Юность знаменитых людей - Мюллер Эжен. Страница 24

Тогда Оноре обратился к более компетентному судье; это был человек очень ученый, старик; он согласился прочесть его пьесу, а по прочтении сказал автору по чистой совести, что он может заниматься чем угодно, но только не литературой.

Оноре все-таки не отчаивался. «Трагедии не соответствуют моему таланту — вот и все! — сказал он — но я попробую нечто другое».

Он принялся за прозу. Это было ему разрешено, потому что срок испытания еще не истек; молодому человеку позволили переселиться в отчий дом и работать при лучших условиях. Но у него не хватало денег на покупку книг, потому что родные, хотя и смягчились до известной степени, но были еще не совсем на его стороне.

^{Бальзак.}

К счастью, у Оноре была нежная мать, которая его любила также, как добрый дедушка Крессе маленького Поклена. Она изобрела средство снабжать сына деньгами, не вызывая гнева отца. Каждый вечер Оноре играл с матерью в вист или бостон и как-бы по рассеянности она постоянно делала в игре промахи и проигрывала ему небольшие суммы. Прошло два года. Оноре хотя и не обнаруживал еще блестящего таланта, но был так трудолюбив, так уверен в будущем успехе, что мешать его занятиям никто уже более не решался.

В продолжение пяти лет он написал более сорока томов; но большею частью они оставались неизданными, а если некоторые из этих сочинений и появлялись в печати, то под чужим именем. Оноре строго относился к своим первым опытам и, чувствуя, что его талант не достиг еще окончательного развития, боялся компрометировать себя, издавая под своим настоящим именем произведения слишком слабые.

Более 40 томов пробы! Вот результаты трудов прежнего лентяя! Молодые писатели, жаждущие славы и при первых неудачах теряющие энергию, не забывайте этого примера!

Вскоре однако успех анонимных произведений Бальзака позволил Оноре издавать свои труды и под собственным именем.

В продолжение двадцати лет, он написал девяносто семь томов и Бог знает, сколько бы он написал еще, если бы от усиленных трудов не умер на пятидесятом году жизни.

А вот и еще лентяй, некто Дидье Эразм, голландский уроженец: в детстве он был определен учеником в хор певчих Утрехтского собора; но его забраковали и отослали домой к матери за неспособностью и за непослушание. А между тем когда его поместили в другую школу, где сумели лучше развить его дарования, он приводил учителя в восторг своими сочинениями, который неоднократно предсказывал ему блестящую будущность, что и сбылось; в самом деле, имя Эразма, как поэта, сатирика, ученого и даже богослова, гремело в XVI столетии.

^{Линней.}

А вот и еще один лентяй, знаменитый ботаник, швед Карл Линней; но… однако уже поздно; мы вернемся в другой раз к непослушным и ленивым детям; перечень их далеко еще не закончен.

По окончании беседы, пробираясь в свою комнату, я, к удивлению своему, встретил на лестнице Жоржа, который поджидал меня, чтобы поблагодарить за «интересные истории», рассказанные мною в этот вечер.

— Ты следовательно слушал? — спросил я.

— Конечно! Потому что мама позволила мне встать за дверью тайком, не сказав ни слова отцу.

— Вот что! — сказал я, думая о последствиях, которые могли иметь мои беседы. Я был глубоко убежден, что Жорж никоим образом не мог слышать их.

— Но будь покоен, — добавил Жорж, как бы угадывая мои мысли, — ты увидишь, что отец будет мною доволен завтра; если я и причиняю ему иногда огорчения, то ведь неумышленно, как маленький Поклен.

— Подумай: если ты не сдержишь обещания, то отец твой может обвинить меня также как отец маленького Поклена обвинял дедушку Крессе.

— О, будь покоен! — повторил Жорж.

— Хорошо, я на тебя надеюсь; но скажи мне: знали ли братья и сестра что ты был за дверью?

— Конечно, знали! Мари это и придумала.

Наконец-то я разгадал загадку! Мне было очень приятно убедиться в ошибочности всех моих предположений; там где я заподозрил недостаток привязанности, обнаружилось напротив самое нежное проявление братской любви.

ВЕЧЕР ШЕСТОЙ

Гассанди. — Гайдн. — Метастаз. — Доницетти. — Паганини. — Стон. — Роллен. — Седен.

С восходом солнца Жорж усердно принялся за работу; к завтраку все уроки его были выучены и вообще сделано все что следует. Ему достаточно было нескольких часов, тогда как даже у самого способного из его братьев это отняло бы целый день.

Этим вполне подтвердилась польза и справедливость наказания за леность и невнимательность Жоржа.

— Вчера вечером, — сказал я, начиная нашу шестую вечернюю беседу, на которой Жорж теперь уже не тайком, а открыто присутствовал, — мы говорили о мнимых лентяях и к этому предмету, повторяю, еще возвратимся, но не сегодня. Нужно разнообразить наши беседы и кроме того вы вероятно сами согласитесь, что нам следует воздать некоторого рода дань уважения нашему другу Жоржу за благоразумие, которое он проявил сегодня самым блестящим образом. На этот раз мы обратимся к детям, совершенно противоположным по характеру тем, о которых мы говорили вчера, а именно мы будем говорить о детях, которые всегда отличались трудолюбием и послушанием. Вы увидите, что в этих-то именно качествах и заключается самое верное средство к достижению успеха в жизни.

Пьер Гассанди родился в 1592 году, в деревне Шантерсье в Провансе. Его родители, простые земледельцы, желали, чтобы и сын их сделался тоже земледельцем; но прежде чем допустить мальчика к полевым работам, они хотели выучить его грамоте.

За отсутствием в окрестностях школы, приходский священник безвозмездно принял на себя обязанности учителя; он обучал не всех, но лишь некоторых детей элементарным основам знания. Если этот почтенный пастырь и ограничивал свое преподавание такими узкими рамками, то это происходило не от недостатка знаний, — напротив, он обладал таким образованием, которое значительно превосходило обыкновенный уровень знаний у приходских священников той эпохи. Священник должен был ограничиваться обучением грамоте и закону Божию собственно потому, что сами родители очень сокращали срок обучения своих детей. Лишенные по большей части всякого образования, эти простодушные люди были уверены, что давая своим детям возможность выйти из совершенного невежества, они с своей стороны делают все что нужно; дети же конечно стремились только к тому, чтобы поскорее отделаться от скучных уроков и по выходе из школы тотчас забывали все чему учились, кроме грамоты.

Родители Пьера, посылая его к священнику по общепринятому среди поселян обычаю, делали это быть может только для очищения совести, чтобы избегнуть впоследствии упреков; но за то Пьер с самого раннего возраста обнаружил наклонности совершенно противоположные тем, которыми отличалось большинство его товарищей.

С того дня, как Пьер научился азбуке, он мечтал только о чтении; с той минуты, как в его молодой ум проник первый луч знания, он почувствовал непреодолимое желание узреть и все остальные лучи.

Наставник оказался вынужденным расширить собственно для него программу преподавания; одаренный любознательностью и замечательным для своих лет умом, Пьер в особенности доискивался объяснения явлений природы. Школьные занятия и объяснения, даваемые наставником во время уроков, по-видимому служили для него лишь некоторым развлечением, или простыми упражнениями памяти; но движение небесных светил по беспредельному пространству, перемена времен года, таинственное начало, которое лежит в основе жизни и оплодотворяет землю, падение атмосферных вод, течение облаков, завывание бури, — вот что занимало мальчика и погружало его в глубокие размышления.