Гарь (СИ) - Янева Вета. Страница 6

Поскольку стихия пугала Овечку больше, чем баши (ураган ножом не пырнёшь), то она всё же начала собираться.

Пригладила чёрные кудрявые волосы, пониже натянула шапку и, взмахнув на прощание рукой, вышла за дверь. Колокольчик звякнул, провожая её в путь.

Она оказалась на пустых улицах. Небо уже потемнело, оставив узкую апельсиновую полосу на горизонте. Лишь фонарщик карабкался по лестнице, зажигая последнюю лампу.

— Шла бы ты домой, девочка! — крикнул он с высоты.

— Да иду я, иду!

— Точно? Потому что в той стороне домов-то нет.

— Меня дядя встретит, я на ферме живу!

Фонарщик нахмурился, чуя её вранье (она бы хотела признаться, что никто её не встретит, но это могло помешать, так что честности пришлось посторониться), и Овечка быстро пошла в сторону леса, избегая дальнейших расспросов.

Ветер немилосердно кусал за щеки, снега было ещё немного, и он оживлял мрачный пейзаж, но вместе с тем ещё и бил по глазам. Ветки над головой скрипели и выли, цепляясь своими тонкими скрюченными пальцами друг за друга, а стволы деревьев скрипели так, словно вот-вот готовы были сломаться.

Хоть снег и делал всё светлей, Овечка пожалела об отсутствии фонаря. В каждой новой песне бури слышался вой волков. А может, это те самые псы Жатвы?

Посёлок уже скрылся за деревьями, лишь тусклые отблески окон сочувственно смотрели вслед девочке и будто отговаривали её идти одной в лес.

Овечка хмуро посмотрела на них. Мысль: “а не переждать ли в магазине?” мелькнула у неё в голове, но тут же вылетела. Дома её ждали дядя, тётя и любимый братец Анжей, нельзя было их подводить.

Она ускорила шаг, то и дело задирая голову к белёсому небу, ожидая увидеть что-нибудь необыкновенное.

Анжей сидел у окна, щурился в непроглядную тьму. Иногда опускал глаза в книгу и не видел ничего: строчки расплывались, буквы прыгали. Мальчик моргнул и снова уставился за стекло.

Грыз щеку изнутри: имелась у него такая привычка, вредная до жутки, н в момент переживаний необходимая.

— Что-то Анны долго нет, — озвучила матушка его мысли. — Разве она не обещала быть до заката? А ещё такая ночь….

Анжей хмуро глянул на неё. Матушка была очень славной, но простодушной, а потому не очень тактичной. Она поставила чайник на огонь, заглянула в духовку. Рыжие волосы того же оттенка, что у сына, были туго собраны в пучок, фартук обхватил пышную грудь, а лицо выражало беспокойство и безмятежность одновременно, будто каким-то невообразимым путём матушка уже попала в будущее, где Анна спокойно сидела у камина.

На кухню вошёл отец. Постарался стащить кусок колбасы, за что шутливо получил полотенцем по рукам.

— Ну что ты милая, что! — рассмеялся он. — А где Овечка?

Анжей отвернулся. Под рёбрами неприятно тянуло.

Он представлял себе всякие ужасны, хотя прекрасно знал свою сестру: ужасы скорее всего сотворит она, но… А если Жатва? Бандиты? Или упавшее дерево? Или она заблудилась? Или ещё что-то…

Часы звонко пробили, разделяя время ожидания и время действия.

— Батенька, я пойду её встречу! — Анжей вскочил.

Отец чуть не поперхнулся кофе. Поправил очки и внимательно глянул на бледное, покрытое веснушками лицо сына:

— Ты что, дурной? Ты в такое-то время куда собрался?

— Я до калитки дойду, фонарём ей посвечу.

— Ну да, ну да. Дома сиди. Овечка — девочка боевая, она и от самой Жатвы отобьется, а ты у нас… в общем, сиди дома.

— Но пааааап, — завёл шарманку Анжей, но получил лишь хмурый взгляд в ответ.

— Нет! — отец резко поставил чашку кофе на стол, и горький напиток выплеснулся из краёв.

Несколько секунд на кухне царило молчание. Матушка что-то помешивала в кастрюле, стараясь абстрагироваться от ссоры. Она делала так всегда, когда не знала, какую сторону принять.

Поджав губы и стиснув кулаки, Анжей смотрел в упор на отца, но потом отвёл взгляд и побрёл в комнату. Он не мог до конца поверить, какие же взрослые могут быть чёрствыми. Как так можно — не разрешать найти человека?! Да ладно бы, если бы просто “человека” — родную… то есть двоюродную сестру!

