Школьный бунтарь (ЛП) - Харт Калли. Страница 7
Но…
Я этого не сделала. Мне нравится говорить себе, что эти сучки получат то, что им причитается. Однажды карма появится на их пороге, и они заплатят за свои поступки, но, честно говоря, простая, тихая, печальная правда заключается в том, что я не хочу, чтобы они страдали. Я скучаю по своим друзьям. Тупым шуткам, которые мы обычно разыгрывали друг с другом. Ночевкам и глупым традициям, которыми обычно делились. Я скучаю по ночному смеху, по обморокам из-за мальчишек и... бл*дь. Я скучаю по тому, чтобы быть частью группы друзей, которые будут делать все друг для друга.
Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что глупо скучать по этому. Как оказалось, у меня этого никогда и не было. Это была иллюзия. Я бы поставила деньги на то, что девчонки будут прикрывать мою спину. Но, в конце концов, именно они предали меня сильнее всего.
Я должна пройти мимо них, чтобы попасть в здание. У меня есть наушники, поэтому я включаю музыку и стараюсь держать подбородок высоко, когда прохожу мимо. Я не буду торопиться. Не буду отворачиваться. Не буду выглядеть пристыженной. Не доставлю им такого удовольствия.
Зен что-то говорит Холлидей, очевидно, обо мне. Ее рот опущен вниз, ноздри раздуваются, и я помню то же самое выражение на ее лице в тот день, когда она узнала, что ее отец обманывал ее маму в течение года — ярость и отвращение исходили от нее, как жар от пламени. Я была той, кто успокоил ее боль в ту ночь, и много ночей спустя тоже. Принеся ведерко «Ben & Jerry’s» (прим.ред. Марка мороженого, замороженного йогурта, шербета и продуктов на основе мороженого), смотрела дурацкие подростковые драмы и слушала ее разглагольствования. Другие девушки тоже приходили, но я была там каждый вечер. Я была постоянным источником утешения для нее, когда казалось, что ее жизнь закончилась, и раны в ее сердце никогда не заживут. А теперь она смотрит на меня так же, как смотрела на своего отца.
Холлидей — глуповатая, нежная блондинка, хихикает, украдкой бросая взгляд в мою сторону, и я узнаю ехидство и злобу там, где раньше были только сочувствие и доброта. Не знаю, что заставило ее так резко измениться, но меня переполняет печаль, когда я делаю первый шаг вверх по лестнице, ведущей в школу Роли.
Билли Джоэл поет мне в уши о дождливых ночах в Париже и о времяпрепровождение на берегу Сены под европейским дождем, и вдруг я чувствую, как что-то ударяет меня по руке — легкое, едва ощутимое прикосновение. Я почти не обращаю на это внимания, но краем глаза замечаю, как то, что ударило меня, падает на землю... и это окурок сигареты. Все еще горящий, хотя и прокурен до самого фильтра. Огонек светится, вспыхивая красным, прежде чем дождевая вода на земле впитывается в бумагу, потушив его.
— Какого хрена?
Я снова смотрю на девочек. Ничего не могу с собой поделать. Мой взгляд встречается с Кейси, и моя грудная клетка сжимается как тиски, когда завиток дыма выскальзывает из ее рта. Мелоди хихикает, толкая локтем Кейси, и моя бывшая лучшая подруга, черт возьми, подмигивает мне. Ее зеленые глаза горят вызовом, и я очень ясно вспоминаю, что Кейси Уинтерс заслужила свое прозвище: если тебе посчастливилось оказаться на правильной стороне Ледяной Королевы, жизнь может быть чудесной. Но если вы окажетесь по другую сторону, которую она начертила, то очень скоро начнете страдать от обморожения.
Я знаю, что на моем лице застыло выражение ужаса, но не могу скрыть его. Медленно наклоняюсь и поднимаю окурок. Мои ноги сами собой несут меня к девочкам. Я, бл*дь, не могу их остановить. Билли Джоэл замолкает, когда снимаю наушники и прочищаю горло.
— Теперь ты куришь? Должно быть, Леону это нравится, — обращаюсь я к Кейси.
Леон был ее парнем с первого года старшей школы. На пути к получению стипендии по плаванию, Леон был чистым, необычайно сосредоточенным, здоровым парнем. Никакого алкоголя. Никаких наркотиков. И уж точно никаких сигарет. С тех пор как ему исполнилось четырнадцать лет, его единственным пороком была Кейси.
