Синигами, обрученный со смертью (СИ) - Крыс Виктор. Страница 57

— Догнать, поймать! Хершето Карта, я кастрирую вас всех! Взять Синигами! — Орал властный голос прямо в окно. — Бегом!

Я остановился и, развернувшись к воротам, удивленно наблюдал, как ко мне несутся пятеро воинов с алебардами, молча и с ужасом в глазах. Халиф Хасан не разбрасывается словами и если сказал — кастрирует, значит кастрируют непременно. Ты только осмелься не выполнить приказ Хасана.

Конец первой части главы восемнадцатой.

Глава 18 часть вторая

Светлая комната, наполненная запахами — свежей выпечки и ароматных трав, показывала насколько её хозяин рад моему визиту. Хоть его слугам и показалось, что он меня боится или даже ненавидит. Но сам хозяин упорно демонстрировал, что это не так, и даже огромный, украшенный позолотой диван, на котором Хасан должен был восседать и смотреть на жалких просителей сейчас пустовал. Халиф Хасан сидел за маленьким столиком напротив меня, не на шикарном ковре, которые были повсюду, вовсе нет, он сидел на простенькой циновке, и когда я на нее взглянул, перед тем как мы уселись за стол, то он сказал:

— Его мне связала моя мама, — по-доброму улыбнулся Хасан — когда я впервые отправился собирать налоги. Больше я с ним не расстаюсь.

Я не стал ему ничего отвечать, есть некоторые вещи, которые дороги вне зависимости от положения или богатства, а начал наблюдать, как Хасан неспешно разливает по чашкам травяной отвар. Это, казалось бы, простое действие, несло в себе множество несказанных заявлений. Хасан считает достойным налить мне чай, и наливает мне второму, налив себе первому, говоря о том, что не хочет ставить меня выше себя, но все же не обделяет уважением, налив в обе чашки поровну. Я опер о невысокий столик колун, который пару десятков минут назад чуть не обагрился кровью. К счастью, время моего топора еще не пришло, но далеко убирать его от себя не стану. Ведь пока я не был уверен в том, что слуги, которые бежали на меня с алебардами не переняли эмоции, которые испытывал во время приказа сам Хасан.

Я там, на улице, был рад тому, что не случилось того, что должно было случиться. Я не снял защитного кожуха с лезвия, алебарда не рассекла меня пополам, а из окна двухэтажного дома за мгновение до того, когда должна была пролиться кровь, донеслась песня. И даже не зная языка, любой мог понять, о чем она была — Хасан орал и матерился на нерадивых охранников. Он не мог выскочить сам на улицу, он был все еще слаб, и единственное, что ему оставалось, так это пропеть песню, и воздействовать на своих слуг через заклинание и рабские печати. К этому прибегают в исключительных случаях, и повод для этого всегда один, это вопрос жизни или смерти.

— Ни шагу! — Раздался властный голос в тот миг, и как мне показалось, этот голос отражался от каждого камня, как в кладках домов, так и тех, которыми была замощена эта улица.

Я впервые увидел, как это происходит, когда воля хозяина становится неотъемлемой частью сущности того, кто носит печать хозяина. Охранники, нарушая законы физики, застыли во время бега на полушаге, я слышал, как рвутся их жилы и мышцы от напряжения, пытаясь, во что бы ни стало исполнить приказ Хасана.

Это было завораживающе — смотреть на застывших воинов, в руках которых замерли алебарды. Но было это и жестоко, когда приказ без слов был отменен, то эти бессловесные статуи упали на мостовую и начали корчиться от боли, не в силах произнести ни единого звука. А тем временем из ворот выбегали люди, но не решались ко мне приблизиться, пока не вышла домоправительница, женщина средних лет, которая в простом сером платье со следами муки и сажи шла, словно была королевой, идущей по скотному двору. Подойдя ко мне на расстояние двух метров, она взглянула на колун, который уже практически был готов к началу схватки. Она улыбнулась мне и уважительно поклонилась парню лет четырнадцати на вид с неказистым оружием в руках.

— Господин Синигами, Халиф извиняется за действия своих слуг, и просит войти в его дом для совместного преломления хлеба. — С поклоном проговорила женщина, и, взглянув на корчащихся в муках на земле слуг, добавила. — Халиф не хотел, чтобы вы ушли, и его возмутили слова его слуги, и посыл Халифа был истолкован не верно.

