Школьный бунтарь (ЛП) - Харт Калли. Страница 73

— Папа! О мой Боже. Нет! Никогда больше не открывай свой рот. Особенно в присутствии Алекса.

Он смеется, как злой монстр, которым и является, когда поворачивается и направляется на кухню. Следующие полчаса я беспокойно расхаживаю взад-вперед по коридору, теребя ноготь большого пальца зубами и пытаясь придумать достойный предлог, чтобы отменить весь ужин. Придумываю множество веских причин, но каждый раз, когда достаю свой мобильный, чтобы написать Алексу, то понимаю, как глупо себя веду, и отговариваю от этого.

Ровно в шесть тридцать раздается звонок в дверь. Я как раз в это время бьюсь головой о дверь своей спальни, так что Макс оказывается там раньше меня, визжа во всю глотку, как банши.

— АЛЕЕЕЕЕКСС! ЭТО АЛЕКС!

Я шиплю каждое темное, злобное ругательство, которое только могу придумать, пока мчусь вниз по лестнице, чтобы добраться до двери прежде, чем Макс успеет сказать что-нибудь, что смутит или унизит меня. Однако когда прихожу, Алекс стоит, положив свои татуированные руки на плечи очень бледного мальчика, с широко раскрытыми глазами, и представляет его моему брату.

— Бену тоже одиннадцать. Вы, ребята, учитесь в аналогичном классе, — говорит Алекс. Он смотрит на меня снизу вверх, и мое сердце замирает в груди.

Святой гребаный Христос на байке.

На нем черная рубашка на пуговицах, верхняя расстегнута, она сшита на заказ и сидит на нем идеально. Я чуть не падаю в обморок при виде его закатанных рукавов — что, черт возьми, такое в закатанных рукавах? Честное слово…

Черные джинсы совершенно новые, без обычных разрезов, а кроссовки выглядят так, будто он потратил значительное количество времени, скребя их зубной щеткой. На них нет ни пятнышка грязи. Алекс насмешливо ухмыляется мне, прикусывая нижнюю губу. Он умолял меня не делать этого в первую ночь, которую мы провели в хижине, потому что это сводило его с ума. Интересно, осознает ли он, что это действие оказывает точно такой же эффект на меня?

— Сильвер, это мой брат Бен. Бен, это Сильвер, — говорит он. В его голосе слышится осторожная нотка. Обычно он такой самоуверенный и непоколебимый, но сейчас явно нервничает. Это просто восхитительно.

Я протягиваю руку маленькому мальчику, у меня перехватывает дыхание, когда смотрю на него как следует, прямо в лицо, и нахожу маленькую, робкую версию Алекса, смотрящую на меня снизу вверх. Очертания его лица, скулы, прямой нос, даже его подбородок выглядит точно так же, как у Алекса, и на секунду я опешила.

Алекс был бы очень похож на Бена, когда ему было шесть лет. Когда он вошел в дом и увидел свою мать, лежащую на полу в луже собственной крови. Вот только Алекс был еще меньше, на пять лет моложе, и от мысленного образа, который возникает в моем сознании, мне хочется разрыдаться.

Он не просто похож на Алекса. Они оба так похожи на нее.

Вместо этого я шепчу приветствие, а Бен неуверенно берет мою руку и пожимает ее.

— Я так рада познакомиться с тобой, Бен.

— Я тоже рад познакомиться, — бормочет он в ответ. Когда я отпускаю его руку, он просовывает ее под другую, прижимая к своему телу, как будто защищаясь. Он смотрит на Алекса большими карими глазами, широко раскрытыми и неуверенными, и брат кивает, улыбаясь ему сверху вниз.

— Да ладно тебе, парень. Это всего лишь ужин. Хорошо? Сильвер сказала мне, что Макс любит играть в Halo. Это правда, Макс?

Брат никогда в жизни не был застенчивым. Он с энтузиазмом кивает, хватая Бена за рукав его супер элегантной синей рубашки на пуговицах.

— У меня есть своя комната для игр. Там есть сорокадвухдюймовый экран. Папа взял его, чтобы смотреть бейсбол, но теперь он в основном мой. У тебя есть Red Dead Redemption? Я получил его на прошлой неделе, но мне не разрешают играть, пока не закончу Halo. В какую школу ты ходишь? — Он болтает всю дорогу по коридору, ведя Бена в игровую комнату.

Алекс прислоняется к дверному косяку и, засунув руки в карманы, смотрит им вслед.