Мелоди закатывает глаза, изучая свой французский маникюр.
— Бл*дь. Она так далека от общества. Просто чудо, что она вообще знает, какой сегодня день недели.
— Повзрослей, Мел, — огрызаюсь я. — Весь остальной мир вырос из разговоров о людях и притворства, будто их нет рядом, еще в средней школе.
Она выглядит уязвленной. Безукоризненно одетая, с густыми каштановыми волосами, уложенными в безупречные пляжные волны, Мелоди всегда тратила на свою внешность гораздо больше времени, чем когда-либо тратила на развитие собственного ума. Она смотрит на Кейси, ожидая, что та ответит ей тем же, но Кейси не удостаивает ее даже косым взглядом. Та слишком занята тем, что лазером проделывает дырки в моем черепе.
— Мы с Леоном расстались. Теперь я с Джейкобом. Надеюсь, ты не возражаешь.
К горлу подступает желчь. Моя реакция поражает меня сильно, слишком быстро, чтобы обуздать ее. Я, бл*дь, не могу дышать.
— Ты что, серьезно? — Эти слова — не более чем испуганный вздох.
Хитрая, кислая улыбка тронула губы Кейси. Мама называла ее Белоснежкой, когда мы были маленькими. Все эти черные как смоль волосы, розовые губы и постоянный красивый румянец на фарфоровых щеках. Если бы она могла видеть ее сейчас, то больше не называла бы так. Кейси больше похожа на Круэллу де Виль с этой мерзкой ухмылкой на лице.
— А почему нет? Джейкоб очень горячий. Он капитан…
— Ты же знаешь, что он сделал, Кейси. Ты же там была.
Ее плечи напряжены, и на секунду я вижу, как что-то меняется в ней — мимолетная тень сомнения в ее обычно стальных глазах. Но через долю секунды она исчезает. Кейси открывает рот, собираясь что-то сказать, но ...
По стоянке прокатывается гром. Глубокий, раскатистый гром, который вибрирует сквозь подошвы моих ботинок.
Кейси заглядывает мне через плечо, и остальные девушки следуют ее примеру. Рот Холлидей открывается, когда еще одна грохочущая, катящаяся стена звука разрывает утренний воздух, и я понимаю, что это не гром, а рычание мощного двигателя. Звук обрывается, и я стискиваю зубы, уже зная, что увижу, когда обернусь.
«Утро понедельника. Четко и ясно. Нет другого места, где я предпочел бы быть».
В коридоре у его ног лежал мотоциклетный шлем.
— А это еще кто такой, черт возьми? — Бормочет Зен. Она надула губы, а это значит, что она увидела что-то, что ей нравится, и собирается заявить на это свои права.
В конце концов, я человек с недостатками, поэтому хватаю приманку. Я оборачиваюсь, хотя и не хочу этого делать, и вижу его там, менее чем в пятидесяти футах, сидящего верхом на матово-черном мотоцикле Indian, а его шлем покоится на верхней части бака. Он одет в кожаную куртку и выцветшие потертые черные джинсы — отсюда я могу сказать, что это не те «потрепанные» брюки, которые вы покупаете уже такими. Они потрепаны из-за сильного износа, что, наверное, немного более респектабельно.
Его темные волосы густые и волнистые, скрывают лицо от посторонних глаз, когда он смотрит на телефон, который держит в руке. Я прикована к месту, ноги приклеены к земле, дыхание застряло в горле, ожидая, когда он поднимет голову. Чтобы его волосы откинулись назад, и я смогла как следует рассмотреть его... но тут меня захлестывает странное чувство паники, и двигаюсь, впиваясь ногтями в ладони, когда спешу прочь от девочек и быстро поднимаюсь по ступенькам в здание.
Зен кричит что-то позади меня, но я не знаю, мне ли это или парню, сидящему на мотоцикле; ее слова — не более чем размытый звук. Внутри, пробираясь сквозь тяжелое давление тел в коридоре, я чувствую свой пульс во всем теле, бьющийся как решительный кулак о стену, пытаясь прорваться сквозь нее.
Я понятия не имею, почему мне пришлось бежать.
Я просто не могла стоять там, в ожидании его взгляда. Это было похоже на чистую пытку. Это было похоже на ожидание конца света.