Любовь Химеры (СИ) - Истомина Елена. Страница 34
Меня душили слезы, я бросилась из дома прочь, и убежать бы в тайгу в самую чащу, затеряться, забыться, начать все заново! Попросить, что ли, Демитрия стереть мне память?
— За что?! За что-о-о-о! — заорала я в голос на всю тайгу, не в силах больше сдерживаться. — Я же любила тебя! Я так любила тебя! Я жила тобой! Выживала тобой! Доверяла только тебе! А ты… Ты просто развлекался со мной?! Потешался со скуки, все уже перепробовал, что только можно?!
Погода стала такой же бурной и мрачной, как и мое настроение. Вокруг стало темно, как ночью, от черных туч, послышались тяжелые раскаты грома, подул холодный порывистый ветер.
— Это неправда! И ты это знаешь! — услышала я тихий, спокойный, родной голос. Подняла глаза и увидела высокого, могучего в ширине плеч и потрясающе красивого мужчину. Волосы его были светло-русыми, волнистыми, удлиненными. Такими обычно викингов изображают. Глаза потемнее, чем у отца и сестры. На Вербицкого этот могучий викинг похож не был. Но это был он. Мой муж собственной персоной в истинном обличье. Энергетика знакомая, теплая, родная.
— Я любил тебя и сейчас люблю. Искренне и нежно, — мужчина сделал шаг ко мне навстречу, но рядом с ним ударила молния моей ярости.
— Не подходи ко мне!!! — заорала я, вставая в боевую стойку. — Ты лгал мне! Ты предал меня!
— Не лгал, никогда, — спокойно ответил вышний бог. — А что до того, кто мы есть на самом деле, так ты и не спрашивала никогда.
— Потому что вы позаботились о том, чтобы меня это не интересовало, не так ли?
— Для каждого знания свое время, — пожал плечами Алекс или как его там теперь.
— Ты предал меня! — я чувствовала, что срываюсь на истерику. Мощный ливень ударил стеной. Молнии, и раскаты грома сотрясали небо каждые десять секунд, если не чаще.
— Да за что же вас богами назвали-то! Вы даже одного младенца спасти не смогли. Вы, миры спасавшие, одну маленькую девочку не спасли! — я в ярости сгенерировала шар с энергией и кинула его в ведического бога, тот просто выставил ладонь, и шар разбился об нее, как о стену, рассыпавшись тысячью мелких искр. Вот это щит! — Да за что ж тебя богом, благо дающим, назвали!
Слезы градом текли по моим щекам:
— Ты же собственную дочь… собственными руками! Ну, конечно, тебе плевать! У тебя за твою жизнь в тысячи лет уже тысячи детей. А у меня она одна! Понимаешь! Одна! Я же тебе ее хотела подарить! Тебе! А ты ее… — я захлебнулась рыданиями и не заметила, как Алекс оказался рядом и влепил мне пощечину, от которой я упала на землю.
— Да сколько ж можно-то душу рвать, и мне, и себе! — ведический бог сорвался на крик. — Это же невыносимо просто! Если мне тысячи лет в вашем измерении, это не значит, что у меня нет сердца и душа — как камень! Это не так, совсем не так! Я же тебя ему отдал только потому, что невыносимо мне более в глаза, твои укоряющие и ненавидящие смотреть! Думаешь, мне легко! думаешь, я спокойно сплю!
Я встала и посмотрела в синие глаза бога, из них текли слезы. Это были глаза и взгляд Алекса. Моего любимого, моего единственного. Родного, от которого у меня не было сил отказаться, несмотря на всю мою ненависть к нему.
Очень захотелось к нему прикоснуться. Что я и сделала. Провела ладонью по его гладкой щеке, он накрыл ее своей. Потом поднес к губам и поцеловал, взгляд, полный страсти, пригвоздил меня к месту. Ноги словно в землю вросли. Я потянулась к губам бога. Он склонился надо мной и поцеловал… в лоб. Крепко прижал к себе и стал гладить по волосам, боль в сердце начала таять.
— Я сделал все, что мог, чтобы ее спасти, поверь! А если ты и дальше не сможешь это понять и принять, мне придется стереть твои воспоминания о ней…
— Не надо, пожалуйста, не надо! — затараторила я с испугу. — Она ведь была, и была такой милой, чудесной, не надо, я хочу ее помнить! Она часть меня! Я больше не буду плакать и винить тебя и отца. Никого не буду, обещаю.
— Вот и умница!
