Синигами, обрученный со смертью (СИ) - Крыс Виктор. Страница 39

— Дзинь. — Раздалось звяканье при моем не самом удачном прыжке, и я вновь взялся рукой за ненавистную мне табличку, которая блеснула в темноте, словно была фонариком.

— Как же ты меня достала. — Буркнул я, прислонившись к печной трубе дома. — И не выкинуть же тебя.

Золотая табличка поблескивала в свете звезд, и была той вещью, которую нельзя снимать или прятать под одеждой. Это один из законов империи Харсе, который нельзя нарушать. Ведь стражники, которые меня заметят и не увидят на шее шерма, попытаются убить, чего бы этого им не стоило. А если я убью хоть одного стражника без таблички, на меня будет объявлена охота канцелярией Светлоликого. И не имеет значения, буду ли я находиться в империи Харсе или где-либо еще, охотники за головами будут искать повсеместно. Зато нося шерм, меня не тронет стража, и за убийство нищего максимум присудят небольшой штраф. И в ней нет заклинаний или меток слежения, по крайне мере, мама их не нашла. Вдохнув прохладный воздух, я осмотрелся, активировав второй порядок прозрения, и чуть не выругался. Кхарги не отставали от меня, а внизу разыгрывалось представление, которое меня заинтересовало. И я начал гадать, стоит ли мне вновь вмешаться, но решил подождать, скрываясь в ночи и посмотреть, что же произойдет.

Внизу во дворе один из нищих неумело залазил в загон к овцеподобным животным, я не знал кто это точно, они были немного похожи на коз, но размером как здоровенные свиньи. Первой моей мыслью было то, что голод не мать родная, и сейчас произойдет убийство, которое возможно спасет детей этого нищего, что под покровом тьмы решился на преступление не от хорошей жизни. И когда нищий вместо того, чтобы достать нож спустил штаны, встав на колени, меня чуть не вырвало, и я понесся по крышам прочь, слыша, как в ночи раздается жалобное блеяние.

Я бежал из района Кхагров, ступая босыми ногами на то, что было взято из пустыни, и из чего были построены все, без исключения, дома. Я чувствовал эйфорию от бега, каждая песчинка, которую чувствовали мои ступни, дарила радость в моей душе и меня это пугало. Все началось с того, что в общем доме клана Барду я снял свои сапоги и броню. И когда коснулся песка, садясь на коврик на полу рядом с Астрид, то понял, что пустыня мой дом. И меня эти мысли напугали. И сейчас пробегая по крышам, иногда спускаясь в узкие улочки, я ловил себя на мысли, что не дома, но мой истинный песок рад тому, что он в окружении своей матери, и скоро он раскроется и тогда я стану магом песка. Как тот младенец, что весь вечер смотрел на меня, словно я сладость, которую очень хочется, но нельзя. Мы чувствовали родственную связь, и меня также тянуло еще к нескольким Кхаргам, которые лишь мельком проходили рядом под пристальным взглядом Кхала. Он проверял меня, и я начал улавливать то, что называется ментальной связью Кхаргов. Но у меня её и быть не могло, значит, я чувствовал в них родственную силу. Кхалу я так и не задал ни единого вопроса о том, что клан Барду постепенно возрождает свое величие.

Но у меня были дела в этом городе, поэтому я не настаивал на беседе с Кхалом наедине. И когда нам показали наши совмещенные комнаты, я дождался, пока Астрид уснет, наказал Лентяю, чтобы тот охранял огонька и проверил все защитные заклинания, которые наложила Астрид перед сном. Затем под мирное посапывание сестры мысленным приказом остановил свое сердце. Всего лишь на пару секунд, но этого было достаточно, чтобы пересечь силовые линии, которые рассчитаны на живых. Этому маленькому приему научила меня мама. Она лично взялась за мое обучение после того, как я вернулся из серых пределов, и пришел в себя как душой, так и телом. И сейчас, в четырнадцатый год моей жизни пришло время отдавать долги той, которой должны все, должен был ей и я. Но сначала мне надо было осмотреться, и понять, как я буду скрываться в случае провала, пусть и не с шермом на шее.

