Падение, или Додж в Аду. Книга первая - Стивенсон Нил Таун. Страница 17

– Сейчас вы заберете личное имущество, оставшееся от Доджа?

– А? Да. – Корваллис задумался, в какой момент одежда, бумажник и все такое стали «личным имуществом покойного».

– Не хочется думать, что они попробуют вас обставить, – сказал Стэн, – но все равно молчите, хорошо? Ни слова кроме «здрасьте» и «до свидания».

– Обставить?

– Они наверняка боятся иска о преступной халатности. Если не просто отдадут сумку, а начнут вытягивать из вас информацию, сразу уходите. И позвоните мне.

Корваллис пожал Стэну и Маркусу руки, шагнул под дождь и двинулся по улицам Ферст-Хилл в сторону медицинского центра, где оборвалась жизнь Ричарда. Короткая прогулка, но он радовался случаю наконец проветрить мозги.

По крайней мере, пока не зазвонил телефон. Корваллис был уже перед медицинским центром, глядел на улицу, живописно усеянную красными кленовыми листьями. Он стоял на том самом месте, где вчера Ричарда поймал юный геймер со сломанной рукой и снял его последнее прижизненное видео.

Снова Эл Шепард. Корваллис решил принять звонок.

– Корваллис Кавасаки. Правда ли к вам обращаются Си-плюс? Или это только для близких друзей? Не хочется в такое время проявлять излишнее панибратство. Примите мои соболезнования в связи с происходящим.

– На промежуточном уровне официальности ко мне часто обращаются просто «Си». Меня это вполне устроит. А как мне называть вас, мистер Шепард?

Элмо Шепарда назвали в честь деда, двоюродного деда или кого-то еще, родившегося в краях, где в то время Элмо, Элвудов, Делбертов и Деуэйнов было пруд пруди, а подобные имена считались нормальными и даже красивыми. Отринув мормонизм и перебравшись в Северную Калифорнию на поиски счастья, он узнал, что его имя воспринимается как несколько комическое, и отбросил второй слог. Как Эл он достиг высот влияния и богатства, на которых мог, не вызывая смешков, назваться полным именем в официальной обстановке вроде обеда в Белом доме или открытия сверхсовременного научного центра. Корваллис знал, что это своего рода шибболет. «Эл», произнесенное нужным тоном, могло означать личное знакомство.

– Меня устраивает «Эл», спасибо, – произнес голос в телефоне. Потом на какое-то время все заглушил рев взлетающего самолета. – Извините. Я на аэродроме Боинг-филд. Сейчас зайду в здание.

– Вы прилетели самолетом?

– Да. Вы, возможно, видели, что я пытался дозвониться вам два часа назад. Со взлетной полосы в Сан-Рафаэле. – Эл приглушенно кого-то поблагодарил (судя по звукам, тот распахнул перед ним дверь).

Корваллис прекрасно знал, где это происходит: в той части Боинг-филда, где садятся и взлетают частные самолеты.

– Да, извините. Я был на встрече. С родными.

– Конечно.

– Я слышал, вы не любите летать, – сказал Корваллис.

– И это правда, в отличие от многого того, что про меня пишут, – ответил Эл. – Но иногда надо идти на просчитанный риск.

Как часто бывало во время телефонных разговоров, взгляд Корваллиса блуждал, изредка замирая на том, что вызвало усиленную реакцию зрительной коры: хорошенькой студенточке из соседнего университета, проезжающей мимо лиловой «Тесле», шоколадном лабрадоре, который раскорячился в кустах, в то время как хозяин стоял наготове с вывернутым синим пакетом «Нью-Йорк таймс» в правой руке. У ног лежал прибитый дождем идеально красный кленовый лист. Вокруг листа асфальт был раскрашен в цвета детских игрушек: ядовитые оттенки малинового, зеленого и розового. Кто-то мелками нарисовал на тротуаре граффити. Корваллис отступил на шаг и увидел размытый дождем портрет седовласого седобородого человека. Ветхозаветный Бог в лиловом одеянии и с радужным нимбом. Ниже было написано: ЖДОД. Имя самого могущественного Ричардова персонажа в «Т’Эрре». Какой-то фанат увидел видео на Реддите, вытащил оттуда GPS-координаты и мелками нарисовал здесь икону. Может, думал, что окна больничной палаты Доджа выходят на эту сторону и что Додж способен выглянуть в окно.

