Синигами, обрученный со смертью (СИ) - Крыс Виктор. Страница 31

— Нет, ты мне эту тухлятину не продашь! — Услышал я знакомый девчоночий голос у торговых рядов, и вжался в стену рядом стоящего дома, спрятавшись в тени, которая, как и тогда, почти четыре года назад, чуть не забрала меня без остатка, а теперь лишь манила меня своей прохладой. Мимо меня пронесся, брякая доспехами, отряд стражи, они не заметили того, что я пропал, им казалось, что я бегу там, за углом. Ведь облако пыли, которое окутывало меня, продолжило свой путь вперед, а я смог незамеченным слиться с тенью.

— Нибура, ну ты же не сама ешь эту рыбу, а слуги госпожи Миуюки пахнут похуже, чем товар в моих лавках. — Послышался вкрадчивый голос купца. — Ну, будет в паре бочек рыба с небольшим душком, так нежить этого и не заметит, а я пару монет тебе пересыплю от доброты своей и душевности.

— Пара лишних монет мне, моим братьям и сестрам не помешает. — Задумчиво проговорила Нибура, заставив мое сердце сжаться от того, что семья по моей просьбе пригрела на своей груди змею. — Но знаете, уважаемый Карл, если в бочках с рыбой будет хоть один порченный хвост, ты больше не будешь Карлом.

Нибура, несмотря на свой десятилетний возраст, была очень умной и бойкой девочкой, и как бы между делом намекнула купцу, назвав его Карлом, то есть свободным, что его свобода может очень неожиданно закончиться. Если узнают об этом сговоре либо Миуюки, либо другой военачальник, даже если это не будет сам король, то купцу придется отвечать по законам военного времени за предательство королевства. Мама не знала, что поручить Нибуре в силу её возраста, но девочка слишком рано повзрослела, и ей пришлось быстро во всем начать разбираться, и делает она все не хуже, чем любой взрослый. За весну и лето Брани обучил Нибуру грамоте, и вот она уже проверяет качество товара, который закупают городские власти для питания некоторых видов нежити. Они помогают как в строительстве, так и в обороне города и являются собственностью клана Синигами. И мама ничего лучше не придумала, как поручить девочке проверять количество и качество продуктов, основной которой была морская рыба.

— Да как ты смеешь говорить, что я потеряю свободу! Думаешь, что твоя судьба изменилась? Ну, ничего, ты еще попадешь в бордель и я попыхчу над тобой! — Я узнал угрожающий голос купца. Это он был покусан демонами и визжал тогда по-другому. И боюсь, если он не умерит свой гонор, им полакомится один из маминых слуг. — Думаешь, госпожа Миуюки вечно будет за вами присматривать? Я слышал, что сегодня уедет благодетельница твоей семьи Астрид, и тогда в тебе пропадет нужда, а твои братья и сестры окажутся на улице.

— Надо мной будут пыхтеть Карлы, уважаемый купец, а если вы опять продадите Синигами тухлую рыбу. — Не смутившись, твердо проговорила Нибура.

— То вы не будете Карлом, и вам надо мной не попыхтеть, если хоть один хвост будет испорченным в бочках.

Молчание в торговой палатке, из которой доносились голоса, продлилось не долго. Купец разразился отборнейшей бранью, а из помещения вышла, гордо подняв голову, десяти-летняя Нибура с корзинкой в руках.

— Может, зря я тогда маме сказал, что она будет хорошей помощницей? — Буркнул я себе под нос и теперь пошел медленно по направлению к дому, прочь от торговых рядов, проходя мимо главных торговых ворот. — Может, надо было попытаться отблагодарить её по-другому? А не брать её на такую трудную работу. Она слишком мала, хотя и молодец!

После посещения и схватки в серых пределах я был обессилен, и большую часть времени в течение двух недель проводил в беспамятстве, лишь иногда приходил в чувства, чтобы поесть и утолить жажду. Где я только я не приходил в себя, и в доме Нибуры, рядом с Ингрид и Астрид, и даже в каком-то сарае, но всегда около меня была слегка напуганная Нибура и её братья и сестры. Её не было рядом лишь, когда я очнулся в светлой части лечебницы академии. Даже там первое, что я услышал, так это её детский голосок, который вел неспешный разговор в коридоре со светоносным магистром госпожой Ингрид.

