Нежданная любовь - Хейер Джорджетт. Страница 54

— Обри не признает ваш авторитет, Эдуард. Хорошо бы вы об этом не забывали.

— При чем тут авторитет! Полагаю, парень его возраста не должен возражать против дружеской критики.

— К Обри это не относится. Все дело в том, что вы с ним не ладите.

— Осмелюсь возразить вам, дорогая Венеция! — улыбнулся Эдуард. — Все дело в том, что мастер Обри ревнив и не научился с этим справляться. Со временем ему это удастся, если никто не будет обращать внимания на его выходки.

— Вы не правы, Эдуард, — промолвила Венеция. — Обри не ревнует. Он знает, что у него для этого нет оснований. И не думаю, что стал бы ревновать, если бы они были. Понимаете, его не слишком интересуют люди. Я уже говорила вам, но вы никогда мне не верите. Мне не хочется причинять вам боль, так как мы были хорошими друзьями и… и я в долгу перед вами за вашу доброту, но, пожалуйста, поверьте хотя бы одному! Я не…

— Будь я юным и горячим, как Обри, то позволил бы вам сказать то, о чем вы впоследствии пожалели бы, — прервал он, предупреждающе подняв указательный палец. — И тогда мы бы, несомненно, опустились до глупой ссоры, во время которой оба могли наговорить лишнего. Но думаю, что у меня побольше здравого смысла, чем вам кажется, и что я знаю вас немного лучше, чем вы сами. Вы можете счесть меня дерзким, но тем не менее я прав. Вы импульсивны, у вас веселый нрав, вы наслаждаетесь первым знакомством с тем, что именуют «обществом», и я полагаю… я уверен, что столкнулись с восхищением и лестью. Вполне естественно, что у вас немного закружилась голова. Я не попрекаю вас вашими развлечениями, и можете не сомневаться, что, когда мы поженимся, буду относиться к ним столь же снисходительно. Сам я не поклонник городской жизни, но считаю полезным повидать свет и познакомиться с обычаями и поведением людей, чей образ жизни отличен от вашего.

— Эдуард, если я когда-нибудь внушила вам идею, будто я готова выйти за вас замуж, то сожалею об этом и честно предупреждаю, что никогда этого не сделаю! — серьезно сказала Венеция.

Она с испугом увидела, что ее слова не произвели на него никакого впечатления. Продолжая улыбаться весьма раздражающим образом, Эдуард отпустил одну из своих тяжеловесных шуток:

— Очевидно, я становлюсь туговат на ухо! Но вы не рассказали, Венеция, как вам понравился Лондон и что вы успели повидать. Могу представить ваше изумление, когда вы открыли для себя размеры столицы и многообразие аспектов ее жизни, познакомились с парками, памятниками, роскошными особняками богачей, убогими лачугами бедняков, нищими в лохмотьях и аристократами в шелках и пурпуре!

— Не видела ни одного аристократа в шелках и пурпуре! Очевидно, они надевают их только в особо торжественных случаях.

Но Эдуард лишь рассмеялся, сказав, что хорошо знает ее педантичный ум, и обещав показать ей несколько интересных мест, которые, как ему кажется, она еще не успела открыть для себя. Он сам уже дважды бывал в Лондоне и хотя в первый раз был настолько изумлен и ошарашен, что мог только глазеть вокруг (тогда ему было столько лет, сколько теперь Обри), но во время второго визита обзавелся отличным путеводителем, который не только познакомил его со всем, что достойно внимания, но и снабдил необходимой информацией обо всех достопримечательностях. Эдуард добавил, что захватил с собой эту цепную книгу и в дороге перечитал ее от корки до корки, дабы освежить память.

