Брак по расчету - Хейер Джорджетт. Страница 45
Парикмахер, тщетно пытаясь поднять настроение своей клиентки, был полон энтузиазма и предлагал ей всевозможные прически, которые привели бы в восторг любого, кто их увидел.
Но мысли Горации были заняты другими проблемами.
Месье Фредина огорчило ее равнодушие, но он лишь удвоил свои усилия. – Миледи, несомненно, желает что-нибудь новенькое. «Ежик» не подойдет, но миледи будет выглядеть великолепно в «Бешеной Собаке». Модель самую изысканную, «Спортсмен в Кустах», я не стану предлагать, ибо она для дам, уже переживших первую молодость. Но «Королевская Птица» всеми любима. Или, если у миледи печальное настроение, ей больше всего подойдет «Хлеб в Молоке».
– Делайте что хотите! – нетерпеливо воскликнула Горация. – Я оп-паздываю!
Месье Фредин был огорчен, но давно привык к капризам дам. Его ловкие пальцы принялись за дело, и вскоре голова Горации была увенчана уложенными пышной горой кудрями. Потом она села за туалетный столик и взяла баночку с румянами. Рул не должен видеть ее такой бледной.
Вдруг кто-то тихо постучал в дверь. Она вздрогнула и испуганно оглянулась. В комнату вошел эрл.
– О! – слабо сказала Горация, но сразу вспомнила, что должна изобразить удивление, и удивленно спросила: – Боже, м-милорд, вы ли это?
Эрл сменил свой дорожный костюм на домашний наряд из коричневого бархата. Он подошел к Горации и наклонился, чтобы поцеловать ей руку.
– Это всего лишь я, дорогая. Может быть, я помешал?
– Нет, к-конечно нет, – смущенно ответила Горация. Она почувствовала, как сильно забилось сердце. Если бы не служанка и если бы она не теряла брошь! Но служанка, надоедливое создание, находилась здесь, а брошь была у Летбриджа, и поэтому она не могла броситься в объятия Рула и разрыдаться у него на груди. Горация заставила себя улыбнуться.
– Нет к-конечно, – повторила она. – Я бесконечно рада видеть вас. Но почему вы так рано вернулись, сэр?
– Из-за тебя, Горри! – ответил он с улыбкой. Она вспыхнула и открыла коробочку с мушками. Мысли перепутались в ее голове. Он, должно быть, порвал с Мейси. Он, похоже, начинал любить ее. Если бы он узнал о Летбридже и о броши, все было бы испорчено. Она была самой лживой женой на свете.
– Позволь мне показать тебе мое мастерство, – сказал его светлость, забирая из ее рук коробочку.
Он выбрал крошечную круглую мушку из черной тафты и нежно повернул к себе голову Горации.
– Какой ее сделать? – сказал он. – Загадочной? Не думаю. Галантной? Нет, не это. Пусть будет так! – Он прилепил ее возле уголка ее рта. – Поцелуйная, Горри! – Он быстро наклонился и поцеловал ее в губы.
Ее рука поднялась, коснулась его щеки и снова опустилась. Лживая, отвратительная жена – вот кто она такая! Она попыталась рассмеяться.
– М-милорд, мы не одни! И мне надо одеваться, я обещала Луизе и сэру Хамфри пойти на п-пьесу в «Друри-Лейн». Он выпрямился.
– Мне послать Луизе записку или пойти с тобой на пьесу? – спросил он.
– О, я не хочу разочаровывать ее, сэр! – поспешно сказала Горация.
Она боялась остаться с ним наедине. Она могла проговориться, и тогда если бы он ей поверил, то посчитал бы ее. самой глупой женой, без конца попадающей в переделки.
– Тогда мы пойдем вместе, – сказал его светлость. – Я жду тебя внизу, любовь моя.
Через двадцать минут они сидели друг против друга за обеденным столом.
– Полагаю, пока меня не было, тебя здесь хорошо развлекали, моя дорогая?
Хорошо развлекали? О Боже!
– О да, сэр, д-довольно хорошо, – вежливо сказала Горация. – Только туфельки промокли и испортились.
– Испортились от дождя? – с нажимом спросил эрл. Вилка Горации звякнула о тарелку. Вот что вышло из их беседы! Она так и знала, что проговорится!
– О да! – едва слышно ответила она. – Я з-забыла сказать! Во время б-бала пошел дождь. Жаль, правда? Я промочила ноги…
– Безусловно, жаль, – согласился Рул. – А что ты делала вчера?
– Вчера? – сказала Горация. – О, я ничего вчера не делала. В глазах Рула затаился смех.
– Моя дорогая Горри, ты сегодня на редкость многословна, – сказал он.
