В погоне за счастьем (СИ) - Прим Юлия. Страница 66

— Ты душка, Макс, — пропевает с улыбкой, меняющей голос. — Точку. Ты прав. Пусть это станет моим прощальным подарком.

— Линка? — выдыхаю резко, слыша в ответ настороженное " да?". — Ты же уже знала о беременности, когда в нашу последнюю встречу лезла ко мне под душ?

Молчание в трубке принимает затяжной характер, заставляя даже отдалить аппарат от уха, убедившись в том, что разговор ещё идёт.

— Макс, — выводит серьезно, без тени привычной игривости, или иных, сбивающих с мыслей, эмоций, — Я же сказала, что должна попросить у тебя прощение. Просто приедь. Ладно? Не уточняя " за что?".

Пробуждение выдалось крайне тяжёлым. И виной тому, явно, служил не принятый накануне алкоголь.

Димка успел покинуть постель и даже скрыться из виду, что достаточно трудно сделать, когда живёшь в полукруглой студии, где перекрытием к кухонной зоне служит, разве что, выдвинутая вперёд барная стойка. На ней, кстати, распространяя по всему периметру запах, сервирован завтрак, к которому совсем не хочется прикасаться, вылезая из своего многого убежища.

— Доброе утро, — слышится от окна, соседствующего с балконной дверью. Димка приближается медленнее, чем распространяется запах табака, тянущийся за ним невидимым шлейфом.

— Опять курил? — для чего-то уточняю, поджав под себя колени и удерживая, будто приколотив к себе насмерть, одеяло в районе груди.

— Пытался придумать, что тебе сказать, — парирует со смешком, грузно выдыхая. С кривой, кратковременной ухмылкой, прослеживает мою закрытую позу.

— Что надумал? — уточняю, после длительной паузы и безуспешной попытки спрятать от него глаза.

— Ничего стоящего, — заключает посредственно. — Всё, что ни скажу — воспримешь в штыки. Предлагаю позавтракать молча.

— То, что надо, — хмыкаю, невольно растягивая губы в улыбке. — Ты начинай, а я в душ. Постарайся за это время не передумать, ладно?

Кусь…,- сталкиваясь со мной взглядом, качает головой, имитирует жестом молчание.

— Я бы завернулась в одеяло. Если ты не против, — давлю, заставляя подняться с края кровати. — Иди, — прошу, явно, краснея. Понимая, чего следует ожидать на поверхности простыни. Чёрт… Угораздило же меня… Нет, не думать! Пожалуйста… Сделано и сделано… Лучше бы уж не с ним… Чтобы не гореть от стыда на утро, желая сдохнуть под тонким слоем, пропускающего свет, одеяла.

Судя по избитым, однотипным фразам из книг, моё внутреннее состояние, после " торжественного первого раза", не доходит и до нижней границы нормы, что уж говорить об отсутствии настигающего желания повторить. Пресловутое состояние " полета бабочек в животе", воспетое на каждом углу сравнение с эйфорией, вовсе вызывает отторгающий ассоциативный ряд с заражением паразитами, активно размножающимися внутри. Ведь, те же бабочки, по сути, не столь приятные на вид, либо же и вовсе пугающе страшные, гусеницы…

Пользуясь занятостью Верховцева, явно, специально отвернувшегося от меня, стоя на противоположном углу студии, оборачиваюсь одеялом, точно коконом, неловко стягивая с постели прохладный шелк, на мою беду, оказывающийся светло карамельного цвета. Комкаю в руках испорченную простыню, придирчиво оглядывая белый, девственно чистый матрац… Поражаясь своему идиотизму! Твою мать! С таким природным умением запарывать всё на корню, включая банальные сравнения , приходящие в голову, не то, что жизнь, профессия и то выбрана мною не та…

Подхватываю с пола белье, мужскую футболку. Верховцев, в отличие от меня уже успел переодеться и даже побриться… Запираюсь за одной из немногих дверей, внимательно оглядывая, ставшее в новинку, убранство. Вчера мне как-то не было до этого дела, а сегодня… Сегодня, так же, как и тому, кто сидя за барной стойкой ждёт моего возвращения, или же благодарит Бога за то, что наконец-таки исчезла с глаз долой, мне надо продумать. Хорошенько подумать…

— Дим, я не смогла запустить твою навороченную чудо машинку, — тараторю на импульсивном выдохе, сиротливо взирая на женщину, занявшую напротив Верховцева уготовленное для меня место.

