Любовь на грани (СИ) - Рябинина Юлия Валериевна. Страница 41

— Что же теперь будет, дочка? — вкрадчивым голосом начала мама.

— А что должно быть? — спросила я жестко, даже не ожидала от себя, что смогу так разговаривать с мамой.

— Ну, ты же столкнула Бориса.

Я крутанула колеса быстрей и вырвала тем самым из рук матери коляску.

— Даже не смей при мне произносить его имя, не смей, — повернувшись к ней лицом, прошипела я. — Это я его столкнула? — я уставилась на нее гневным взглядом. — Это был несчастный случай! И вообще, тебя не смущает тот факт, что он чуть не убил человека? — на глазах тут же выступили предательские слезы, и голос задрожал. — Он чуть не убил Максима.

— Но, будет же суд, — тихо продолжила мать. — Полиция сказала…

— Мам, иди домой, вот правда, я сама доберусь, — я крутанула колеса к лифту, перебивая ее и показывая всем своим видом, что больше не хочу с ней разговаривать.

— Но, Полина, дочка! — она шла сзади. Цокот ее каблуков заставлял меня вздрагивать от возмущения.

Вот мне сейчас так интересно, что творится в ее голове, чего она боится, ведь Борис мертв. Когда я услышала эту новость, за моей спиной словно выросли крылья. Я готова была на них же лететь к Максиму, обнять, поцеловать. Я зажмурила крепко глаза и с силой потерла лицо. Нет, все-таки так грех думать, я никогда Борису не желала смерти. Возможно, только по началу надеялась, что его убьют в перестрелке, но на тот момент я была юна, и мне хотелось, чтобы он непременно умер от пули, хотя мой воспаленный ненавистью мозг придумывал разные исходы его жизни. Потом, когда я стала взрослее, и чувства немного притупились, я перегорела, уехала в Исландию и поняла, что жизнь и смерть — это только Божий удел. Только ОН может решить, сколько человеку отведено ходить по этой земле, и я в это свято верила, молясь о том, чтобы божья кара нашла каждого преступника. Которым был и Борис. Я молилась каждый раз, когда по вечерам гладила мою Дашку по бархатистой коже, лишенной напрочь волос. Подарок Максима на девятнадцатилетние. В далеких мечтах надеялась, что однажды мы с ним все же встретимся. Но на тот момент именно кошка была моей, спасала от одиночества, все время отвлекая меня от грустных мыслей.

И вот теперь, когда все встало на свои места, мать зачем-то пытается омрачить мое счастье, напомнить, или может, ткнуть мне тем, что я сбросила собственного мужа? Как она вообще может так думать и говорить? Она, наоборот, должна радоваться, что дочь наконец-то избавилась от престарелого мужа, а она… но она моя мать, и обзывать ее даже у себя в голове я не могла, не позволяли рамки.

— Мам, ты меня в чем-то обвиняешь? — не утерпела я от вопроса.

И что меня поразило, так это то, как у нее забегали глаза, и тут я взглянула на эту женщину под другим углом. Под глазами залегли черные тени, они говорили о том, что женщина мало спит и плачет. Она сейчас отражала меня, когда я ночами ревела о том, что больше не увижу Максима, что потеряла свою любовь. Свою любовь потеряла… неужели? Все это время я смотрела ей в глаза и видела, видела именно то, что так не хотелось осознавать.

— Мам иди домой, — прошептала я, старясь держать себя в руках, потому что на самом деле во мне клокотала ярость.

Обстановку разрядил появившийся отец, он приобнял мать за плечи, она натянуто улыбнулась одними уголками губ.

— Ну, что, крошка, — обратился он ко мне, — через пару тройку дней можешь уже возвращаться домой, — он на миг замялся. — Мы тебя всегда ждем, — потом глянул н мать. — Да и бабушкина квартира стоит пустует, нечего делать тебе у Царева. Пусть его дети делят между собой наследство, незачем лезть в это змеиное логово. У нас и так все есть, и если что еще нужно будет, я тебе все дам.

— Пап, — я подняла палец к губам, заставляя его помолчать, — давай я как-нибудь сама решу, хорошо? — я сделала паузу. — Вы уже один раз за меня решили, в этот раз я со своей жизнью хочу разобраться сама.