– Вы еще здесь? – спросил Эл. – Я заскочил в конференц-зал.

В аэропорту для частных самолетов хватает уютных конференц-залов, ждущих, когда такие, как Эл, в них заскочат.

– Какие у вас на сегодня планы? – спросил Корваллис.

Определенно у Эла была причина пойти на просчитанный риск. Согласно тому, что о нем писали, Эл Шепард намеревался жить вечно, а потому не любил помещать себя в ситуации, чреватые разрушением мозга. У него был мобильный офис в автобусе, который он предпочитал авиаперелетам. Автобусы иногда попадают в аварии, но, если ты не протаранишь бензовоз на скорости сто миль в час, до полного уничтожения мозга дело, скорее всего, не дойдет. А вот на месте крушения самолета могут и не наскрести мозгов для морозильной камеры.

– У меня есть кой-какие дела, раз уж я здесь, – ответил Эл, – но вы, конечно, угадали главную цель моего визита.

– Да.

– Менее всего мне хочется в такое время навязываться родным…

– Хорошо, – сказал Корваллис, гадая, слышит ли Эл улыбку в его голосе. Скорбящих родственников, значит, беспокоить нельзя, а вот скорбящий друг – законная добыча. – Я сейчас должен выполнить одно мелкое поручение. Через пять минут освобожусь, возьму свою машину и поеду в Джорджтаун. – (Это был район к северу от Боинг-филда). – Если хотите выбрать там ресторан или что еще, просто напишите мне сообщение, и я буду через полчаса.

– Отлично. До встречи, – сказал Эл.

Корваллис сфотографировал граффити на асфальте и вошел в здание, мысленно крепясь перед очередным неловким разговором, из которых сегодняшний день состоял чуть больше, чем полностью. Люди в медицинском центре постараются быть предупредительными и выразить сочувствие, но при этом не сказать ничего такого, что может быть использовано против них на слушаниях о преступной халатности. Так что разговор будет чудовищно неловким. Даже предстоящая встреча с Элом Шепардом по контрасту не казалась такой тягостной. Эл гарантированно ломанется прямо через эмоциональное минное поле и в два счета начнет вещать о коннектомике.

Рядом с регистратурой был небольшой конференц-зал, стандартный до полной безликости. Офис-менеджер проводила Корваллиса туда. На середине стола одиноко стояли наплечная сумка Ричарда и холщовая сумка с эмблемой Национального общественного радио. Кто-то собрал одежду Ричарда (которую тот, раздеваясь, наверняка бросил на пол) и аккуратно сложил в холщовую сумку. Эта единственная мелочь яснее всего свидетельствовала, что Додж умер. Корваллис сел, сложил руки на столе и уткнулся в них лбом. Минуты две он безудержно рыдал. Офис-менеджер поначалу смутилась, затем вышла и вернулась с коробкой бумажных носовых платков. Это все Корваллис заключил по звукам; он ничего не видел сквозь слезы, кроме пластиковой столешницы «под дерево». Когда он поднял голову, офис-менеджер стояла в дверях, заламывая руки. Он вытер глаза бумажным носовым платком, затем промокнул слезы со стола, бросил мокрые носовые платки в урну, закинул сумку Доджа на плечо, а холщовый пакет сунул под мышку. Офис-менеджер открыла ему дверь. Он кивнул ей и, не оглядываясь, вышел из медицинского центра.

За время его отсутствия кто-то положил цветы на тротуаре рядом с изображением Ждода. Букет был дополнительно обвязан черным проводом. Со второго взгляда стало понятно, что это джойстик от игровой приставки, аккуратно примотанный к стеблям.

Через полчаса Корваллис сидел в кабинке джорджтаунского бара напротив Элмо Шепарда. Эл был в деловом костюме. Некоторые северокалифорнийские ИТ-миллиардеры из принципа одеваются в дорогих ателье. Эл принадлежал к их числу.

– Си, – сказал Эл, – я сочувствую вашей утрате.

– Все в порядке, – ответил Корваллис. – Мне пришлось исполнить печальную обязанность, но сейчас это позади.

Он держал в охапке вещи из медицинского центра, которые принес с собой. Джорджтаун – нехороший район, машины здесь грабят часто, и он не хотел, чтобы личное имущество Доджа выставили завтра на продажу в Миазме. Додж, если бы мог узнать, от души посмеялся, а вот Элис бы это расстроило.