Боевой 1918 год (СИ) - "Егорлык". Страница 53

Ответить я не успел, так как внезапно пробудившееся классовое чутье Грини взвыло и послало мощный панический сигнал в черно-белый матросский мозг:

– Э! Э! Товарищ Чур! Действительно, чего ты перед этими офицериками так распинаешься? Они ведь уже сказали, что идут к Деникину против нас воевать! Чо тут долго говорить – к стенке беляков и вся недолга! А ты тут антимонии разводишь, будто отпустить их собрался!

– Григорий Иванович – Трофимов скривился, потому что, когда я произношу его имя-отчество таким тоном это значит, он накосячил и сейчас его будут возить мордой по столу – Никто никого никуда отпускать не собирается. Мы им выбор предоставим – присоединиться к пленным немцам в бане, или пойти с нами. Захотят остаться – черт с ними. Фрицы, их в любом случае отправят в плен и оттуда они пакостить не смогут. Захотят пойти вместе с нами немцев бить – ради бога. Просто, мы с тобой их поняли несколько по-разному. Ты услышал, что они идут к Деникину. Я услышал, что им идти больше некуда. Учти – они ведь ничего еще не знают о формировании регулярной Красной армии. Поэтому предполагают, что все звезды сошлись на генерал-лейтенанте и выбора у них нет. Соображаем дальше – у нас рейд считай только начался, а уже трое "трехсотых" на руках. Конечно, завтра Лапин зажжет на митинге и к нам захотят присоединиться с десяток местных жителей. Это в основном будут пацаны допризывного возраста, которые винтовки в руках не держали. То есть, почти бесполезная обуза. Но отказать мы им не сможем, потому что вопрос политический. А эти двое, уж точно стрелять умеют.

Зам вскинулся:

– Ага! И станут стрелять нам в спины!

Я пожал плечами:

– Зачем? Чтобы к немцам перебежать? Так они и сейчас могут с ними остаться, безо всякого риска. Чтобы просто от нас свалить? Ага, а потом пробираться без документов сначала через территории занятые фрицами, а после и через наши земли. Так это – до первого патруля… Но чтобы внести окончательную ясность, докладываю – в связи с продолжающийся мировой войной, в день, когда наш батальон пошел в рейд, Советское правительство приняло решение о начале переговоров с командующим Добровольческой армией Деникиным Антоном Ивановичем. Цель переговоров – совместные действия против войск четверного союза.

Трофимов вытаращил глаза:

– Как это – "о совместных действиях"? Да чтобы мы, вместе с офицерьем?! Да не может такого быть! Да это предательство!

Конвойные находящиеся в трактире быстренько присоединились к нему, начав роптать в голос. Подняв руку, я прекратил бардак и пояснил:

– Как выяснилось, у товарища Ленина с Деникиным политические взгляды довольно близки. Расхождения есть, но к ним мы вернемся после того, как прогоним оккупантов с нашей земли. – после чего уже другим тоном добавил – вы как-то забыли, что война идет. Мировая война. И если мы сейчас будем заниматься только внутрисемейными дрязгами, то иноземный враг и до Урала дойдет. Мы их конечно погоним, но что нам потом останется? Полностью разоренная страна? И еще на одном заостряю внимание – с Красновым, никто ни о чем договариваться не собирается! Вот это настоящая сволочь, продавшаяся врагу и предавшая Россию. И его мы будем изничтожать до последнего!

Получилось у меня довольно корявенько, но не рассказывать же, как я сам охренел, узнав о переговорах. А это все многомудрый Жилин, который еще с февраля семнадцатого, имел плотные контакты с избранными ключевыми фигурами будущего белого движения. Правда, потом, он чуть все не упустил из-за покушения, но достаточно быстро вновь овладел ситуацией. Блин, а ведь если бы не Свердлов, со своей попыткой устранения Седого, то и самой гражданской войны скорее всего и не было бы. Хотя ее и сейчас толком нет. Что у нас, что у белых, людей еще сравнительно немного. Но у нас есть понимание происходящего, а у них оно отсутствует. Чем активно Жилин и пользуется.