Двери лифта в очередной раз открылись, и я заехала туда одна, не дав возможности родителям последовать за мной, оставив их с раскрытыми ртами.

Четыре дня спустя.

Вещи собирала, как сумасшедшая. Сегодня меня наконец-то выписывают, хотя врачи и рекомендовали пролежать хотя бы еще три дня, но я уже не могла находится в замкнутом помещении. Тем более, не могла находится в неизвестности. Мне нужно на улицу, нужно выйти на люди или вообще съездить в парк, обычный парк и подышать, нет надышаться свежим воздухом. Выписку принесли с утра, и я, запихнув ее на дно сумки вышла из палаты. Отец обещал приехать за мной, но только после обеда, а сидеть и ждать я не хотела, поэтому сказала, что вызову такси. Одежда в хаотичном порядке ложилась в сумку, но мне было не до этого, в голове металась только одна мысль — почему Максим не приезжает? Почему пропал? То, что с ним было все в порядке, я знала наверняка, но его молчание убивало меня. Можно было бы, конечно, позвонить, но я не знала телефона. Я это осознала вчера, когда пыталась найти хоть одного из наших общих знакомых. Двадцать первый век, называется. С остервенением закрыла молнию. В этот момент в палату зашла медсестра.

— Уже собрались?

Я кивнула головой.

— Давайте, я вам помогу отнести сумку вниз.

— Да что вы, я сама, она не особо тяжелая, — начала мяться я.

— Вам же врач дал рекомендации, вы читали их?

Я покачала отрицательно головой.

— Но на словах он вам точно должен был сказать, что тяжести больше двух-трех килограмм вам нельзя поднимать, поэтому, — она глянула на меня, — не сопротивляемся и оставляем все свое "я сама" здесь. Вас кто-нибудь встречает?

Что это? Походу я покраснела, потому как почувствовала, как мои щеки загорелись, словно их натерли перцем.

— Ясно, — просто ответила девушка и, развернувшись, пошла на выход, — вы такси вызвали уже?

Вместо ответа на ее вопрос пришло смс, сообщающее о том, что приехала машина.

— Тогда я вас провожу до такси, — без слов поняла она.

Спустились на лифте, больничный холод проникал сквозь одежду, забираясь под легкий кардиган. Девушка молча вела меня по коридору, я следовала за ней. Следующий поворот, и мы оказались в широком вестибюле. Длинную полукруглую стойку ресепшена облепили люди, и многоголосый гул разносился по всему помещению. Я пробежалась взглядом по креслам, что стояли вдоль стен, на них то тут, то там сидели люди: кто с детьми, кто без. Еще очень много было молодых пар, сидящих в обнимку и целующихся. Они, почему-то, вызывали во мне зависть. Ведь и я так же могла бы сидеть и обниматься. Не знаю, куда деть взгляд, чтобы не видеть всего этого, и перемещаю его на одну из кофемашин, что стояла рядом с колонной. Мое сердце сделало кульбит, и я замерла на месте. Ноги словно вросли в пол. Не могла поверить в увиденное. На одиноком кресле, что стояло рядом с кофемашиной, сидел, опустив на кулаки подбородок, мой Максим, и его взгляд блуждал по толпе. Цепкий и внимательный, будто он выискивает кого.

— Вас такси ждет, не забыли? — медсестра, заметив, что я остановилась, сделала напоминание. — Полина! — окликнула она, и в этот момент Максим посмотрел на меня.

Я затаила дыхание, на глазах тут же выступили слезы. Максим вскочил с места, и мне в глаза бросился большой букет ромашек. В момент такой встречи с человеком происходит что-то невероятное, необъяснимое словами. Максим сделал шаг навстречу, и я бросилась к нему, обнимая, целуя его лицо, всхлипывая и прижимаясь к нему так сильно, что, если бы кто меня захотел оторвать от него, не смог бы это сделать точно.

— Полина, — прошептал мне Максим в губы. И накрыл их своими, вкладывая в этот поцелуй столько нежности, что я задохнулась от нее.

— Ну, видимо, я тут больше не нужна, — донеслось до моего слуха, но я даже не стала отвечать, не хотелось прерывать этот волшебный момент.

Это сделал за меня Максим. Он отстранился от меня.

— Ага, спасибо, все, дальше мы сами, — ответил он ей.