Откровения секретного агента - Ивин Евгений Андреянович. Страница 5

С Августой было совсем по-другому: она умела поддержать вспыхнувшую страсть даже тогда, когда мы лежали умиротворенные, расслабленные, успокоенные. Я и прежде слышал, что есть опытные женщины в сексе. Для меня это был пустой звук, и только в эту ночь я понял, что такое «опытная женщина».

Конечно, я утрирую, Августа была молодой, обаятельной женщиной, но очень темпераментной. Ее можно было понять: она, видимо, изголодалась по мужчине, а может быть, и вообще голодала, потому что супруг, кроме выпивки, уже ничего не желал, да и разница в четверть века сказалась.

Утром за завтраком мы встретились как ни в чем не бывало. Августа выглядела веселой, загадочная улыбка не сходила с ее губ. Она поглядывала на меня, и я видел, как блестели ее глаза. Она была счастливой, красивой и ласковой. Завтракали мы вдвоем, Николай Николаевич не смог подняться. Но нас это и не тревожило, мы эгоистично предавались своим эмоциям. В коридоре она прижалась ко мне всем телом, и легкая дрожь выдавала крайнее возбуждение. Мы уже было направились в мою комнату, но стук в дверь остановил нас. Явился мой шеф, я быстро скрылся в комнате, не желая, чтобы он заметил мое состояние и догадался о его причине.

Сквозь дверь я слышал, как Иван Дмитриевич поприветствовал хозяйку, сказал ей комплимент по поводу ее внешности, поинтересовался здоровьем Николая Николаевича, и только после этого я вышел из комнаты, уже погасив свое возбуждение.

Он приехал на «Москвиче», сиденья были застелены коврами, вся машина сверкала, и ехать в ней было приятно.

— Как хозяева? — спросил шеф, не поворачивая ко мне головы. — Понравились? Это наша конспиративная квартира. Будешь жить пока здесь. Приедет жена, дадим вам другое жилье.

Он спрашивал, не дожидаясь ответа, говорил, очевидно, спешил показать, какой он благодетель и ему совсем не важно, что я думаю о хозяевах. Самодовольство просто выпирало у него через край.

— Едем на конспиративную базу, где размещается наружка. Там будет твое рабочее место. О своем будущем — ни гу-гу! Направили в наружку, и все. Никаких близких отношений с сотрудниками «семерки» — я имею в виду хождение по гостям.

Он остановил машину в переулке, и дальше мы пошли пешком. Пару раз он оглянулся, возле зеленых ворот в арке остановился, еще раз посмотрел по сторонам и нажал едва заметную в стене кнопку. Тут же калитка открылась, и мы вошли в обширный двор, где стояли три легковые автомашины. Еще одна виднелась в открытом гараже, а двери двух гаражей были закрыты. Ничем не примечательный мужчина лет пятидесяти, узнав Ивана Дмитриевича, кивнул ему головой и молча повел нас к высокому кирпичному крыльцу с перилами. Там нас встретил другой такой же бесцветный и неприметный мужик в телогрейке. Оглядев с ног до головы лишь одного меня, из чего я сделал вывод, что мой шеф здесь частый гость, он отступил в сторону, давая нам возможность пройти. Мы вошли в небольшой зал, где пять или шесть человек одевались в самую разнообразную одежду простолюдинов. В конце зала мы вошли в небольшую комнату, где за столом сидел грузный мужчина в костюме с галстуком, коротко стриженный, с острым взглядом глубоко посаженных глаз. При виде нас он улыбнулся, встал из-за стола, протягивая Ивану Дмитриевичу руку.

— Давно не виделись, Ваня! Даже не позвонишь! — упрекнул он шефа, обнажив редкие и желтые от курения зубы. Улыбка не смягчила черт его лица, оно оставалось жестким и неприветливым. Улыбку он тут же погасил и вонзил свой острый, тяжелый взгляд в моего шефа.

— Дела, брат, дела, Аркадий! Волка ноги кормят. Давай как-нибудь встретимся, потолкуем о том о сем. Повод есть, у тебя большая звезда. Майор — это что-то значит!

Они говорили и словно меня не замечали. Оба сели к столу, а я продолжал стоять как истукан, прислушивался к их разговору и пытался понять, кто они, их отношения, что их связывает. Наконец они закончили беседу и Иван Дмитриевич сказал:

— Аркадий, подучи этого парня всему, что знаешь сам. Это очень важно! Москва интересуется, ты понял? — многозначительно подчеркнул мой шеф.

— Иван, я все понял еще тогда, когда мне сказали, что надо взять парня на службу. Если не дурак, то научится, ребята у меня виртуозы. Приехал один американец — по отрыву от слежки высший класс: в Киеве ушел, в Одессе всю наружку раскидал, а наших привел на связь и к тайнику. Так что не волнуйся. Лишь бы была охота. А не будет — завалится!

