Хотя мать моя потащится в церковь. Хорошо ещё, что к баптистам, хоть песенки весёлые можно послушать.

— Знаешь, а я католичка, как и все ирландские предки.

— А когда ты последний раз была на мессе?

— В садике. Я в католический садик ходила. Мне так нравилось, когда нам Библейские сказки читали…

— О чёрт! — Аманда нажала на тормоз, и я даже подалась вперёд, почувствовав, как больно врезался в грудь ремень безопасности. — Какого хрена они дорогу этой дрянью посыпали!

Непонятно, откуда на трассе оказалось столько народа — по идее все должны были ехать в противоположном направлении на горнолыжные курорты. Зачем возвращаться в город с утра? Но затор имелся, дорога обледенела, и машины ползли медленной вереницей. Можно было бы порадоваться, ведь скоро исчезнут высоченные ёлки в белых тёплых шапках. Дорожное полотно совсем не было снежным. Из-под колес впереди идущих машин на лобовое стекло летел смешанный с солью песок. Смахнуть щётками это достижение цивилизации было невозможно: щётки скрипели, но толку от них было мало, потому что это «нечто» всё летело и летело из-под чужих колес. Все машины в миг стали черепахами, и даже Аманда не думала идти на обгон.

— Аманда, ты хоть что-то видишь?

Зачем я спросила. Даже через музыку я услышала скрежет её зубов.

— Дай мне перчатку, — вдруг попросила она.