Большие ожидания (СИ) - Иванова Инесса. Страница 50

— А что значит, фосфереалы? — внезапно для самой себя выпалила Лика.

— Да, я тоже давно это хотела спросить, — поддержала подругу Варя.

— Это я сама придумала, ещё когда не знала, как их называть, — спокойно ответила Олимпиада, ни на секунду не задумавшись.

“Врёт”, — Лика больше не сомневалась в своей догадке относительно подмены. Если бы она могла, заставила бы самозванку признаться немедленно, но как это сделать, если даже на своих рассчитывать нельзя!

— Какая вам разница, как их называла прошлая экспедиция?! — поддержал “мать” Дмитрий и сурово посмотрел на жену. Варя сжалась под колючим взглядом. Лике стало жаль подругу, и девушка решила прекратить эту пытку. Она с вызовом посмотрела прямо в глаза Веслову:

— Что ты так завёлся? Это всего лишь женское любопытство.

— Знаю я вас, — проворчал тот, на секунду задержавшись взглядом на Олимпиаде, и отошёл к Старковым, сидевшим рядом на одном матрасе и смотревшим в открытый проём двери. Варя, вздохнув и пожав плечами, засеменила следом.

— Не серди их! — заговорила Олимпиада с дочерью. — Ты никому не рассказала о нашем мероприятии?

Лика мотнула головой.

— А куда вы ходили с Киреевым?

— Осматривали окрестности.

— Лика, ради всего дорогого, дочка, держись от него подальше. Он тебе не пара.

— С чего ты вообще взяла, что старпом меня интересует как мужчина? — холодно спросила Лика и уставилась на “мать”. Та замялась и сказала примирительным тоном:

— У тебя особый путь, Анжелика. Ты рождена для великих дел, не разменивайся на… недостойных.

— Спасибо, учту. С чего такой пафос?

— Почему мы ссоримся? Я обидела тебя?

Лика пожала плечами.

— Прости, но мне по себе. Зачем нам идти в зал Спящих? Это безопасно? И что будет, если ящеры нас там застанут? Убьют?

— Они не кровожадны, в отличие от людей. Просто разделят с другими. Да и кто знает, что будет? — в голосе Олимпиады проступило плохо скрываемое раздражение.

“Ну, давай, покажи своё истинное лицо”, — думала Лика, а сама улыбалась и продолжала расспросы о том времени, которое Олимпиада провела вместе с эфами, радуясь растерянному выражению лица “матери”. Та изворачивалась, давала противоречивые ответы, иногда вполне разумные и похожие на правду. Однако, стоило углубиться в мировоззрения фосфереалов, как “мать” вконец запуталась во лжи.

— Что мне до Спящих, спрашиваешь? — со злостью ответила она. — Я была знакома со многими из них. Они - не животные, как те, что на Земле! Запомни это!

Олимпиада внезапно для дочери, крепко обняла её и тут же отстранилась. Объятия больше напоминали захват противника в кольцо рук.

— Тебе надо поспать, — не терпящим возражения тоном, проговорила “мать”. — И всё будет как прежде.

Лика хотела возразить, но почувствовала слабость в ногах. Девушка опустилась на ближайшую постель и провалилась в сон, будто в чан с вязкой смолой.

Глава 9. Сомнамбулист

Наконец-то, эфы догадались выключать на ночь свет!” — подумала Лика, открыв глаза в спасительную темноту. Оказывается, в ней таилась масса приятного: можно лежать и размышлять о насущном, не притворяясь и не морщась от слепящего света или, прислушиваясь к дыханию рядом, улыбаться и мечтать.

Лика поначалу силилась вспомнить последние события, но память путала и подсовывала различные картинки, среди которых девушка никак не могла отличить правду от фантазии.

Голова налилась свинцом, глаза болели, во рту было сухо: мучила жажда.

Лика подняла голову и оглядела силуэты мирно спящих людей, скользнув взглядом и по соседке справа. Боль, словно молния стрельнула в висок. Лика посмотрела на свой браслет, на котором высветились цифры, означающие без четверти два ночи по земному времени. Девушка, наконец, выбрала правильную картинку из вереницы похожих, но вводящих ум в заблуждение - она вспомнила.

