Откровения секретного агента - Ивин Евгений Андреянович. Страница 48
— Нет! Нет! Слушаюсь! — заторопился суетливо Визгун и быстро испарился.
Шеин прошелся по кабинету и остановился передо мной.
— Работает на авиационном заводе, принадлежащем английской электронной компании, — коротко доложил я. — Бумагу я напишу.
— Красивая?
Я кивнул головой.
— Переспал?
— Так уж получилось, — промямлил я, не пытаясь оправдываться перед ним. Шеин был не из числа дураков-полковников, и нечего крутить. — Готов понести наказание, — прозвучало из моих уст неискренне.
— Ладно! Обойдемся без наказаний. Наша инструкция предполагает: в подобной ситуации следует информировать ЦК КПСС и там спросить разрешения переспать с врагом. Но оперативная обстановка не позволила нам сделать запрос в ЦК. Поэтому я лично разрешил тебе вступить в половые сношения с австралийкой, — снова ухмыльнулся Шеин. — В интересах нашего дела будем разрабатывать эту даму. Австралия нам не помешает. Продолжай с ней отношения.
— Она попала в затруднительное положение и просит одолжить ей сто фунтов.
— Оформи расписку, потом посмотрим…
Все это я вспомнил, когда мы ехали с Изольдой в такси. Второй раз такой номер Визгун не пропустит, чего доброго через голову советника-посланника отошлет в Москву телегу. Но Изольду я не хотел отдавать в ГРУ. Даже если она работает на какую-нибудь разведку, что наиболее вероятно. Потом я не выполнил указаний шефа: с сотрудниками западных посольств в контакты не вступать. Меня может случайно провалить кто-нибудь из наших же специалистов или выследит «Фалькон», как в прошлый раз с австралийкой.
— Поедем ко мне, — прошептала Изольда, переполненная страстью.
«Следовало ожидать, — подумал я без всякой настороженности. — Очевидно, в ее квартире уже все оборудовано для тайной фотосъемки, чтобы меня застукать в самый ответственный момент. Тогда испанка будет такое вытворять в постели, словно пятидесятилетняя европейка, думая, что это у нее в последний раз в жизни. А Изольде надо меня преподнести, чтобы фотографии были настоящей порнухой. Потом случайно встретится какой-нибудь господин либо в шикарном костюме, либо оборванец и покажет фотографии нас с Изольдой. После чего я перепугаюсь за свою карьеру за границей и за партийный билет дома, и мне наденут на рога налыгач и поведут хоть на бойню. Мы ведь тоже так делаем: обхезаем честного человека, хорошенько вымажем, дадим ему посмотреть на себя, понюхать это дерьмо — и в мешок до лучших времен, то есть до востребования».
Может быть, я напрасно покатил на нее бочку, она просто влюбилась в меня. Южные женщины способны на быстрое воспламенение чувств. Вся дрожит в предвкушении скорой нашей близости. Я прижал ее к себе. Изольда тихо застонала, ее тело вздрагивало в моих объятиях. «Черт возьми! Неужели талантливая актриса!» — восхитился я, вглядываясь в ее лицо, освещаемое мелькающими огнями уличных фонарей.
Я вышел из машины, помог ей ступить на тротуар и, обхватив за талию, повел к подъезду. Бааб расплылся в подобострастной улыбке и на еле понятном английском сказал:
— Мадам, к вам приходили мужчина и женщина. Они спрашивали, когда вы будете. Но я ответил, что не знаю.
На том информация кончилась, Изольда дала баабу пятьдесят пиастров за хорошую службу, и мы пошли в лифт.
Едва переступили порог комнаты, пол которой был устлан ярким цветным ковром, я прижал Изольду к себе и стал страстно целовать, завалив ее на пол прямо тут же у порога. Она была не в силах сопротивляться. Желание у нее было так велико, она даже не обратила внимания, что мы валяемся на ковре возле порога, а комната освещалась лишь огнями уличных фонарей.
«Поснимайте, поснимайте!» — позлорадствовал я, что сумел обхитрить тех, кто, очевидно, приготовил мне свою ловушку. Потом, когда мы уже немного успокоились, она погладила меня по щеке и прошептала:
— Пойдем на кровать!
