Много снов назад (СИ) - "Paper Doll". Страница 31

— Да, я был наслышан о ней, — Дуглас закатил глаза, вспоминая совет Гудвина не спешить обзаводиться детьми, поскольку сам не смог нормально воспитать собственных. Несомненно он уважал мужчину, ведь, в конце концов, только благодаря ему он наконец-то смог где-нибудь пристроиться, осев на некоторое время на месте. И всё же в некоторых делах Гудвин оставался самозабвенно тщеславен, что с годами, похоже, не изменилось.

Быть его студентом было проще. Он получал свои привилегии за то, что был любимчиком, но теперь это порядком обременяло. С закрепленной жизненной позицией и здравым видением жизни Дуглас видел и понимал теперь гораздо больше, чем прежде. Ему приходилось сотрудничать с людьми, подобным Гудвину. Простота общения с ними заключалась в предусмотрительности буквально каждого их неосторожного шага или даже направления мысли. Сложность была исключительно в их бараньей упрямости и неуступчивости, из-за чего неприятности возникали по большей мере у Дугласа. Он научился с ними справляться, предлагая стратегии заведомо удачные. С Гудвином и это не могло сработать.

— Мы могли бы купить подарок вместе. Пришла только, чтобы тебе предложить, — осторожно произнесла Кэрол, неуверенно глядя на него.

— Совсем, как супружеская пара, — съязвил мужчина. Воображаемая сцена вызвала на его лице ухмылку, что не оставляла Кэрол шанса на ответ, который она хотела бы услышать. — Если ты не будешь против, у меня есть идея получше. Я дам тебе денег, и ты купишь два отдельных подарка. Ладно? — он достал из рабочего портфеля бумажник, прежде чем женщина успела бы возразить.

— Другого от тебя не стоило ожидать, — она закатила глаза, принимая деньги, которые постеснялась пересчитывать, полагаясь, что их было более, чем достаточно. Нехотя Кэрол поднялась с места, в сердцах надеясь на то, что Дуглас бросит хоть одну незатейливую фразу, которой продолжит диалог, начатый ею. Он и сам понимал, что женщина ждала этого, но не мог дать этой привилегии, не испытывая и малейшего желания видеть её хоть секундой дольше.

— Всё ещё надеюсь, что меня эта участь минует, — бросил он вслед, когда их внимание привлек настойчивый стук в дверь. Оба знали, кто должен был войти в следующую же секунду.

— Удачи, — одними лишь губами произнесла почти неслышно Кэрол, покидая его с большим воодушевлением, чем ещё пару минут назад. Бегло обменявшись с Гудвином сдержанными приветствиями, она ушла, оставив их наедине.

— Обсуждали старика, — весело подметил мужчина, плюхнувшись на прежнее место Кэрол. В отличие от Дугласа его настроение было приподнятым, и дурацкая улыбка не исчезала с лица, будто он должен был сообщить ему о повышении.

— Вы, как обычно, правы. Ничего иного мы не обсуждаем, — иронично подметил Дуглас, вынуждая старика громко расхохотаться.

— Твои шутки далеко тебя завели, не так ли?

— Прямо в этот кабинет, — на выдохе произнес Дуглас, приготовившись не к лучшей части последующего разговора.

***

Похоже, Гудвин действительно планировал устроить празднество с размахом. Уходя, он оставил на столе Дугласа приглашение, на котором тисненными золотистыми буквами было обозначено его имя и остальная информация о времени и месте. Вопреки предостережению Кэрол празднование должно было происходить не дома, а в ресторане, что свидетельствовало лишь о том, что гостей должно было быть куда больше, чем в предыдущие годы. Гудвин предупредил, чтобы Дуглас прилично оделся, что он принял исключительно, как неудавшуюся шутку с двойным дном.

Кэрол премного помогла ему с выбором подарка. Это были приличные наручные часы, в которых, как полагал Дуглас, старик вовсе не нуждался, но всё же это был достойный выбор, лучше которого сделать он не смог бы. Для себя Кэрол выбрала бутылку выдержанного качественного коньяка, который ему приходилось пробовать лишь однажды, и он удостоверил женщину в его качестве.