Остановившись у самой высокой башни какого-то храма в районе Кхаргов, я взглянул на звезды, и с наслаждением вдохнул прохладный воздух этого города, который теперь стал моей территорией. Жители города, да даже правитель империи Харсе не догадывались, кто пришел к ним через портал. И им еще только предстоит узнать, что их жизнь и привычный мир изменится. Да, не сразу, но каждое мое действие, каждая забранная жизнь или спасенная, будет корректировать поток событий, и течение жизни поменяется не только в столице, но и по всей империи Харсе. Так приказала моя покровительница — я должен сам смотреть по сторонам и искать того, кто должен уйти раньше времени, или остаться. Не было задания, не было четкой цели, она лишь приказала изменить целую империю, а как, она не сказала. Лишь намекнула, что я сам пойму, где тот камень, разрушь который и весь дом рухнет, либо изменится и выровняется, став красивее.

— Пора взглянуть на город с высоты птичьего полета. — Выдохнул я, глядя на высокую башню, стена которой выходила на улицу и казалась абсолютно гладкой, без единого уступа.

Но я прекрасно знал, на что способно мое тело, и аккуратно, как профессиональный скалолаз без оборудования и страховок полез вверх, лишь иногда помогая себе кинжалами, всовывая их в трещины, которые встречались и, опираясь на них, взбирался все выше и выше.

Десять минут усилий и я уже на вершине всматриваюсь во тьму, где кого-то насилуют, убивают, едят и благословляют. И я должен привнести в этот ход обыденных для города течения вещей, аномалию. То, что изменит их жизнь, создаст места обрыва и развилок, даст изменение истории и может породить революцию. Либо упрочит власть Светлоликого, и империя Харсе просуществует еще тысячелетия. Я — песчинка, которая должна решить участь миллионов людей. И не понимал, как это совершить, с чего начать действовать и как один человек может изменить целую империю. Покровительница сказала, что сам выберу направление, а задания найдутся, и я даже не всегда пойму, что выполняю задание.

— Уважаемый. — Раздался неожиданно для меня в тишине старческий голос с противоположного края крыши высокой башни. — Вы не могли бы не сидеть на крыше башни дома мертвого бога? Знаете ли, со стороны Синигами это неуважительно вдвойне! Это крайне оскорбительно, не знать, кто заведует миром мёртвых и где его дома расположены в империи Харсе.

Во время того, как старик говорил, я испытал неимоверный страх. Я ни когда не был храбрецом, но и трусом не был. Но сейчас понимал лишь одно — надо бежать, иначе смерть, либо что-то пострашнее. Тот ужас, который источал говорящий я не чувствовал даже от Асины. А она была пожирательница, и чувствовать к ней страх — это было совершенно естественно. Бездна — враг этому мира, а Асина часть бездны. Но то, что находилось сзади меня, было страшнее и несло в себе большую опасность.

Я лишь успел оглянуться посмотреть, кто со мной говорил, срываясь вниз с крыши высокой башни. Не имело значения, кто это был, архимаг, жрец, или демон. Я несколько раз просканировал вторым порядком крышу перед тем, как мгновение назад взглянуть с высоты башни на город.

— Синигами, мы еще встретимся. — Проговорил седовласый старец в сандалиях и черных одеждах, когда я устремился вниз в свободном падении. Мне никогда не забыть его смеющихся глаз и добрую улыбку. А особенно тот страх, который родился в моей душе, хоть я не видел в нем ничего пугающего, и только в полете осознал, что это был бог.

Мой стремительный полет прервался благодаря кинжалу, который высекая искры, все же зацепился за щель и помог спуститься не разбившись. Только благодаря пятнадцатому уровню я мог исполнять такие чудеса со своим телом, но в этот момент некогда было думать об этом. Я несся, словно обезумев, туда, где в мешке лежал мой колун, на котором были отпечатки рук Хель, и с которым я еще мог поговорить с улыбающимся стариком, но без него — лишь бежать. Колун не был оружием против богов, но в моей голове звенели слова Хель — все зависит не от этого топора, а оттого, чьи руки его держат.

Кхарги, что сопровождали меня в этот раз, не могли угнаться. Скорость, подпитанная ужасом, была запредельной даже для меня. И когда я уже проник в свою комнату и схватил колун, то Кхарги прибыли только через пятнадцать минут. А я все стоял, чего-то ожидая, но Живур не пришел ни поговорить, ни наказать за дерзость. Этот безумец, которого видят люди в разных обличьях и всегда перед смертью, называет себя мертвым богом. И только в древних свитках есть его имя. Живур — смертный, который стал богом, и который сам ушел в мир мертвых, не желая иметь ничего общего с живыми.