И тогда я подумал о том, что так много жизней было потеряно, и надо постараться спасти хотя бы несколько. И когда я вновь провалился в сон, меня ждала улыбающаяся покровительница в образе Асины Юкогама. И она мне выдала первое задание, которое я должен был выполнить до осени. Я справился, и теперь переход в серые пределы, даже без присмотра Миуюки, был для меня не так смертельно опасен. А в нахождении в сером пределе были и свои плюсы, ты приобретал устойчивость к негативным последствиям своего пути, который ты выбрал. Словно пути не хотели вредить тому, кто посещает серые пределы этого мира, как объяснила мне мама — это единственный плюс, а минусов намного больше.

Погруженный в свои мысли, позабыв о том, что мне надо спешить, я подошел к главным торговым воротам, которые каждый раз проходил со странным чувством беспокойства. Наш дом во время штурма не пострадал, но то, что мама привязала к себе войско нежити внесло коррективы не только в политическую обстановку внутри нашего королевство, но даже в международную. А наше место жительства перенеслось в строящуюся усадьбу за стенами столицы.

Место, где зимой шли самые яростные бои за столицу, до сих пор полностью не восстановили. Повсюду отстраивались кирпичные дома, а разрушенный километровый участок стены вновь возводили, хоть и неспешно, но довольно быстро и основательно. Сотни людей и прочих разумных работали сообща, с омерзением посматривая на огромных, мертвых великанов, что трудились на возведении стены. И которые при этом жутко воняли, не помогали ни мумифицирующие масла, ни то, что многие скелеты были практически лишены мышц и кожи, и на их костях сверкали рунные знаки. Огромные, жуткие создания самого искусного некроманта нашего королевства не пугали местных жителей, они испытывали к ним ненависть по иному поводу — это была скорбь по погибшим.

Помню тот день, когда я вышел из своего двухнедельного сна после посещения серых пределов. Вокруг была всепоглощающая скорбь, не было радости от победы, ведь с приходом тепла настало время хоронить мертвых. И их были многие тысячи, которых хоронили несколько дней подряд, и в эти дни практически все мужское население копало могилы, вгрызаясь в мерзлый грунт и роняя на него скупые, мужские слезы. Копали могилы и Брани, и мой отец, радуясь тому, что нашей семье они пока без нужды, а по городу шла легенда о том, что Синигами не боятся смерти, и могут воскресить любого по щелчку пальцев.

То, что Астрид и Ингрид должны лежать в могиле, было известно от воинов, которые выжили и видели все своими глазами. Особенно им запомнилось, как девушки ожили через пару часов, когда их бездыханные тела уже закоченели на снегу. Да, они были ранены, но дышали, и каждый воин клялся, что сперва я ушел за ними, а когда пришла госпожа Миуюки со своим немертвым воинством, то вся троица — я, Астрид и Ингрид задышали полной грудью. Рассказывали воины и о том, на что пошел старик Брани, как он словно обезумев, задушил своего внука, и когда воины решили поднять его на копья, то пришла Миуюки и все трое задышали полной грудью, а их страшные раны, после которых не выжить, залечила темная госпожа с помощью ножа.

К нам по последнему снегу и денно и нощно шли бесконечным потоком те, что потеряли близких, и все просили и умоляли помочь. Мама говорила, словно заученно, что всех не спасти, и она нас не воскрешала, а лишь вылечила смертельно раненую Астрид, и магистра света Ингрид. Но люди не верили ей, они не могли осознать, что все потерянно, и как им казалось, Синигами просто не хотят помогать.

В один из вечеров около нашего дома, где в своей комнате лежала переломанная Астрид и практически опустошенный я, собралась многотысячная толпа, невзирая на десяток мутировавших нежить из катакомб, которые охраняли подступы к нашему дому, и именно эта нежить из катакомб помогла выстоять Данилагу. В тот вечер отец вновь надел свою помятую и местами пробитую вороненую броню, а Брани зарядил арбалет и сев напротив двери, положив на свои колени топор. Даже я спустился на первый этаж, волоча свой пояс с кинжалами и опираясь на невзрачное простенькое копье, а у очага меня ждал мрачный колун, который оставила мне Хель. В ту напряженную ночь мы ожидали, что толпа пойдет на штурм нашего дома, вымещая на нас кипящую внутри горожан злость. Когда перевалило за полночь, я поднялся в комнату к Астрид, которая лежала в своей кровати, привязанная к палкам, которые помогали костям срастись правильно. На её подушке не было сухого места, по щекам моей сестренки текли непрестанно слезы, ведь крики толпы были слышны внутри дома. И было сложно слышать оскорбления от тех, за которых ты отдал жизнь. Вместо того, чтобы стать героем который погиб, стать изгоем, которого ненавидят лишь за то, что он выжил, несмотря на все совершенные подвиги.