В отличие от Кэрол он не сильно готовился к торжеству, предвкушая лишь несколько неимоверно долгих часов скуки, что было неизбежным. Он даже успел забыть обо всем, пока накануне Кэрол не позвонила с предложением встретиться, чтобы добраться до ресторана вместе, в чем он решил ей не отказывать.

Дуглас забыл об этом недоразумении уже по дороге домой. И всё окончательно вылетело из головы, когда спустя полчаса после возвращения, он услышал неуверенный стук в двери, ознаменовавший приход Рози, которого он совершенно не ожидал.

Дуглас полагал, ей нужно было время. Невольно он стал свидетелем неприятной сцены, которую, как был уверен, девушка была бы куда более счастлива вырезать из временной ленты и более никогда не вспоминать. Мужчина увидел её в момент слабости, и поменялись бы они местами, он навряд ли хотел бы видеть её скоро.

Девушка даже не пыталась надеть маску безразличия к тому, что произошло накануне. Вид у неё был помятый и уставший. Ей стоило скорее лечь спать, вместо того, чтобы приходить к нему, но в то же время её визит немало его потешил.

Единственное, чего Дуглас мог опасаться, что Рози вернется к вопросу, который он оставил открытым к обсуждению. Первое, о чем мужчина подумал, это что она только и пришла для того, чтобы он ответил. Но все сомнения развеялись в ту же секунду, как она прильнула к нему в теплом объятии, не успел Дуглас и слова произнести. Прижалась к нему, обхватив обеими руками так сильно, что сперва он остолбенел, не решаясь сделать то же самое в ответ. Большие ладони аккуратно легли на спину девушки, и большего мужчина не стал делать, невзирая на то, что всего сутки назад обнимал её куда крепче.

Обстоятельства были иными. В тот раз Дуглас позволил себе эту вольность исключительно, чтобы поддержать Рози. Позже он подумал о том, что, наверное, это была её единственная опора, и положиться ей более было не на кого. И хоть, вероятно, этот жест доброй воли пробудил в девушке куда больше надежд, чем он мог ей дать, Дуглас ничего бы не изменил, даже если бы смог.

Осторожность оставалась куда меньшей заботой, когда Рози была совершенно разбита и, кажется, даже напугана. Дикая природа своенравного характера была уязвлена перед лицом действительности, которую она тщательно избегала, спрятавшись за четырьмя стенами, выстроенными из отстраненности и чуждости ко всему, что происходило вне их видимых границ. Дуглас ненамеренно, но пробил эти стены, оставляя в хрупкой душе расцветать колючие цветы, взращиваемые чувством, сила которого её по большей мере сокрушала, нежели придавала сил.

Он не подозревал, но Рози сломалась в ту минуту лишь отчасти из-за появления брата. Это копилось в ней долгое время. Хоть у неё не было привычки держать при себе гнев, выливаемый, как правило, в ядовитую иронию или намеренные проступки, осадок всё равно оставался. И его становилось так много, что тот уже доставал до горла, вызывая тошнотворные рефлексы. Безутешные поиски смысла были не более, чем поиском освобождением от гнета заложенного ещё с детства чувства недостаточности во всем, что бы она не делала и какой бы не была.

Дуглас был для неё свежим глотком воздуха, хоть в то же время прибавлял забот не меньше. Бессовестно занимал все мысли, принуждая к сомнению не только к окружающему миру, как было прежде, но и к самой себе. Рози не доверяла собственным ощущениям, и странная тяга к другому человеку, не испытываемая прежде в отношении кого-либо, премного настораживала, невзирая на то, что явление это было самим по себе естественным и привычным для большинства людей.

Дуглас и сам не доверял себе в отношении всего, что касалось Рози. Его притягивало к ней не меньше, и эта тяга не ограничивалась исключительно сексуальным влечением. Было в этом что-то большее, что мужчина старался отрицать всеми силами здравого рассудка. И было бы не так уж плохо ограничиться исключительно приятными разговорами, которых выдавалось мало. Рози настойчиво врывалась в его личное пространство, ломая не только собственные границы привычного одиночества, но и его. Дуглас начинал привыкать к девушке, и это не сулило ничего хорошего.