Только вот здесь и сейчас народ от необычности известий несколько напрягся, поэтому пришлось объяснять более подробно. Рассказал, что отец у Деникина не просто из крестьян, а из крепостных. То есть, рабом был у помещиков. И что этих самых помещиков Антон Иванович не переваривает. И взгляды у него, с Владимиром Ильичем, действительно сходятся. Есть шероховатости, но они решаемы. Единственно, в чем генерал будет стоять до конца, так это в вопросах демократизации армии. Но насчет демократии и армии я и сам неоднократно объяснял, поэтому особых дополнительных пояснений не понадобилось.

Рассказал и про офицеров что сейчас стекаются под его знамена. При этом, некультурно тыкая пальцем в парочку пленных, пояснил, почему это происходит. Не стал скрывать своих соображений о том, что часть офицеров, после известия о переговорах, от Деникина отколется. Вот этих отколовшихся, нам придется уестествить, потому что они будут из себя представлять подобие унесенного двадцать минут назад дохлого штабс-капитана. То есть, гореть желанием грызть нам глотки и сажать на кол. А у генерала останутся те, кто к трудовому народу относится вполне благожелательно и ничего кроме как воевать не умеет. С ними мы и будем иметь дело.

Разумеется, в своем спитче я безбожно сглаживал острые углы и замалчивал офигительные проблемы, предстоящие в этих переговорах. Деникин – еще тот жук (и плевать он хотел на своего крепостного предка), да и окружение у него соответственное. Дай бог, чтобы хоть о чем-то договориться получилось. А если получится, то очень желательно чтобы командующему несогласные с его решением соратники, внезапный несчастный случай не устроили. Но по любому, эти переговоры внесут раскол в белое движение. К слову говоря, в наше тоже. Именно поэтому я сейчас перед ребятами распинаюсь. И судя по их разглаживающимся физиономиям – довольно успешно.

Уже успокоившийся Трофимов, поморщившись, вставил:

– Угу. И вот эти "благожелательные" опять нам в рыло совать станут, да под ружье ставить…

Я ухмыльнулся:

– Гринь мне вот даже интересно, что будет с тем, кто тебе в морду дать возжелает. Ты его сразу порвешь, или сначала покуражишься? А если говорить серьезно, то сейчас активно пишутся новые уставы. Кстати, и мною в том числе пишутся. И согласно этим уставам, физическое воздействие на подчиненных будет караться трибуналом. Командиров, к слову, тоже бить не рекомендуется.

Взводный-3, сидящий за боковым столом, при этом известии удивился:

– Интересно получается… а вот ежели боец, совсем тупой и наглый? Слов не понимающий. Ты ему говоришь одно, а он делает совсем другое. Да еще и руки у него из задницы растут. И орать на него только горло себе зазря надрывать. С него этот ор, как с гуся вода. Как же с такими быть?

Пленные, до этого внимательно слушавшие наши разговоры, на этом вопросе встрепенулись и уставились на меня. А наглый поручик, еще и бровями эдак вопросительно пошевелил – мол, чего ответишь? Ха! Напугали бабу хреном! В Советской армии все эти вопросы давным-давно пережёваны и выкаканы! Поэтому ответил без особых размышлений:

– Станислав Казимирович, вариантов у тебя в этом случае – море. И без всякого мордобоя. Если боец не понимает слов, то он всегда может заняться индивидуальным повышением своего боевого мастерства, или обще физической подготовки. Особо желательно, чтобы это происходило в свободное время. То есть все идут в увольнение, а этот ухарь, роет окоп для стрельбы стоя с лошади. Тем самым оттачивая боевое мастерство. Или под руководством отделенного, занимается отжиманиями, повышая физическую подготовку остро необходимую прогрессивному бойцу Красной армии.

Я бы и про наряды на кухню завернул, но в данное время – это не наказание, а возможность пожрать от пуза. Так что, наряды оставим на потом. Городецкий же, выслушав ответ крякнул и уточнил:

– А ежели он не захочет рыть? Ну или отжиматься?

– Ха! Вот для этого и писан устав! За отказ выполнять приказание командира, светит этому типу трибунал в военное время, или длительная гауптвахта с урезанным пайком, в мирное. Я ответил на твой вопрос?