Венеция могла лишь удивляться. Она никогда не была в состоянии подобрать ключ к его уму и поэтому не представляла себе, что делало его настолько уверенным в себе. Венеция не думала, что Эдуард отчаянно влюблен в нее, — очевидно, приняв решение жениться на ней, он свыкся с этой идеей и не мог легко отказаться от нее, или же высокое мнение о собственной персоне не позволяло ему поверить, что она может всерьез отвергнуть его предложение. Эдуард не казался обескураженным откровенностью Венеции, словно предпочитая считать ее слова шуткой или относиться к ним с мягкой снисходительностью, как к очередному капризу избалованного ребенка. Он не удержался от упрека за то, что Венеция покинула Андершо, не сообщив ему о своих намерениях. Эдуард услышал новость от матери, которая, в свою очередь, узнала ее от леди Денни, и она явилась для него немалым потрясением. Тем не менее он сразу простил Венецию и не собирался бранить, так как хорошо понимал, насколько она расстроена. Это привело Эдуарда к критике брака Конуэя — он распространялся на эту тему долго, с чувством и в более решительных выражениях, чем обычно использовал, говоря с Венецией о ее старшем брате. Эдуард заявил, что не ожидал от Конуэя подобного поступка, и продемонстрировал столько чуткости, что Венеция стала смотреть на него более благосклонно. Он счел необходимым засвидетельствовать вместе с матерью почтение леди Лэнион — они провели в Андершо не более двадцати минут, но и половины этого времени было достаточно, чтобы у него сложилось правильное впечатление о характере миссис Скорриер. Она показалась ему невыносимой! Шарлотту Эдуард нашел абсолютно безобидной, но его покоробило, что такая невзрачная девушка сменила Венецию в качестве хозяйки Андершо. Эдуард сочувствовал Шарлотте, чья ситуация казалась ему неловкой, и, когда миссис Скорриер начала говорить о переезде Обри в Прайори, разумеется приписав это его ревности и пытаясь убедить гостей, что она делала все возможное, чтобы его умиротворить, Шарлотта выглядела так, словно собиралась разразиться слезами. Жалкое существо! Эдуард не видел в ней ничего, достойного восхищения, и считал, что Конуэю следовало бы хранить верность Кларе Денни.

— Бедная Клара! — воскликнула Венеция. — Если бы она только смогла понять, что дешево отделалась!

— Думаю, — серьезно заметил Эдуард, — Клара сознает, что ошиблась в Конуэе, но сейчас еще не может искать в этом утешения. Мне искренне жаль ее — она тяжело переживает свою ошибку, но держится мужественно и достойно. Я говорил с ней и надеюсь, что смог ее приободрить. В Эбберсли не касаются этой темы, и очень жаль — по-моему, это лишило Клару возможности смотреть на происшедшее с рациональной точки зрения, которую, безусловно, мог внушить ей сэр Джон.

— Я рада, что вы были добры к ней, — промолвила Венеция, хотя ее губы дрогнули от сдерживаемого смеха. — Но расскажите, как обстоят дела в Андершо! Надеюсь, они уживаются друг с другом? Я имею в виду не Шарлотту и миссис Скорриер, а прислугу и вновь прибывших.

— По-моему, сносно, хотя не следует ожидать, что ваша прислуга будет расположена к леди Лэнион, когда ее прибытие повлекло за собой ваш отъезд. Судя по тому, что говорил мне Науик неделю назад, об этом догадываются и возмущаются этим. Можете не сомневаться, что я не сказал Науику ничего, поощряющего подобные мысли, но, расставшись с ним, я не мог не думать, что в значительной степени виноват — хотя и неумышленно — в создавшемся положении.

— Виноваты? — воскликнула Венеция. — Что вы имеете в виду, Эдуард? Единственно, кого можно винить, так это Конуэя! Вы тут совершенно ни при чем!

— Я не имею отношения к браку Конуэя и никак не мог его предотвратить. Но его поведение показало мне, что моя щепетильность, не позволившая мне убеждать вас согласиться на наш брак после смерти сэра Франсиса, привела к злополучной ситуации, которая, если бы вы уже обосновались в Незерфолде, никогда бы не возникла. Теперешнее положение прискорбно во всех отношениях. Не стану говорить о нежелательных сплетнях, которые оно возбудит, — ибо выглядит неестественным, что Обри, вместо того чтобы поехать с вами в Лондон, предпочел перебраться всего за несколько миль от Андершо, — но, живя так близко, он, разумеется, часто видится с Науиком, и ваш управляющий вместе со всей прислугой будут при малейших трудностях обращаться к нему, а не к жене Конуэя.

— Интересно, какие советы он будет им давать? — рассмеялась Венеция. — Впрочем, с Обри никогда ничего не знаешь наперед. Он может дать очень хороший совет, если будет в подходящем настроении!

— Он не должен давать вообще никаких советов! И как бы Обри ни чувствовал себя обязанным лорду Деймрелу, ему не следовало переезжать к нему в дом. Я не отрицаю дружелюбия его лордства, но считаю его влияние крайне нежелательным — в особенности для Обри. Моральный уровень лорда Деймрела весьма невысок, а образ жизни делает его неподходящим компаньоном для юноши в возрасте Обри.