Много снов назад (СИ) - "Paper Doll". Страница 42

— Неужели ваш адвокат настолько уж плох? — Дуглас облокотился о стол, подперев голову сложенными вместе ладонями.

— Должен признаться, я не так уж сильно ему доверяю. В конце концов, на кону стоит не только моя должность, но и репутация, — он остановился, только чтобы пронзить мужчину жалостливым взглядом, который не сработал. Дуглас всё ещё держался в стороне от этой затеи.

— Ещё и свобода, если для вас это важно, — он не мог не иронизировать.

— Важнее некуда, — Гудвин подошел к окну, напротив которого застыл. Студенты торопились на занятия, ещё наверняка не подозревая о скандале, что должен был вот-вот стать всем известным. Это была бомба замедленного действия, что должна была подорвать университетские коридоры. Дуглас был уверен, к окончанию занятий об этом уже будут знать все. Это не будут держать в тайне. Подобные сведения не задерживаются подолгу за графой секретности. — Я доверяю тебе свою жизнь, — слишком много лишнего пафоса даже для такого серьезного дела.

— Прежде чем я соглашусь, единственное, что хотелось бы знать, это правда или…? — Дуглас не был уверен в реакции Гудвина на этот вопрос, поэтому говорил осторожно, хоть и напрямую.

— Нет. Я бы ни за что… — его голос звучал чрезмерно взволновано. — Я бы не сделал этого, — Гудвин снова сел в кресло напротив Дугласа. Посмотрел мужчине прямо в глаза, дабы доказать правдивость собственных слов. А всё, что замечал Дуглас, это насколько похожи были глаза Рози к его. Тот же голубой, только разве что чище и яснее.

— Ладно, я верю вам, — он нагнулся через весь стол, чтобы похлопать старика по ладони. Дуглас действительно ему верил. — Оставьте контакты своего адвоката. Я обязательно с ним свяжусь. Сегодня же.

— Конечно, — Гудвин засуетился. Из кожаного портфеля мужчина достал визитку. Клайв Стэнли. Дуглас впервые о нем слышал.

В Вашингтоне он знал большую часть практикующих адвокатов, меняясь с каждым по очереди ролями оппонентов и союзников. Между ними не могло завязаться дружбы, но всё же профессиональное уважение было обязательным, невзирая на обстоятельства, что могли их объединять. Некоторые из них откровенное раздражали Дугласа своей надменной уверенностью, будто они способны достичь чего-угодно какими-угодно методами с крепким осознанием того, что это сойдет им из рук и в этот раз. Он всегда изучал оппонента прежде, чем выяснял обстоятельства дела, перекладывая эту задачу по большей части на Карла. Сперва это было непосильно трудной задачей, но чем дольше Дуглас работал бок о бок с теми людьми, тем с большей вероятностью мог предугадать их последующие действия и быть на несколько шагов впереди, что давало большое преимущество.

Взяться заново за дело, снова примерить на себя роль адвоката было сложнее, чем могло показаться. Дуглас до конца не сумел свыкнуться с мыслью о том, что был окончательно и бесповоротно избавлен жизни, которой посвящал себя на протяжении нескольких лет, пролетевших настолько незаметно, что это заставляло думать о скоротечности времени, что внезапно остановилось прямо здесь, в Филадельфии. Он не хотел заново втягиваться, забываться в иллюзии самообмана.

Дуглас вошел в кабинет Клайва Стэнли с четким убеждением, что это станет разовой акцией. Он призывал себя не переступать границ позволенного и помнить всё время о своей роли советчика и наблюдателя. Ему всего-то и нужно было проконтролировать, или даже, скорее всего, лишь убедиться в том, что нанятый Гудвином адвокат действительно делал всё, что было в его силах (а вместе с тем и оценить собственные силы). Дело было чрезвычайной важности, и понять старика было не так уж сложно. Не каждый день его обвиняли в сексуальном домогательстве.

Как и ожидалось, Стэнли оказался корыстолюбивым пронырой, не так уж ознакомленный с обстоятельствами дела. Должно быть, Гудвин платил ему неплохие деньги, раз уж тот хотя бы принял вид глубокой заинтересованности, что пока что не сдвинулась с места. Мужчина был не сильно обрадован компании Дугласа, хотя спустя полчаса разговора должен был признать, что тот был профессионалом своего дела. Клайв читал о нем прежде в контексте нашумевшего дела, но совсем другим оказалось вдруг сотрудничать с ним.