— С ним все будет в порядке, как только он получит немного сахара, — говорит он.

— Ну, там, внизу, этого полно. У Макса есть несколько тайников с мармеладными медвежатами, спрятанными в шкафах, о которых, как он думает, мама не знает. — Я отступаю назад, освобождая ему место, чтобы пройти мимо меня. — Ты зайдешь?

— Ну, не знаю. Я привез ребенка в качестве живого щита, чтобы использовать против твоего отца, но ты только что обезоружила меня, мне интересно, безопасно ли это…

— У меня отличный слух! — мой отец кричит из кухни. — Ты облажался.

Вздрагиваю и крепко зажмуриваюсь.

— Он будет невыносим весь вечер, — признаю я. — Просто не обращай внимания, и все будет хорошо.

— Эй, Алекс? Есть идеи, каков цианид на вкус? — Кричит папа.

Алекс сердито смотрит мне через плечо.

— Он что, серьезно?

Я стараюсь не смеяться, но в конце концов сдаюсь. Если не буду смеяться, то буду плакать.

— Если он спросит, то, наверное, лучше будет сказать ему, что ты спал на диване, когда я приходила тогда к тебе ночью. Просто... веди себя естественно.

— Никто и никогда не ведет себя естественно, когда им велят вести себя естественно — отстреливает Алекс. Однако, он все же входит в дом, по сути, решая свою судьбу. Обнимает меня и украдкой целует. Я краснею и немного задыхаюсь, когда он отпускает меня, прижимая палец к моим губам, делая вид, что успокаивает меня.

Делаю вид, что в ответ кусаю этот палец.

— Я рада, что Джеки разрешила тебе взять с собой Бена.

— Да. Ну, она вообще-то нормально себя вела со мной в последнее время. Думаю, что это шокирует. Она все же настояла на том, чтобы забрать его отсюда, но он со мной до половины девятого.

— А после этого?

Алекс пожимает плечами.

— Я в твоем полном распоряжении, можешь использовать меня так, как ты считаешь нужным.

Мой пульс учащается, когда смотрю ему в глаза, готовясь к тому, что я хочу сказать дальше. Он, конечно, понятия не имел, но у меня есть кое-какие планы на вечер, и это будет настоящая пытка. Я в панике, моя тревога зашкаливает, моя ...

Алекс обхватывает мое лицо ладонями и глубоко хмурится.

— Эй. Эй, что такое? Что случилось?

Он так чертовски настроен на меня. Почти уверена, что мое выражение лица все еще под контролем, но он может сказать, что я чертовски волнуюсь.

— Я... я хочу поговорить с ними. О том... что случилось на вечеринке у Леона. Сегодня вечером.

Глаза Алекса округляются.

— О.

— И... — Господи Иисусе, как же это тяжело. — Мне бы хотелось…

— Ты хочешь, чтобы я остался с тобой. Ты хочешь, чтобы я был там, — тихо говорит он.

— Да. Мне очень жаль, я знаю, что прошу слишком многого. Это определенно не будет весело, но...

Он обрывает меня своим ртом. Поцелуй легкий и нежный, предназначенный для того, чтобы уверить и успокоить. Притянув меня, он прижимает меня к себе, и внезапно я оказываюсь в безопасности его объятий. Убрав прядь волос мне за ухо, он прижимается лбом к моему лбу, его взгляд яростен и тверд.

— Сильвер, тебе незачем спрашивать. Я всегда буду там, где тебе нужно. Буду сидеть рядом с тобой. Буду держать тебя за руку. Вытащу тебя отсюда и украду, если ты этого захочешь. Никуда не собираюсь уходить.

Я так много пережила за последнее время, но даже не плакала. Дни, когда сидела в кресле рядом с больничной койкой Алекса, не спала, не ела, каждую секунду надеясь и молясь, чтобы с ним все было в порядке, были самыми худшими днями моей жизни, но я была полна решимости быть там каждый раз, когда он открывал глаза. Была сильной для него, потому что он нуждался во мне. А теперь он снова нужен мне, и вот он здесь.

— Я люблю тебя, Argento. Не беспокойся. Все будет хорошо. Просто подожди и увидишь.

И я действительно верю ему. Доверяю ему. Я знаю, что он прав. Он всегда прав, потому что он — Алессандро Моретти... и несмотря ни на что, несмотря на кажущиеся непреодолимыми трудности, ему удалось сделать то, что, как я сказала ему, сделать невозможно.