Одна беременность на двоих (СИ) - Горышина Ольга. Страница 64

— Томпсон его фамилия, — указала Аманда на надпись. — А как зовут-то…

— Ну, Джон, наверное, — усмехнулась я. — Раз тут написано, что он истинный герой Запада, то другого имени и не должно быть.

Я смеялась, но Аманда смотрела на памятник очень серьёзно и явно рылась в памяти.

— А ты права, — вдруг радостно выкрикнула она. — Точно! Джон его зовут. Только жители его «лыжником» звали.

Я смотрела на памятник и жалела, что этого Джона изобразили в осенней одежде, да и заплечная сумка как-то не тянула на стопудовую. Лишь развевающиеся полы куртки указывали на движение, и знаменитый посох способствовал балансу, к которому взывал постамент в виде выкорчеванного дерева. Или это моё больное воображение дорисовало картину, но я бы мужика, который через горы шагал в занесённый снегом город, только в сугробе бы и изображала… Все эти мысли я озвучила Аманде, но та в дискуссию вступать не захотела. Она просто ходила вокруг памятника и изучала его как в первый раз.

— Слушай, обычно, когда смотришь на что-то второй раз, видишь изъяны, а у меня опять то же детское восхищение… Ну красиво ведь, особенно на фоне этого дерьма… Это я про поселение мормонов, — отвлёк меня от создания собственной эстетической концепции голос Аманды.

Прямо за памятником темнел занесенный снегом комплекс из бревенчатых приземистых домиков, между которыми были раскиданы столики для пикника.

— Город военные основали, потому что им нужен был перевалочный пункт для провизии, а поселились здесь мормоны. Поэтому город долго называли просто мормоновской деревней. Терпеть не могу мормонов!

— А чего так? — спросила я, хотя мои представления о вероисповедании и образе жизни мормонов были очень скудными. Они облюбовали Юту и до Калифорнии так и не дошли, хотя у меня учительница по рисованию в школе была мормонка, и у её дочери было трое детей, и все от трёх разных отцов, и ни один из них о детях не заботился. Правда, может, это не имело отношения к мормонам…

— Да потому что я против полигамии. Её придумали мужчины для удовлетворения своей похоти, — сказал Аманда с ненавистью смотря на ни в чём неповинные домики.

— Так там и женщинам разрешается много мужей иметь, — робко вставила я.

— Ну разрешается, только какой мужик это допустит? И потом какого сорокалетней бабе делить своего благоверного с пятнадцатилетней?

— A что тебя история-то волнует? Это, кажется, было в девятнадцатом веке, а сейчас они наоборот за семьи, за верность, здоровый образ жизни без алкоголя и наркотиков. Что плохого-то?

— Да все у них есть, только они не афишируют, и полигамия есть, только не официальная… И алкоголь и секс до брака и… И шизофрения у них на почве обращения себе не подобных. У них в Солт-Лэйк-Сити есть классная библейская экспозиция, действительно качественная. Ну так вот, ты якобы приходишь в музей за эстетическим наслаждением, а к тебе так девушки ненароком подваливают с вопросом: а что вы знаете про Иисуса? Ну типа, чтобы сейчас тебе мозги промывать начать и обращать в свою веру. Так я одной ответила, что я знаю лишь то, что его отец таких, как они, водой затопил. Она не нашлась что ответить — они же как зомбированные, заучили текст и выдают в темпе рекламы, потому с извинениями удалилась. Правда, тут же кого-то другого заловили.

— Я бы тоже не нашла, что ответить, если честно, ведь Бог как бы…

— Ой, не начинай Кейти мне католических проповедей здесь… ладно? Вся деревня, — она махнула рукой на бревенчатые строения, — к чёртовой матери сгорела от гнева божьего, наверное, а все эти дома — реплики… Но какого черта они не просто всё восстановили, но ещё и пикники тут устраивают, я бы жрать здесь не могла.

— Аманда, ну у мормонов есть и много положительного.

— Ничего у них нет положительного! Ничего! Единственное положительное — это то, что жена там какого-то их предводителя стала первой женщиной, ступившей на территорию Невады. Луиза её, кажется, звали. А больше ничего хорошего. Все они — уроды! И дети их уроды!