Дуглас видел настороженность во взгляде и неприметное недоверие ко всему, что он говорил, но, тем не менее, старался не придавать этому значения. Этот день немало утомил его. Наверное, дело было в погоде. Синоптики обещали к вечеру снег. Он уже и позабыл, как рано начиналась зима в Филадельфии.

Они начертили план действий спустя три часа упорных споров. Клайв сопротивлялся мягко, будто делал это исключительно ради самого сопротивления, а не из абсурдности предложенных Дугласом вариантов. Все они были незамысловато просты, но всё же наиболее эффективны. Прежде всего, нужно было поговорить с самими девушками. Задать им вопросы, которые завели бы их в тупик. Запутать их не представлялось такой уж непосильной задачей — сказать одной, будто другая говорила что-то отличительно другое, и они уже сами забудут о договоренности между собой. Затем пытаться договориться с ними о замятии дела.

По дороге домой Дуглас поймал себя на том, что пребывал в особом поднесении, что ощущалось удивительно правильным. Он будто всё это время находился в комнате, полной пыли и старых вещей, и вот, наконец, смог свободно дышать, чувствуя как чистый, но холодный воздух растворяется в крови, ускоряя её обращение. Мужчина пребывал в приятном волнении, захватившим его всецело. Наверное, не стоило обнадеживать себя в том, что черта, которую он обещал не переходить, была невидимой, из-за чего не нарушить её не было возможным.

Проходя мимо «Ужина у Барни», Дуглас заметил за окном скучающую Рози. Неужели было уже так поздно? Посмотрел на часы — 19.55. Темнело теперь стало рано, и потеряться в ощущении времени было слишком просто.

Он чуть сдал назад и вошел в ресторан. Рози подняла уставший взгляд, лишь когда мужчина остановился напротив столика, за который тут же сел. Казалось, она не была удивлена увидеть его, невзирая на то, что когда они виделись несколько дней назад, девушка была не в самом лучшем расположении духа, что вылилось в гневное обвинение в том, будто Дуглас был эгоистом, что отчасти было правдой.

Перед ней лежала полупустая тарелка с пастой. Уголки губ были испачканы в соусе. Она подпирала голову рукой, одновременно наматывая на вилку виток нескончаемо длинных спагетти.

— Наверное, мне должно быть жаль за всё, что я наговорила вам в прошлый раз, но почему-то мне не жаль, — Рози смешно сморщила нос, заставив его улыбнуться. Напряжение не было ощутимо. Они оставались на своих местах, заняв роли, неотъемлемые от личностей, которые не выбирали.

— Тебе не должно быть жаль. Твои слова были правдивы, — он глупо улыбнулся. Официант отвлек их. Дуглас не стал рассматривать меню, заказав то же, что было уже на столе, а также отдал парню своё пальто, вежливо его поблагодарив.

— А что на счет ваших слов?

— Прости, что?

— Насколько правдивыми были ваши слова? — Рози вдруг выпрямилась и начала ерзать на месте, будто не могла удобно усесться. — Будто между нами не могло быть чего-то большего? — объяснила она, когда прочитала в его глазах недоумение. Её выражение лица было полно решимости. Голос снова обрел уравновешенную смелость, присущую ей на самом начале. С чего она вдруг снова завела этот разговор? — Вы можете не отвечать, если…

— Мои слова правдивы ровно в той же степени, что ты считаешь их правдивыми.

— Это мне и нравиться в вас, — Рози дотронулась до руки мужчины, что лежала на столе, и потрясла. Ироничная улыбка тронула розовые губы. — Отвечаете намерено, чтобы запутать меня, но я всегда вас понимаю. Даже сейчас.

— Не поверишь, но если бы ты не понимала, я бы так не говорил, — Дуглас дотронулся до руки девушки в ответ, что заставило её едва заметно содрогнуться, будто она действительно не могла ожидать этого жеста. — Вижу, тебе намного лучше, — он отпустил её ладонь и совершенно непринужденно перевел тему, против чего никто не возражал.