Прикрепили меня стажером к одному парню: десять лет наружки за плечами на Сахалине, во Владивостоке, стажировался в Москве. Звали его Игорь Ильин. Что мне в нем понравилось сразу — он не корчил из себя аса, принял меня дружелюбно, показал, какая у «семерки» экипировка, как ею пользоваться.

Не прошло месяца, как я уже самостоятельно водил объект по Кишиневу, снимал его скрытой камерой через пуговицу пиджака, секретно переговаривался с коллегами по тайной рации, научился быстро и ловко переодеваться, как артист за кулисами: то на мне черный пиджак, выверну наизнанку — он уже серый, то кепка темно-синяя, а через две секунды — светлая, шапку-кушму (такая каракулевая высокая шапка, как папаха у полковника) мгновенно «перелицевал» из черного в серый цвет. На ходу мог приклеить себе усы, бороду, прикрыть глаза очками и темными, и светлыми.

Тут маскировка, слежка, а дома каждый день страстная любовь. Я даже начал забывать Татьяну. И немудрено: даже когда приходил со смены в три-четыре утра, Августа появлялась в моей комнате. Какой уж тут сон, она распаляла мою страсть и плоть.

Она была изобретательна и не повторялась, чтобы каждый раз я чувствовал себя с ней как в первый раз, по-новому…

Однажды нам спустили задание на антисоветчика и показали ориентировку-фото. К своему удивлению, я узнал в нем Борьку Данилина, мы когда-то учились вместе в институте, но в разных группах. Сейчас он преподавал английский язык в медицинском институте. Я не мог себе представить дылду антисоветчиком. Но враг, он на то и враг, чтобы умело маскироваться под честного советского человека. Сначала я хотел сказать майору, что знаю этот объект, но в последний момент передумал. Мне было просто интересно посмотреть Борьку в личине антисоветчика. Из ориентировки выяснилось, что он не просто антисоветчик, но и склонен к террору. Агент донес: Боря вынашивает идею, что всю верхушку надо шлепнуть, тогда наступит порядок. Правда, агент был опытным иудой — за двести рублей подкорректировал Борино высказывание, что надо уничтожить верхушку института, чтобы навести порядок в общежитии. Но антисоветчик есть антисоветчик, если даже он заявляет, что надо шлепнуть управдома за то, что нет воды в общежитии. Сегодня управдома, а завтра Бог знает кого, может быть, самого…

Борька был импульсивный тип, он мог спокойно идти по улице, потом вдруг рвануть вперед и целый квартал бежать во всю прыть, заставляя наружку изобретать фокусы, как не потерять объект. А еще Борька гонялся за троллейбусом, заскочит внутрь и смотрит в заднее стекло. По мнению асов наружки, этот сукин сын искал за собой слежку и пытался оторваться. Правда, было и так: пробежит Борька пару кварталов, мы за ним в машине, а он сядет на скамейку и читает газету. Борька Данилин много попил крови из «семерки». За ним смену назначали в шесть человек и две автомашины. Для меня осталось тайной, почему он так себя вел. Я помню, его выкрутасы начались еще во время учебы в институте. Никакого наружного наблюдения за ним не было, и никаким антисоветчиком он не был. В институте славился своей демагогией. Я помню, он и раньше заявлял, что надо кого-то шлепнуть, посадить, сослать, готов сам кого-нибудь удавить. Все относились к его болтовне как к простому трепу и не больше. А вот Иуда — агент за двести рублей придал болтовне Борьки определенную целенаправленность, высветил его политическое лицо и превратил в наш объект по кличке Шустрый. Однажды он основательно достал нашу «семерку», и Аркадий предложил на праздник Первое мая до обеда изолировать его, потому что он собирался на демонстрацию и должен был нести плакат «Да здравствует Первое мая!» Колонне предстояло пройти прямо возле трибуны, а там вожди партии, члены правительства, и вдруг — Борька с плакатом… В общем, утром перед демонстрацией его и еще пятерых ребят задержала милиция, ребят за дело, они скандал учинили специально, а Борька рядом стоял. Забрали всех, потом Борьку в милиции обыскали и нашли в кармане трубку. Он не курил, но носил ее. «Зачем ты ее носишь?» — допытывались в милиции, чтобы хоть к чему-то придраться и подержать «террориста» подольше. В принципе дело Борьки оказалось ерундой, пшиком: сделали у него дома секретный обыск, где кроме старого армейского румынского кинжала ничего не нашли, и решили снять с него наблюдение до какого-нибудь важного события, например, визита Генерального секретаря ЦК КПСС в Молдавию или другой ответственной шишки рангом пониже.