Любовь на грани (СИ) - Рябинина Юлия Валериевна. Страница 39

Зашел в отделение. К нему навстречу тут же вышла медсестра, уже немолодая женщина в белом халате и смешной шапке на голове.

— Молодой человек, вам помочь? — она свела брови и с упреком посмотрела на Вадима, но он не понял в чем дело.

— Да, мне нужен, Геннадий Родионович.

— Вы наденьте сверху халат и бахилы, все же реанимация, — услышав, к кому посетитель пришел, уже вежливее проговорила она.

Когда парень приблизился к шкафу, что стоял возле входа в отделение, он увидел крупную надпись на двери: "Бокс интенсивной терапии № 1". На полках шкафа лежали стопками одноразовые халаты и в отдельном контейнере — бахилы. Надев на себя больничное "обмундирование", парень подошел к медсестре.

— Пойдете прямо по коридору, там с правой стороны увидите кабинет Геннадия Родионовича, — она показала, в каком направлении двигаться. Потом развернулась и пошла обратно на пост.

Вадим преодолел расстояние в считанные минуты, нашел нужную дверь и, постучав открыл ее, не дожидаясь приглашения.

Мужчина, сидевший за столом, беседовал по телефону. Не отвлекаясь от разговора, он жестом пригласил парня присесть. Вадим занял кресло напротив и, подняв рукав пиджака, взглянул на часы. Без пяти восемь. Он откинулся на спинку и, скрестив руки, устремил взгляд поверх головы главврача. Минуты тянулись нескончаемо, и, как ни странно, все это время в голове царила пустота, а именно ее на данный момент так не хватало Вадиму.

— Вадим Андреевич, рад знакомству, — мужчина отложил смартфон и протянул парню руку, тот ответил. — Жаль, что оно происходит при таких обстоятельствах, конечно, — он невесело улыбнулся одними уголками губ.

Вадим промолчал, лишние слова говорить не хотелось.

— Но знаете ли, жизнь — такая штука, — он замолчал. Отодвинул кресло, бесшумно откатившееся в строну. — Пойдемте, нужно обсудить детали.

У Вадима все сжалось внутри. Не готов он был видеть отца, но так было надо. Того требовали правила.

Они двинулись в обратном направлении, прошли сестринский пост, и дальше по коридору, пока не уперлись в стеклянную дверь. Она тоже оказалась заперта, Геннадий Родионович нажал кнопку вызова, и к ним навстречу поспешила медсестра. Открыла дверь.

— Добрый вечер, — улыбнулась она мужчинам.

— Добрый, Маргарита Сергеевна, — главврач задержал на девушке взгляд чуть дольше положенного, и ее щеки тут же вспыхнули румянцем.

«Бог ты мой, и здесь одно и то же! Что же старых мужиков так тянет на молоденьких девок-то»?

У Вадима было желание треснуть Родионовичу подзатыльник, но он не имел на это права, поэтому молча наблюдал за картиной, как молоденькая девочка кокетничает со взрослым мужиком. Они отошли в сторону, главврач что-то спросил у медсестры, она ответила, при этом опустив глаза.

«Ну, понятно», — подумал парень про себя.

Родионович отделился от ресепшена и, подозвав Вадима, продолжил путь внутрь здания. Последняя тяжелая дверь легко открылась под напором мужчины, и перед Вадимом предстала картина из голливудских фильмом. Борис лежал на высокой больничной кровати, к его телу было подведено множество трубок. Парень сделал несколько шагов, не веря в то, что Родионович привел его не в морг. На лицо отца была надета маска искусственного дыхания, голова стянута бинтами. Да и тело все было в бинтах, словно у мумии, в которой узнавались очертания Годунова лишь по лицу.

— Вижу по вашему лицу, что не ожидали, — усмехаясь, проговорил доктор.

Вадим лишь покачал головой, не в силах вымолвить ни слова.

— Отец ваш, на удивление, оказался очень живучим, — ответил Родионович. — А таким людям и грех не помочь.

— К-к-как? — произнес заикаясь Вадим. — Он же упал с такой высоты.

— Но жена-то его жива, насколько я слышал, — Вадим кивнул головой, — так почему же он должен был умереть? Вот только меня мучает вопрос, — он глянул на парня. — Почему ее не привезли сюда?