— Пойдем в ванну, — позвал я и потащил ее за собой. Тут, в ванной комнате, я был уверен, что меня никто не сфотографирует, и решил воспользоваться этим местом, чтобы продолжить нашу любовь. Я включил полный свет и наслаждался зрелищем ее прекрасного молодого тела. Она была очень темпераментна и во время нашей игры вряд ли что соображала. Во всяком случае, не шептала мне на ухо, чтобы я одолжил ей сотню-другую фунтов.
Когда мы, усталые и умиротворенные, пили кофе, я развалился в мягком кресле и являл собой образец примерного и скромного гостя, которого и фотографировать-то не имело смысла.
Может быть, ничего и не было, может быть, испанка увлеклась обаятельным финном. Но такая уж у меня была работа — везде видеть ловушки и засады. Единственное, в чем я был уверен, что встречи иностранцев со мной носили эпизодический характер. Они меня не выслеживали, не разрабатывали, просто я случайно попадался им на глаза. А может быть, и получали какую-то информацию, что я никакой не финн, а русский. Если контрразведчик Бардизи служит империалистическим врагам, то лучшего источника подобной информации им не найти. Правда, на этом информация и заканчивалась, дальше разработка была делом самих разработчиков. Собственно, поэтому я и не опасался каких-либо подвохов со стороны вражеских разведок, но, как говорится, на Бога надейся… Не лезь под объектив сам, не помогай формировать на себя компру.
Я вспомнил, как Шеин последний раз напутствовал меня: если возникнет необходимость лечь в кровать с нужным нам человеком, не раздумывай — партия тебя простит, она не будет смотреть на это через очки коммунистической морали. Твердо знай, тебе нечего бояться подобной компры, нейтрализуем любую попытку вербовки. Шеф благословил, и я уж с испанки раньше времени не слезу.
Меня несколько удивила Изольда, что она ни на чем не настаивала: любовь у порога — пожалуйста! В ванной комнате — с удовольствием! Потащу ее на кухню — она безропотно пойдет. Неужели за мной не было хвоста, неужели Изольда искренна со мной? Чертова профессия — никому нет веры! Даже женщина, от которой можно сойти с ума, и та под моим подозрением.
Я уходил от нее, когда начался рассвет. А до этого, чтобы обезопасить себя, так и не лег в спальне в кровать, даже не появился там. Изольда полулежала у меня на коленях, положив голову на грудь, а я развалился в кресле и успел слегка подремать.
Бааб выбежал из своей конторки и кланялся бесконечно и бормотал: «Спокойной ночи, сэр!» Я дал ему фунт, он был бесконечно рад такому подарку и, желая сделать мне приятное, предложил молодую шармуту — хоть сейчас ее приведет. Могу не сомневаться, она молодая, ей только что исполнилось одиннадцать лет, но она умелая шармута, господин будет доволен. Я вежливо отказался, сославшись на то, что очень устал. Чего мне было возмущаться, у нас своя мораль, у них своя: одиннадцатилетняя проститутка — это в порядке вещей, и нечего тут лезть в чужой монастырь со своим уставом. Сто тридцать лет колониального господства Великобритании принесли сюда не только коттеджи, дворцы и скоростные трассы, но и нищету, и детскую проституцию. Уж это я хорошо себе усвоил.
На улице не было ни души, так, по крайней мере, мне казалось, и я скорым шагом пустился домой, стараясь придерживаться середины улицы. Я шел и размышлял над превратностями судьбы: почему мир поделен так безумно на врагов и друзей. Разве Изольда была для меня врагом только потому, что родилась и жила в Испании, где правил фашист Франко, а я родился и жил в стране, где правил такой же диктатор. В новые, хрущевские времена я мог произнести это вслух и ничего не боялся. Диктатор Сталин — тюрьмы, расстрелы, лагеря. А Франко сажал и расстреливал своих врагов.
Чем же мы виноваты с Изольдой? Нет, инквизитор Визгун, я не отдам тебе испанку, ты никогда о ней ничего не узнаешь. Изольда — это табу для тебя, не касайся ее своими грязными лапами. Я буду с ней встречаться, пока меня не выследят твои «фальконы», «иглаулы», «роллеры», «диксы», «терри» и многие другие с собачьими и птичьими именами-кличками. И не нужно мне разрешения из ЦК партии, чтобы любить испанку, спать с ней, когда хочу. И пусть моя любовь к ней останется тайной, в которую не проникнет ГРУ.