– Я не очень хорошо себя чувствовала, поэтому вчера я осталась дома.
– Тогда, полагаю, ты еще не видела Эдварда, – невинным тоном произнес эрл.
Горация поперхнулась вином.
– Боже мой, ну конечно! К-как же я могла это забыть? В-вообрази, Рул, Эдвард в городе! – Она знала, что все глубже вязнет в трясине лжи, и попыталась исправить положение. – Н-но ты как узнал, что он здесь? – спросила она.
Эрл подождал, пока дворецкий заберет его тарелку.
– Я видел его, – ответил он.
– Правда? Г-где?
– На Хаунслоу-Хит, – ответил эрл, отставляя свой бокал. – Да, на Хаунслоу – Хит, Горри. Неожиданная встреча.
– А что он т-там делал?
– Задерживал меня, – спокойно ответил эрл.
– Правда? – Горация нечаянно проглотила вишневую косточку и закашлялась. – Как это странно!
– Очень неосторожно с его стороны, – сказал Эрл.
– Да, оч-чень. М-может быть, он делал это на п-пари, – предположила Горация, вспомнив слова сэра Роланда.
– Скорее всего. – Эрл в упор посмотрел на нее. – Пелхэм и его друг Поммрой тоже были в этой команде. Боюсь, не я та жертва, которую они поджидали.
– Н-не ты? Нет, к-конечно не ты! То есть я хотела сказать… М-может, нам п-пора собираться, сэр? Рул встал.
– Конечно, моя дорогая. – Он взял ее шаль и накинул ей на плечи. – Ты позволишь мне дать тебе один совет? – нежно спросил он.
Она испуганно посмотрела на него.
– Д-да, конечно, сэр! Какой же?
– Не следует надевать рубины к этому платью, дорогая. Сюда больше подойдет гарнитур из жемчуга.
Наступила жуткая тишина. У Горации пересохло горло и сильно забилось сердце.
– Уж-же слишком п-поздно менять их! – с трудом вымолвила она.
– Хорошо, – сказал Рул и открыл дверь, пропуская ее вперед.
Всю дорогу в «Друри-Лейн» Горация, как могла, поддерживала беседу.
Позднее она не могла вспомнить, о чем именно она говорила, но говорила до тех пор, пока экипаж не подъехал к театру.
По дороге домой, конечно, нашлись темы для разговоров. Они говорили о пьесе, об актерах и о новом наряде леди Луизы, и все это не оставляло времени для более опасных тем. Сославшись на усталость, Горация рано отправилась спать и долго лежала, размышляя о том, что натворил Пелхэм и что ей делать, если Пелхэм потерпел неудачу.
Утром она выглядела осунувшейся и подавленной. Ей принесли на подносе шоколад, рядом лежали письма. Она стала перебирать их в надежде увидеть размашистый почерк виконта. Но от него письма не было, только пачка приглашений и счета.
Поставив чашку, она принялась вскрывать письма.
Да, все одно и то же: раут, карты, танцы, снова раут и снова карты. Нет, больше она к ним не прикоснется. Пикник в Бокс-хилле. И опять пойдет дождь. Концерт в Рейнлее. Никто и никогда не заставит ее поехать туда снова!
Боже мой, истратить триста семьдесят пять гиней на манто? А это что? Пять плюмажей по пятьдесят гиней за штуку!
Она сорвала печать с очередного конверта и развернула лист бумаги с золотой каймой.
Слова, написанные от руки четким каллиграфическим почерком, буквально поразили ее.
«Если госпожа, потерявшая брошь в форме кольца из жемчуга с бриллиантами на Хаф-Мун-стрит в ночь бала в Ричмонд-Хаус, прибудет к греческому храму, расположенному в конце аллеи Лонг-Уок в саду Воксхолл-Гарденс, в полночь двадцать восьмого сентября, брошь будет возвращена ей лицом, в чьих руках она теперь находится».
Подписи не было, почерк, очевидно, был изменен. С минуту Горация недоверчиво разглядывала письмо, затем со стоном откинула одеяло.
– Быстро! М-мне необходимо немедленно ехать! – приказала она. – Приготовь мне п-платье для прогулок, шляпу и л-перчатки! И сбегай вниз, скажи к-кому – нибудь, чтобы приготовили л-ландо! Нет, не л-ландо! Мой д-дорожный экипаж! И убери все эти п-письма, и, п-пожалуйста, п-поторопись!
На этот раз она быстро завершила свой туалет и через полчаса уже сбегала вниз по ступеням с зонтиком от солнца под мышкой. Рула нигде не было видно, и, бросив взгляд в сторону библиотеки, она быстро промчалась мимо и оказалась на улице прежде, чем кто-либо успел заметить ее исчезновение.