— И они не знали, что я посещаю этот дом. — Ответил я ей, и без её слов поняв, почему мне так ответили и почему готовы были порубить на куски. — И потому неправильно поняли приказ остановить меня любой ценой.

— Да, вы правы, господин Синигами, в этом доме о ваших визитах знали лишь трое. — Спокойно ответила мне домоправительница. — Что мне ответить Халифу? Вы принимаете его приглашение?

— Конечно. — Улыбнулся я, видя, как из окна на нас хмуро смотрит сам Хасан. — Думаю, это всего лишь маленькое недопонимание и оно не омрачит мой день.

— Тогда прошу вас следовать за мной. — С поклоном обратилась ко мне домоправительница, и неспешно последовала в дом, а слуги кинулись поднимать с мостовой охранников.

Это уже потом я узнал, что передо мной предстала младшая сестра Халифа, Асира. Это она ставила каждую ночь, когда я посещал этот дом, на столик молоко и печенье, к которым я никогда не прикасался. Асира посетовала на это, когда меня привели в комнату, которая пустовала, и она составила мне компанию, пока на столик не накрыли, и сюда не вошел сам Халиф. А до этого времени она пыталась развлечь меня беседой, рассказывая мне о тех мелочах, о которых те, что пошли по пути уровней, забывают. О засухе, о ценах на хлеб, о болезнях, и о том, что сегодня вечером в театре под открытым небом будут выступать великие артисты. Там будет присутствовать весь цвет как знатных людей столицы, так и не очень и соберутся самые умные и прекрасные девушки. Но когда вошел Хасан, Асира прекратила мне рассказывать о местах, которые я в силу своего возраста должен был посетить до её рассказа, а не уделять все свое время тренировкам. Как она сказала — молодость прекрасная пора, но, к сожалению, она слишком быстро проходит.

Асира тогда встала и поклонилась своему брату, который вошел нетвердой походкой, слегка качаясь, он был еще слаб. Когда Хасан сел напротив меня, Асира вышла, шепнув мне на прощание.

— Спасибо.

Я проводил её печальным взглядом, так как уже давно понял, в чем заключается моя роль в этом мире, и мне она не очень нравилось, проще было бы быть бандитом либо торговцем. Но в этом мире я стал Синигами, который либо забирает, либо дает, а ему в плату по большому счету и не нужно нечего. Банальное спасибо мне нравилось больше, чем горы золота, которые я сейчас могу запросить с Хасана за выздоровление. Но пришел я не за этим, и потому вел неспешную беседу с Хасаном, который пытался отвлечь мои мысли в столь ранее утро от неприятного события, произошедшего у ворот его дома в столице.

— Я попрошу вас, Альмонд, сообщить о моей семье главе вашего клана. — Неспешно начал уже серьезный разговор Хасан, после того как поинтересовался о здоровье всех моих родных, начиная с Астрид, заканчивая кланом Юкогама и моей бабушкой Акирой. — Мне бы хотелось встретиться с Миуюки, но, к сожалению, мое состояние не позволит этого сделать

— Мама не сможет с вами встретиться, ей нельзя покидать Данилаг. — Спокойно ответил я ему.

— Да, мне доносили, что у вашего клана появилась армия нежити. — С сожалением проговорил Хасан. — Но все же прошу исполнить мою просьбу, и передать письмо Миуюки Синигами. Нам есть что обсудить.

— Если вы намереваетесь обсудить Астрид и ее будущего супруга. — Тихо, но уверенно произнес я. — То это не имеет смысла и будет даже опасно, если вы будете настаивать.

— У меня есть и дочери. А как насчет твоего брака, Альмонд? — С улыбкой спросил Хасан, и запустил в свою бороду пальцы, усеянные золотыми перстнями.

— Хасан, вы же мне разрешите вас так называть? А вы называйте меня Аль. — С улыбкой произнес я и добавил. — С моей супругой уже все ясно как день, я обещан другой, и уже не получится разорвать данное ей обещание.

— Она уже мертва? Или еще не родилась? — Хасан уже не улыбался, а был предельно серьёзен, и в светлой комнате вдруг потемнело. — Или, Аль, ты уже совершил роковую глупость, и из вестника стал обрученным?