Синигами, обрученный со смертью (СИ) - Крыс Виктор. Страница 33
— Я слышала о такой варварской традиции, но ни каких амулетов я на нем не увидела. — Проговорила скептически Кьярта.
— Увидишь, и нарушительница моего права будет отвечать! Кьярта, помни об это! — Строго проговорила та, за которую я, практически, отдал свою жизнь, но она об этом никогда не узнает.
— Конечно, магистр, как увижу амулет на его шее, я вспомню о странных притязаниях на слишком юного для вас воина. — С иронией в голосе ответила ей жрица, которая, несомненно, знала о севере даже больше, чем я.
— Что слишком, а что нет, не тебе решать, а Синигами или Альмонду. — С усмешкой ответила ей Ингрид.
Когда голоса больше не зазвучали, а входная дверь дважды скрипнула, я аккуратно проник в дом через открытое окно. Мы не боялись ни воров, ни грабителей — по всему периметру стояла, не скрываясь, нежить, а сам дом охраняли волки.
В моей голове всплыли воспоминания, как я проснулся в лечебнице, а на моей груди отсутствовал амулет бремени, и вечером меня посетила Ингрид. Была она бледна, но все же уверенно стояла на ногах, а меня одарила злым взглядом.
— Что это? — Спросила она, вытянув передо мной руку, с лежащим на её ладони амулетом.
— Мое бремя. — Тихо ответил я ей.
— У меня назначено три дуэли из-за него. — Холодно ответила она мне. — Ты имел право его носить, а я имею право его забрать, так как это принадлежит мне.
Вот так просто и без лишних слов она забрала бремя и ушла, а потом через несколько месяцев Астрид рассказала мне, как в лечебницу пробралась Кельта и сняла с моей груди амулет. И проведя простейший ритуал поиска, нашли ту, которой принадлежит мое сердце. И выдвинула свои требования, ну, а кто, кроме Кельты также пошел на этот самоубийственный поступок, так и осталось тайной, как и то, как прошли дуэли.
Дверь в мою небольшую комнату была не закрытой, кто-то туда заходил в мое отсутствие, и когда я заглянул туда, то на небольшом столе у окна я заметил лежащий конверт. На нем был оттиск именной печати, светлого магистра Ингрид, и когда я дрожащими руками вскрыл его, то из него выпал мой амулет и маленький листок пергамента.
— Для защиты твоего сердца в дальних странах. — Гласила единственная строка в письме, которая заставила меня задуматься. Она не уничтожила мой амулет, как должна была, а хранила у себя и теперь вернула его.
С печальным вздохом я надел его, и достал чистый лист пергамента и надолго у него замер. Пора было начать писать письмо Суре, но я не знал с чего начать, и что стоит ей рассказать. Сзади меня скрипнула дверь, и, топая словно мамонт, в комнату зашел Лентяй и тоскливо рыкнув, лег у моих ног, напоминая мне о том, что я еще не сделал свой выбор. А волков не стоит обижать отказом, они намного умнее своих собратьев в лесах и горах, и если они посылают своего сына со мной, то так надо, и мой отказ будет воспринят с обидой. Но я обдумаю это потом, ведь пора начать писать письмо, и обмакнув в чернила свое перо, я стараясь не оставить кляксы, начал старательно выводить буковки.
— Здравствуй, Сура! У меня все хорошо, на небе радостно светит солнце, а я по тебе скучаю. — Гласила первая строка, а за ней было еще и еще строки и уже закончился первый лист. На небе загорелись первые вечерние звезды, а я все рассказывал молчаливому листу пергамента, что же случилось, за этот год. Умолчал я лишь об Ингрид и серых пределах, и тех смертях, что произошли вокруг меня.
Конец главы десятой.
Глава 11
В приемной главы академии Данилага было прохладно и пустынно, не было даже секретаря. Только огромные, закованные в латы телохранители с большими топорами и мечами стояли у дверей в кабинет главы академии. Они молчаливо и недружелюбно смотрели на нас с Астрид, сидящих на лавочке. Их уровни были равны тридцатому, а надетые на них доспехи в прозрение светились множеством защитных заклинаний. Но они, как выяснилось, особо не были нужны королю — он и сам мог за себя постоять. Зимой, в бою вместе с моим отцом, он не раз доказал, что наш король — воин, которого еще надо поискать. Да и ссора с архимагом Агри, о которой даже народ боялся говорить, чтобы не навлечь на себя беду. Король, по слухам, обвинил Агри в предательстве, а тот заявил — чтобы предать, надо быть подданным этого королевства, а он служит лишь своему императору. И как я узнал от мамы, король указал архимагу его место, и направление к порталу. Но этим ранним утром мы с Астрид ожидали в приемной по иному поводу, сегодня был наш последний день в столице Данилаг.