Холодный взгляд скользит по широкой футболке, доходя до самого края и касаясь, моих остро выступающих колен. Строгое выражение лица, сменяющееся откровенным презрением, сковывает движения, а её голос и вовсе пристолбляет мои пятки к полу.

— А что ты смогла, милочка? — язвительно уточняет мама того, кто не пересекается со мною глазами. Молчит, касаясь губами, стоящих домиком, рук, упирающихся локтями в столешницу. — Может быть, — продолжает надменно, пристально следящая за мной женщина, — Ты смогла вскружить голову моему сыну? Настолько, что он возомнил, будто имеет право на вседозволенность: поссорился с отцом, забросил работу на фирме и переступил через мои настоятельные " рекомендации" в отношении тебя?

— Не понимаю о чем вы… — роняю, ощущая себя в некой прострации.

— А ты оглянись вокруг, деточка, и подумай. Если на это способна. Всё, что он имеет — заслуга отца. И моя, естественно. А ты, как я посмотрю, решила, что хорошо устроилась! Уже и вещи перевозить начала? Машинку она включить не смогла…,- цедит, едва не расплескивая в стороны яд. — Для этого есть приходящая домработница, которая прекрасно справляется со своими обязанностями. Если же ты метишь на её место, будь добра хотя бы снять футболку моего сына, так как прислуга не имеет права носить вещи хозяина!

— Угомонись. Она сейчас уйдёт, — обретает голос Верховцев, отбирая у меня возможность что- то сказать. — Собирайся, Кусь, — бросает не глядя, точно издёвкой. И я послушно ретируюсь. Ведомая единственной мыслью," как можно скорее оказаться подальше от этих людей и этой квартиры".

Повторно выходя из ванной, я едва не влетаю в Верховцева, встречающего меня на пороге. Одетого в куртку, поверх темной футболки и высокие, похожие на армейские, ботинки, затянутые на штанах цвета хаки. При взгляде на такого парня со стороны и не скажешь, что перед тобой бесхребетный " мальчик- мажор",живущий по командам, полученным от матери, ради сохранения собственного материального благополучия. Скорее уж, выбранный образ, смахивает на вояку, временно находящегося в увольнении.

— Правильно, Димочка, проводи девушку, — приторно ласково произносит безукоризненная блондинка, неспешно помешивая сахар в чашке с дымящимся кофе.

— Готова? — уточняет " послушный сын", голословно исполняющий завет матери. Вбирает в руку дорожную сумку, негромко фыркая на моё запоздалое " я сама". Не разуваясь, проходит к барной стойке, вызывая подобным неуважительным жестом кривую гримасу на безупречном лице женщины, порывающейся высказать по этому поводу возглас недоумения.

Свободным жестом выкладывает из кармана, на глянцевую поверхность, весомую связку ключей и несколько пластиковых карт из "кошелька " для документов. Комментируя этот жест тоном, бьющим по вискам скрежетом металла:

— Машину верну завтра. Распорядись, чтобы подготовили мои вещи. И не зуди по этому поводу. Она — мой выбор. Точка.

— Пошли, — бросает в мою сторону, оказываясь у двери. Протягивает вперёд руку с широко открытой ладонью. Сглатывая ком, перекрывающий горло, бестолково смотрю в непробиваемые глаза, кажущиеся непривычно темными. Переполненными за края то ли едва сдерживаемой злостью, толи неразбавленной горечью. Невнятно киваю, боязливо вкладывая в его захват свою руку. Минуя порог студии буквально через секунды. Нараспашку. Захлебываясь потоком холодного встречного ветра, ведомая Димкой к парковке.

Молча отогреваю руки, сложенные в замок перед гулами. Мимолётное слежу за дорогой, отвлекаясь на чужой телефон. Третий или четвертый звонок подряд, совершаемый Димкой. Ловя себя на мысли, что следовало бы позвонить маме, наверняка уже не раз, безрезультатно набирающей мой замолчавший номер.

— Отлично, — обрывисто вставляет Верховцев, словно считывая мои мысли, припарковывая автомобиль напротив салона связи. Заявляя с безэмоциональным выражением лица:- Да, меня это устроит. Пока месяц. Там будет видно, — произносит неведомому мне собеседнику, — Через полчаса буду. Спасибо.