Сказка в дом стучится (СИ) - Горышина Ольга. Страница 53

— Ты серьезно?

— Да… Я собиралась купить сама, но меня только что раскрутила на кафе одна шестнадцатилетняя дура. Так что покупай самовар. Тебе ведь очень хочется мне что-нибудь купить. Я это в твоих глазах вижу. Так пусть хоть нужная вещь будет. Только он не будет рабочим, учти… Чай из него пить будут только куклы…

— Кукла… Ты тоже кукла. Безмозглая совершенно.

И он вдавил мою пустую голову себе в грудь. Не в чае вчера было дело. Мне просто надуло ветром уши, и я перестала слышать голос разума…

— Сашка, Сашка… Ну что мне с тобой делать такой?

— Отпустить, пока не придушил…

— Да хоть бы и придушить. Не мне, так никому… Поняла?

Валера так же крепко сжимал теперь мне щеки, как секунду назад плечи. Я мотнула головой — через силу, и он отпустил.

— Я в субботу никуда тебя не отпущу. Это не обсуждается, поняла?

Я кивнула и одернула ему пиджак.

— Иди уже… К черту! Или с кем у тебя там встреча?

— С чертом, с чертом… Я позвоню вечером узнать, как прошли переговоры с мамой.

— Ради этого можешь не звонить. Они сорвутся… На крик, слезы, обвинения из разряда «Какая я плохая дочь…» А я действительно плохая, потому что временами забываю, как она тащила нас сразу после смерти отца. Он накануне приятелю в долг дал весь ЭнЗэ. Понятное дело, приятель исчез и даже на похороны не пришел. Я не хочу ругаться с мамой. Я не знаю, почему так происходит. Почему она меня не слышит…

— Саша, а хочешь я вечером к вам приеду?

— Нет! Даже не думай. Нет! — почти что выкрикнула я и что-то заставило меня обернуться.

Опять эти курильщицы. Я заправила под пиджак красный галстук и сказала Терёхину громкое «пока». Валера не стал настаивать на еще одном поцелуе. Но я назло девчонкам послала ему через пять шагов воздушный. Он поймал его и помахал мне рукой. Как настоящий Октябренок майского разлива.

Я не поспешила домой — у меня остались недоделанными дела в Терёхинском доме. Я закрыла все окна, вернула пиджаки в шкаф, оставив створки открытыми. Кровать не стала застилать, хотя и нашла в ящике чистое постельное белье. Передумала, потому что оно не могло быть достаточно чистым. Свежевыстиранное до субботней ночи высохнет, а до понедельника и подавно. Мы его так изомнем, что можно и не гладить. А лоскутное одеяло я перекинула через перекладину в ванной комнате. Похозяйничала, одним словом, на славу.

Собрала свои вещи в рюкзак, замела тем самым все следы своего пребывания. Ну, если, конечно, Марианна припрется сюда и увидит одеяло, она обо всем догадается. Тогда так тому и быть… Я не крыса, чтобы по углам прятаться. Впрочем, можно сыграть в дурочку, а дурачок подыграет. Я ведь реально могла прибраться в квартире, решив напроситься пожить здесь из-за осточертевших скандалов с матерью. Ну, не только ж Марианна врать умеет…

Я два раза дернула за ручку входной двери, чтобы убедиться, что закрыла квартиру. В машине дернуть пришлось только за одну. Сдавать назад не потребовалось — Терёхин отлично запарковал тарантас. Выдохнув, я прибавила скорости. Дорогу домой я знала. Во дворах тут не заплутаешь, сразу выезжаешь на проспект. Теперь отбросить в сторону все мысли и следить только за дорогой, иначе это мне дорого обойдётся.

Пару раз я ловила косые взгляды из соседних машин, о которых в старом Раве успела забыть. На восемнадцать выгляжу — это он, конечно, врет. Если только в его башке, что реально. И все же спасибо папиной наследственности, без косметики я выгляжу пока ещё не старше, а моложе. В спортивного стиля одежде ещё младше.

Мое парковочное место осталось свободным. В подъезде не так много машин, и мы сумели по-добрососедски распределить места. Сейчас сосед со второго этажа подкачивал колёса и окинул Хайлендер придирчивым взглядом.

— Твой?

— Мой, — ответила я ровно, забирая с пассажирского сиденья сумку и рюкзак. — Рав не стоило чинить.

А больше ему знать нечего. Все грязные мысли пусть оставляет при себе. На меня и так сейчас мать родная выльет целое ведро помоев из протухших личных фантазий.