Поколебавшись немного, тихонько позвала:

— Мама, — на глазах девушки выступили слёзы: та, настоящая, мать была для неё безвозвратно утрачена, со всеми своими недостатками и сомнительными, с точки зрения морали и человечности, достоинствами. Эта была даже добрее, мягче и умела плакать, но между ней и Ликой не было ничего общего, как не могут быть схожи птица и самолёт, потому что важны не просто крылья, но цель полёта.

— Мама, — Голос девушки окреп, в нём появились раздражённые нотки. Существо само предложило экскурсию в зал Спящих, а теперь крепко спало, как астронавт после двух вахт подряд. — Олимпиада…

Женщина не откликалась, а Лике не хотелось перебудить остальных: насколько девушка знала, доктора вернулись поздно, да и по плану привлекать внимание недовольных их сопротивлением членов команды к их с Липой вылазке, она была не должна. Где-то там, в темноте лежали без сна Тимофей и Влад, слишком многое было поставлено на кон, чтобы из-за первой сложности отказаться от задуманного.

Превозмогая сонливость, Лика на четвереньках, стараясь не шуметь, подползла к матрасу матери, лежавшей на боку, лицом к стене, и тихонько тронула её за плечо. Рука сама отдёрнулась, девушка присела на колени и закусила нижнюю губу, чтобы не закричать: Олимпиада была холодной, как заледеневшее стекло в январе. Лика медлила, но следуя долгу, робко дотронулась ещё раз, перевернув тело на спину, уже зная правду: её мать мертва, теперь уже окончательно и бесповоротно. Олимпиада постарела ещё больше, будто за одну ночь прожила десяток лет, холодные голубые глаза выцвели и запали, крючковатый нос заострился, кожа потрескалась. На подушке серебрились скомканные, спутанные пряди, между оставшимися на голове трупа волосами проглядывал лысый череп. Не надо было быть медиком, чтобы понять: Липа умерла от глубокой старости, до которой вряд ли дожила бы на Земле. Выражение лица вновь представившейся поражало спокойствием и безмятежностью, словно смерть – лишь добрый друг, встречающий тебя в конце пути с распростёртыми объятиями.

Тут же пришли сомнения в том, что усопшая не была её матерью, чувство вины пронзило грудь так сильно, что было невозможно глубоко вздохнуть.

Хотелось закричать в голос, чтобы прекратить давящую на уши тишину, но желание действовать внезапно пропало, Лику охватила апатия. Она наблюдала за собой, словно со стороны, было лень пошевелить даже пальцем, не то что встать и позвать на помощь. Да и некого звать: разве можно отменить смерть? И стоит ли жалеть о тихом уходе?

— Не смотри, хватит, — услышала она шёпот сзади, и руки Тимофея отгородили её от страшной картины торжества смерти, он развернул оторопевшую девушку лицом к себе. Лика припала к нему на грудь и, так и не начав плакать, прикрыла глаза. Пришла безумная мысль, что сейчас она очнётся и всё будет как прежде. Девушка не знала, что значит прежде: до того, как их группа высадилась на Эфемерал или до того, как появилась новая “Олимпиада”, но разум упрямо цеплялся за это «прежде», будто то, что было раньше приносило меньше огорчений.

— Хоронить мать дважды тяжело, — сочувственно вздохнул Костя, накрыв одеялом тело. Лика следила за его действиями исподлобья и ничего не чувствовала к умершей, кроме жалости.

— Лика, мне так жаль, — услышала она голос Вари и ощутила её руку на своей спине.

— Она в шоке, — Тимофей говорил где-то далеко, Лика хотела возразить, ответив, что с ней всё в порядке, но язык стал тяжёлым и прилип к зубам, девушка онемела и была этому даже рада.

— Как тут свет включается? — спросил старпом.

— Не знаю. Дим, надо выйти в коридор, позвать эфов.

— Они и так скоро придут. Варя, иди сюда, ты там мешаешься.

— Стас, посмотри, она выглядит дряхлой старухой, — послышался полный сдержанного страха голос Кости. Лика нашла в себе силы отстраниться от груди Тимофея и посмотреть вокруг. Большинство людей стояли рядом и молчали, как застывшие фигуры, и было в этом безмолвии что-то противоестественное, похожее больше на ожидание, чем на скорбь.