Тут Анжей всегда путался. Формально, Анна была племянницей отца, но росли они бок о бок. Сестра отца — тётя Анжея — возвращалась с дочерью на ферму каждую зиму, а потом, как только в воздухе начинало пахнуть весной, срывалась с места и возвращалась в свой табор, где уезжала в далёкие дали, о которых Анжей мог только мечтать.

Но в этом году произошла какая-то странная рокировка, связанная с желанием тётушки подольше побыть со своим новым ухажером и с абсолютным нежеланием Анны иметь с ним хоть какое-то общее дело, так что сестрёнка должна была прибыть раньше, самостоятельно.

Вот только её всё не было.

Анжей запер дверь в комнату: небольшое помещение с двухъярусной кроватью (Овечка спала наверху), грубым деревянным столом, горой книжек, сундуком, в котором хранились пожитки и покосившимся шкафом. На дверце шкафа Анжей нарисовал закат и корабли. По его мнению, получилось очень красиво, хотя этот факт, конечно, был легко опровергаем.

Анжей подошел к окну, отодвинул шторы из мешковины и снова поглядел на лесную тропу. Нет, ни намёка на заблудшую гостью.

Помявшись для верности ещё пять минут и прислушиваясь к монотонной болтовне взрослых, Анжей принял решение.

Открыв несуразный чемодан, он выудил старую прохудившуюся куртку, осенние сапоги, тёплые носки, свитер. Завернулся во всю одежду, и, превратившись в некое подобие капусты, остался доволен, решив, что не замёрзнет. Затем взял старый фонарь, спички, и, убедившись, что дверь надёжно заперта, а свет горит, выскользнул в окно.

Ставни он закрыл плотно. Обошел дом, прижимаясь к стене, юркнул за дышащий теплом и пахнущий навозом амбар, перелез через забор и скрылся в зарослях орешника. Поднимая маленькие снежные фонтанчики, он прошёл вдоль деревьев и вышел на дорогу, где, наконец-то, смог зажечь фонарь. Чернильный лес навис над мальчиком, угрожающе завывая. То тут, то там слышались скрипы будто из потустороннего мира. Пахло сырой землей и холодом.

Анжею было страшно: легенд о Жатве он наслушался столько, что мог книгу написать, и каждый раз встреча с ней не заканчивалась ничем хорошим.

Но за сестрёнку он боялся немного больше, поэтому вздохнул, поднял повыше фонарь и пошёл по тропе.

Овечка всё смотрела на небо. Буря усиливалась, ветер теперь свистел как бешеный, некоторые деревья и вовсе склонялись к земле. Где-то вдалеке затрещал ствол, гибнущий под натиском погоды. Девочка закрывала лицо руками, жалея, что у неё нет варежек (надо было хоть их утащить!). Совсем потеряла счёт времени, но надеялась, что ферма будет скоро, и она сядет, выпьет горячего чаю с мятой и смородиной и будет рассказывать Анжею о своей дороге.

Ветер задул особенно остервенело и пришлось остановится, дабы переждать. Несколько долгих секунд она стояла в абсолютной темноте и дикие вихри проносились мимо. Ей показалось, что рядом кто-то залаял.

Огляделась — никого. Пожав плечами, пошла дальше.

Снова подняла голову. И разноцветных вихрей нет! Никаких нет, ну что за Жатва такая, простой буран, ничего интересного.

Треск дерева раздался так близко, что девочка вздрогнула от неожиданности и ускорила шаг на всякий случай. Тропа сделала небольшой поворот, и сразу за ним Овечка наткнулась на валежник, вырванный из земли с могучим корнем.

Под ним, на земле, укрываясь от назойливого снега и ветра, сидел человек. Сначала показалось, что это пень — уж очень было темно, но, приглядевшись, девочка поняла, что это либо пень с глазами, либо она ошибается.

Замерла. Затем осторожно, по-звериному, подошла ближе, всматриваясь в фигуру.

Фигура не шевелилась.

Сделав ещё один шаг, Овечка, наконец-то, смогла разглядеть сидящего.

Это был юноша, и для ужасной бури он был одет непростительно легко: тканевые сапоги, коричневые штаны, просторная рубашка цвета травы, немного старомодная, но ему шла. Поверх всего он накинул плащ, из-под капюшона которого выбивались светлые, почти белые волосы.