Я не стала звонить, открыла и дверь парадной, и входную своим ключом. Мать ко мне не вышла. Сидела на кухне. Догадалась по звону ложки о чашку. Зацепив рюкзак за вешалку, я разулась и пошла мыть руки. Лицо бледное, но спокойное. Мне нечего скрывать, абсолютно. Как и стыдиться. Я, может, сама себе немного даже завидую.

— Почему так поздно?

— Сейчас два часа дня, а не ночи.

— Ты меня прекрасно поняла. А специально на работу не пошла…

— Зря не пошла. Воспитывать меня надо было раньше. Сейчас — это пустая трата времени. Потрать его на что-нибудь полезное, мама.

Я села на табуретку. Спина прямая, лопатки сведены. Загляденье и только. Жаль, смотреть некому.

— Да, я тебя упустила. Потому что хотела, чтобы вы с сестрой были одеты и накормлены. Тебе, видимо, было мало.

— Мам, давай начистоту? И уберём ненужный разговор с повестки дня. Мне почти тридцать. Мне врать ни к чему. Я ещё раз говорю тебе, что не спала с Виталием Алексеевичем. Ясно? Так что заготовленную тираду можешь оставить при себе. Представь, я даже с Валерой не спала.

— А сегодня что делала?

— На машине каталась! — почти не лгала я. — В ночное и дневное время. Думаешь, он просто так отдал бы мне тарантас? Без сдачи теста?

— Я так не думаю…

— Я знаю, что ты думаешь, мама. Но я сказала тебе правду. Он вбил себе в голову, что может заменить мною мать своим детям. Я не могу выбить эту мысль из его рыжей башки, но я работаю над этим. К сожалению, Марианна на стороне брата. Ей племянники надоели. Там реально без Наташи все развалилось. Мне их очень жалко.

— А себя?

— Себя ещё больше. Мам, не надо хоть тут мне нервы трепать! Из меня уже все соки выжали. Я отбиваюсь, как могу…

— Беря машину…

— Машина мне нужна и точка. Это очередная машина, от которой открестилась Марианна. И в конце концов мне ее отдали без задней мысли. Мне ее сбагрили. После Мерса на Тойоту не садятся.

— Продать можно…

— Мам, они не мелочатся. У них все хорошо с финансами. Как всегда… У них с другим плохо. Но я ничем не могу им помочь. Только если день рождения для маленького Арсения сделать и… Все.

— Что, все? Куда ты с его отцом тогда завтра намылилась?

— На юбилей к Тишке. Это парень с Хаммером. Мам, прекрати смотреть на меня осуждающе. Я ничего плохого не делаю. Я просто неправильно воспитана тобой: не могу послать людей, которые считают меня другом.

— Прекрасно помню, как считают…

— Мам, была причина. Очень весомая. Я просто не хотела верить, что Виталий Алексеевич заставлял дочь со мной дружить. Типа, я смогу хорошо на неё повлиять. Ну вот, не смогла…

— А теперь?

— А теперь что? Марианна взрослая баба со своим кругом общения. Я в него лезть не собираюсь. Это как со свиным рылом в калашный ряд, издеваешься, что ли? Сейчас идет разговор обо мне и ее брате. И это намного серьезнее девчачьей дружбы.

— Настолько серьезнее, что ты посреди улицы с ним обнимаешься!

— А я и раньше с ним обнималась! — врала я во спасение. — Что мне теперь, через десять лет недотрогу из себя строить?

— В каком плане?

— В прямом. В котором ты видела. И он в курсе, что ты там напридумывала себе всякого про машину и про его отца. Даже помощь свою предложил в твоём переубеждении. Я отказалась. Мам, ну что ты так на меня смотришь?

— Откуда он вдруг взялся? Как давно у него жена умерла?

— При родах младшего. Четыре года как…

— Разве сейчас при родах умирают?

— Ее машина сбила. Мам, давай без подробностей, ладно? Четыре года он тянул это сам с няньками и сестрой, а тут у него с Марианной нашла коса на камень, и они вспомнили обо мне. Это чистый расчет. Ты, мам, ничего такого романтического не думай про нас. Но он хоть завтра подпишет со мной брачный контракт и заменит мной Марианну. Ни больше, ни меньше. Кинул уже на стол все козыри. То бишь денежки. Театру даже решил помочь… Квартиру мне показал. Живи, не хочу. А я, мама, не хочу. С ним.