Аманда перешла на крик. Я стала судорожно оглядываться по сторонам с надеждой, что никого рядом нет. Хотя, похоже, что и наличие толпы не остановило бы сейчас Аманду. Глаза её заблестели и нижняя губа затряслась. Расстёгнутая куртка оставляла открытым живот, который сейчас вздымался так же, как и грудь — слишком быстро, и вдруг я поняла… Чёрт тебя дери, Аманда! Ну почему не рассказать, когда тебе так плохо! Только лишь я шагнула вперёд и даже не успела развести руки, Аманда уже уткнулась мне в плечо. Я не решилась гладить её по спине, просто стиснула в объятьях, выгнув назад спину, чтобы не придавливать её живот. Так сильно, как всегда обнимал меня отец, когда я падала с велосипеда, и ощущение чьей-то превосходящей твою силы всегда успокаивало меня быстрее любых слов.

— У вас всё хорошо?

От мужского голоса Аманда дёрнулась и вырвалась из моих объятий. Как она смогла так быстро высвободиться, когда, казалось, я намертво сцепила свои руки за её спиной? Я обернулась и не сразу поняла, кто с нами говорил: мужчина средних лет или же молодой индеец. Впрочем, какая разница, потому что теперь вместо того, чтобы выплакать свою боль, а, может, наконец-то и выговорить, Аманда вновь втянет в себя слёзы и наденет маску спокойствия. Умеют же люди со своей заботливостью влезать в самый неподходящий момент!

— Всё оʼкей, — ответили мы обе, казалось, в унисон и отошли от памятника, чтобы мужчины не вздумали лезть с расспросами.

— Терпеть не могу местных индейцев, — шёпотом сказала Аманда, не сводя глаз с парня, вернее с его спины, на которой висела плетёная люлька и, скорее всего, с ребёнком внутри.

Вместо того, чтобы спросить, чем ей индейцы-то не угодили, я выдала то, что намного больше интересовало меня в тот момент.

— Я такую люльку в музее видела и была уверена, что они ими уже не пользуются. К тому же, мне казалось, что у них только женщины таскают детей…

— Пользуются, всем они пользуются. Ещё за тысячу четыреста баксов готовы тебе такую же продать, я в резервации их видела. Как не спаивали мы их, так и не споили до конца. Всё равно они остались верны своим истокам без всяких там манифестаций. Но они нас ненавидят.

Аманда продолжала шептать, хотя молодой отец и не смотрел в нашу сторону, а что-то вдохновенно рассказывал белому мужчине, стоя перед памятником. А за что им нас ненавидеть-то? Вон в Неваде да и у нас в Калифорнии им разрешено на своей территории казино строить и не платить налоги с дохода — неужели на жизнь резервации не хватает?

— Когда Стиву машину купили в шестнадцать — первому у нас из класса, — продолжала Аманда, начав двигаться к нашей «тойоте», — мы решили с ним прокатиться и не куда бы там, а на Пирамидное озеро в резервацию. Озеро — фигня, там просто скалы в середине в виде пирамид растут, просто он не имел права ещё с пассажирами ездить, а там дорогая пустая, куда шерифы не суются. Делать там только нечего. Единственное, индейцы сдают лодки моторные, чтобы по озеру покататься. Ну мы взяли лодку, а в ней короткое весло лежит — такое, что они в своих каноэ пользуют. Стив хотел его вынуть, но старый индеец сказал, пусть валяется, вдруг пригодится… Лодка была старая, но мотор как-то завёлся. Только на середине озера у пирамидок мы решили его заглушить и поснимать чудо природы. А потом мотор мы завести не смогли. Я такого набора немецких, итальянских и английских ругательств не слышала. Стив полчаса дёргал за верёвку, а эти уроды втроём сидели на берегу и наблюдали за нами. Ну что, ещё час Стив грёб этим веслом. А на берегу они с ехидной улыбочкой спросили: «Ну как покатались? Понравилось?» Свиньи, слов нет… И дома ещё влетело, потому что Стив меня с собой взял, а я на сестру его совсем не тяну, слава Богу, если бы шериф остановил, и потом добрались мы только к вечеру, а ему ещё нельзя было водить в темноте. Вот так мы все друг друга любим.

Аманда села в машину и пристегнула ремень безопасности.

— Может, матери всё же позвонишь?

— Ты уже послала сообщение. Достаточно.