Вадима как холодной водой обдало, он не знал, что ответить. Почему ребята привезли отца и не забрали Полину, было секретом и для него.

— Возможно, — начал он и помолчал, обдумывая ответ, — обстоятельства сложились именно так, как приходится наблюдать.

— Как скажете, — не стал настаивать доктор.

— Как его состояние? — задал Вадим самый насущный вопрос на данный момент.

— Стабильно тяжелое, — ответил доктор. — Но могу сказать одно — жить будет. И насколько успешно будет протекать выздоровление, зависит только от него.

Вадим кивнул, и снова его взгляд метнулся к Годунову. Теперь все усложнится. Ему нужно срочно с кем-то поговорить, нужно принять правильное решение и сделать верный шаг, чтобы потом не жалеть о том, что не смог просчитать и проанализировать все варианты, поддавшись первым неоправданным в будущем порывам.

Из больницы Вадим вышел, когда часы показывали без четверти десять. Его сегодня преследует это число. Он сел в автомобиль и снова закурил сигарету.

Глава 26

Назойливый писк будильника вдалбливался мне в уши, заставляя нервничать. Что за нахрен? Не помню, чтобы у меня хватило ума поставить для себя такой дебильный звонок. Пытаюсь левой рукой дотянуться до тумбочки, чтобы разбить к чертям источник писка, и меня пронзает резкая боль. Из груди невольно вырывается какой-то утробный рык, я распахиваю глаза и ладонью правой руки зажимаю плечо. Да что же это за твою-то мать, Золотов? Мой взгляд натыкается на больничное оборудование, что стоит возле кровати. Больница? И тут меня накрывают воспоминания. Я вскакиваю на кровати. Мне мешает встать иголка от капельницы, которую я сначала не заметил. Она вставлена в вену и при каждом моем движении норовит вырваться из нее. Вынимаю ее аккуратно и зажимаю прокол, все-таки встаю на чертов пол, меня штормит, но я держусь за спинку кровати и пока замираю на месте. Сколько я тут, интересно, провалялся? Внутри сердце начинает колотиться так быстро, что кладу правую руку на грудь и сильно сжимаю ее. Нет, нет, стоп. Глаза заволакивает пелена от последнего воспоминания. Бледное лицо Полины. Я в это не верю, не могу поверить. Или не хочу. Грудь сдавливает, и я начинаю задыхаться. Воздух, мне срочно нужен воздух, или меня разорвет на части от запертого пространства. Поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и сталкиваюсь с удивленными глазами Виктора.

— Макс! Пришел в себя наконец-то! — он в несколько шагов пересекает расстояние между нами и прижимает меня к себя.

— Бля, Витя, плечо, — стон боли вырывается из моего горла.

— Прости, прости, — тут же тушуется товарищ, — забылся, просто уже два дня дежурю у твоей двери. Жду, когда очнешься уже, — он широко улыбается.

Мне хотелось бы ответить ему, но не могу даже представить, как растянуть губы в улыбке, даже притворной, когда внутри по венам растекается горечь, что травит мои чувства, разъедает каждую эмоцию, превращая ее в шлак.

— Пацан, ну что ты раскис?

Я в неверии уставился на парня. С моих губ уже готова была сорваться матерная брань, когда…

— Жива твоя Полина.

Он произнес эти слова так просто, а у меня ноги сделались ватными, и нутро все свело от радости. Смотрю на Виктора, а у самого даже сердце на миг замирает. Раз, два, три… удар, раз, два, три — еще удар, и оно заколотилось как сумасшедшее.

«Вдох, болван, сделай вдох!» — кричит мой внутренний голос. Я глубоко вдыхаю.

— Сейчас, Максим.

Читаю тревогу на лице Виктора, он разворачивается и стремительно выходит из палаты, а я сажусь на край кровати и закрываю глаза. Жива. В глазах темнеет. И я понимаю, что вот-вот свалюсь в обморок, ну точно, как баба.

— Ну, молодой человек, что ж с вами хлопот-то столько? — слышу сквозь гул в голове приятный женский голос.

— Что с ним? — о, а это уже голос матери. Пытаюсь открыть глаза, но все бесполезно. Тьма затягивает.

— Переволновался, видимо, — слышу последние слова и проваливаюсь в мягкую негу.

— Нашатырь, есть нашатырь? — женщина поворачивает голову и смотрит выжидательно на молоденькую медсестру.