Во всех мирах и временах без бумаги ты никто, а с бумагой человек. Сегодня, ранним утром, нам должны были вручить верительные грамоты, гласящие, что мы ученики по обмену, и за нашу жизнь и здоровье будет ответственен не кто иной, как Светлоликий правитель пустынной империи. Также, впрочем, как и его сестра, которая возглавляет академию, в которой будет проходить обучение ученик второго курса Альмонд Синигами. А также ученица огненного факультета, поступившая на последний курс, и чья сила и опыт достаточен для получения диплома прямо сейчас.
Мы были разные — она светлым магом, а я темным, но мы были семьей и ничто не могло нас разделить. Когда сестра лежала в своей комнате вся переломанная, я проводил рядом с ней больше времени, чем у себя. Я читал ей книги по магии, разговаривал, стараясь отвлечь, не дать страху захватить её, что она никогда не сможет быть красивой, и не будет также хорошо танцевать, и пожелать умереть. Ведь вернувшись с грани из серых пределов, так легко в него вернуться. Она могла лишь пожелать умереть, уснуть и более не проснуться, а когда разумный не хочет жить, ни что не может его удержать в мире живых. Но я смог удержать свою сестренку, и мы часами обсуждали разные мелочи, читали про запретную магию, обсуждали мой изначальный песок. И как мне казалось, та граница, которая разделяла нас раньше, размылась и практически стала невидимой.
Только когда проходишь через череду испытаний, которые кидает тебе судьба, начинаешь ценить то, что имеешь. Ко мне это не относилось, я всегда ценил что имею, помнил, что потерял, и довольствовался этим. Но это я, с высоты моего возраста и опыта, и как казалось, иначе и не могло быть. А вот Астрид только предстояло смириться с тем, что мир для неё разделился на две половинки. Был привычный мир для неё до её смерти, и после, когда многое потеряло свою ценность. И то, что она не ценила, а принимала как должное, оказалось бесценным сокровищем.
— Господа Синигами. — Вдруг обратился к нам один из телохранителей в латах у двери. — Прошу вас сложить оружие на столе и только после этого глава академии вас примет.
— Раньше король не боялся детей. — Обворожительно улыбнулась Астрид, вставая со скамейки, в своем синем, простеньком платье без вырезов, с длинными рукавами и высоким воротником. С ней встал и я, и начал растёгивать пояс авантюриста, с которым расставался только ночью.
— Госпожа Астрид, вы не ребенок. — Ответил ей второй, закованный в латы охранник. — И я видел оплавленные камни после вашего пламени, а вот ваш брат — убийца, я присутствовал на его экзамене по темным путям. Альмонд, не забудь про нож в сапоге!
— Аль? — Вопросительно посмотрела на меня Астрид. — Что было на экзамене?
— Ничего особенного, против меня поставили осужденного за трусость. — Спокойно проговорил я, подойдя к столу и начиная выкладывать оружие. — Приговор военного суда огласил смерть оставившему свои позиции воину, который кровью не искупил в боях свой позор, и я был исполнителем приговора в действии.
— Печально. — Сухо ответила мне сестра, и со вздохом сделала первый шаг в направлении небольшого столика.
Астрид прихрамывая, подошла к столу и с усмешкой вытащила заколку, которая держала её не хитрую прическу из огненно рыжих волос, в которых были словно вплетены несколько милых, белых, длинных прядей. Вместе с жизнью к Астрид вернулся и огненно рыжий цвет волос, но несколько белоснежных прядей будут вечным напоминанием о посещении серых пределов. Это относилось и к платью до пола, которое закрывало практически все тело. Нож мамы оставил множество шрамов, и потребуется больше, чем полгода, чтобы они исчезли, либо для того, чтобы Астрид привыкла, что она теперь не самая красивая и желанная девушка в Данилаге.