— А кто мои родители? Это ты можешь сказать? Почему умерла мама, ведь не при родах, это ложь. Спасти роженицу даже я сейчас сумею.
— Всему свое время, милая. Узнаешь, когда будешь готова.
Я вздохнула, смирившись, выводить из себя первородного бога еще раз что-то не хотелось.
— А от кого мне ваши глорианские гены достались?
— Урайские, — поправил бывший супруг, — от отца и достались.
— Так значит, это ты не…
— Он все объяснил тебе предельно ясно, — жестко и раздраженно оборвал меня Тарх, — не поднимай эту тему более никогда и ни с кем!
— Хорошо, поняла, — поспешно закивала я, быстро поняв, что для семейства это — больная тема, которую, наверное, не одну тысячу лет не затрагивали. Ну, так и я тем более права не имею.
— Пожалел меня, значит! Тарх Даждьбог Сварожич! Что ж, очень мило с твоей стороны, — усмехнулась я, — а пока жалел, еще и захотел?
— Полюбил! — улыбнулся мужчина. — Нет, ну правда, полюбил — и все тут!
— Гля, какой влюбчивый выискался! А ну как жена твоя придет и голову мне отвернет?
— Не отвернет. Она добрая, к тому же давно бывшая, — улыбнулся Тарх так искренне, по-детски, что я не удержалась и тоже улыбнулась. И все же не удержалась от вопроса:
— Ты знал, что Лиза будет такой?
— Нет. Это невозможно предугадать даже нам. Поверь.
— Я верю! Ты прости меня за всю боль, что я тебе причинила, — на душе стало легче, — сказать это хотела давно. Каждый раз, когда мы ругались, хотела, но не говорила никогда.
— А ты меня прости, малышка, — Тарх еще раз поцеловал меня в лоб и отошел на шаг, какой же он красивый! Как… как бог, блин! — иди и будь счастлива. И помни, что я всегда рядом. Я всегда тебя услышу и помогу тебе во всем, только попроси…
— Спасибо.
Я, подчиняясь какому-то первородному инстинкту, встала перед ним на одно колено и поцеловала правую руку. Так научил меня преклоняться перед Пелегиным Витаор, объяснив, что он верховный жрец и так положено, и я иногда это делала. Когда была особо благодарна или просила что-то. А тут прямо-таки душевная потребность возникла. Ни злости, ни боли, ни обиды в сердце больше не было. Лишь какой-то непонятный приятный трепет. И жгучее желание коснуться его пухлых выразительных губ, ибо страстный взгляд так и жег душу.
Я встала. Еще раз потянулась, к его губам. Но Тарх взял меня за плечи и легонько отстранил.
— К жениху иди, бессовестная, — усмехнулся он, — меня заглядываться на чужих невест много тысяч лет назад отучили, причем, капитально так.
Я, не послушавшись, обвила его шею руками и таки коснулась его мягких губ. Они моментально разжались, и его язык проник в мой рот и начал играть с моим. Как же сладко было, как приятно, как волнующе! Он все же был таким родным, а запах таким знакомым. Голова закружилось. Пробудилось желание, мгновенно и стремительно заполняло меня. Его руки прижимали меня все крепче и начали гулять по спине. Когда забрались под кофточку и коснулись обнаженной кожи, я опомнилась.
Оттолкнула его и наградила ударом в челюсть.
— Плохо ж отучили, — прошипела я.
— Так ты ж сама целоваться полезла, — обалдел Сварожич, потирая челюсть.
— А какого ты так пялился-то! Герой-любовник, блин! — я жутко разозлилась, но больше на себя. На свои чувства, что вызывал во мне этот бог, прости, Господи! Не зря ж его вторая жена, Марена, богиня смерти распяла на кресте, к Смородину Убегая. Охотно верю, что достал так, что терпенье лопнуло!
Я развернулась и быстро пошла прочь. Оказывается, пока бежала в ярости, отмахала добрую сотню километров по тайге, ускорилась и сейчас, а то Олег там, наверное, с ума сходит.
Жених сидел на кухне, пил кофе и нервно барабанил пальцами по столу, когда я вошла на кухню, подскочил. И бросился обнимать.
— Как ты? Моя хорошая, прости меня, наверное, мне не стоило поднимать эту тему.
— Нет. Наоборот. Все двадцать шесть лет они отводили мне глаза. Делали так, чтобы я не задавала им неудобных вопросов. Но рано или поздно я должна была это узнать.