Мать Сумерек (СИ) - Машевская Анастасия. Страница 26

На третий день по возвращению танши обозленная и обиженная Джайя заявила, что намерена еще раз заехать в военную академию и осмотреть северные владения. Бансабире следовало организовать удовлетворение требований раманин. Бану даже слушать не стала — сделала жест Дану и велела «все устроить»: отрядить полста «меднотелых» и протащиться с раманин в академию, к Бугуту и «куда там ей еще приспичит». Дан с готовностью кивнул и как-то подозрительно расцвел.

Бану нахмурилась: не к добру это. Но когда настал день всей столичной братии и сопровождающему отряду Дана выдвигаться, позвала Смелого на разговор.

— Тебе скоро выходить, так что буду краткой, — заявила Бану, едва Дан переступил порог кабинета. — Между тобой и Джайей что-то было?

Дан заикнулся на неразборчивом кряканье, а потом чуть осмысленнее добавил:

— Что… да как вам… да я….

— Джайя красивая женщина, Дан. И все мы прекрасно знаем, что это означает. Для тебя, во всяком случае.

— Она же беременная! — ужаснулся Дан.

— Но Джайя тощая, как скелет, и её беременность лишь немного портит фигуру. В любом случае, для тебя, это точно не проблема.

— Не было между нами ничего! — Смелый подбоченился, выпятил грудь и выпучил глаза.

Бансабира смерила его строгим взглядом: ничуть не меняется. Ни в поведении с женщинами, ни с бойцами, ни с ней, госпожой. Для каждого в окружении Дан приберег отдельный тон общения и держит его, как может. Жалкий удел тех, кто не понимает, как строить отношения с другими. Ей это знакомо.

— Что самое главное в общении с высокородными господами, Дан?

— Эм, быть почтительным? — несколько заискивая, предположил Дан.

— Не делать глупостей, — уточнила Бану. — Главное — вовремя разобраться, что является глупостью. В какой-то одной конкретной ситуации, — добавила чуть тише, не обращаясь конкретно к подданному.

Дан не понял ничегошеньки. Но Бансабира велела выйти вон, и Смелый повиновался. Подумать о словах госпожи он сможет и потом.

Бансабира выехала к Ному вслед за отправкой Джайи. Выслушала все новости о поставке рабов в город, о договоренностях Нома с зодчими подземного города и с Бугутом, ведь город было решено возвести на подведомственной ему территории. Поговорила насчет Тала, осталась вполне довольна. Сообщила, что совсем скоро Ному придется прибыть в чертог: его надлежит возвести в звание генерала со всей торжественностью. Ну а потом, конечно, нужно устроить массовый кутеж среди моряков. Другого признака почитания их командира они попросту не поймут. Ном предложил начинать эту грандиозную попойку уже сегодня, и в результате танша и корабел знатно перепились.

Заночевала Бану на верфи. Но боль в голове наутро была такая, что решено было остаться еще. К тому же вся охрана танши выглядела не менее помятой, чем сама Бансабира. Так что в чертог процессия возвратилась только через вечер. Безумная тяжесть в голове и в тот день не давала ни в коем случае пустить лошадь даже рысью.

Первым делом по возвращению, Бансабира написала два послания и позвала Серта:

— Отправь двух гонцов с этими письмами. Одно на восток, к Маатхасу. Пусть гонец подтвердит, что я готова принять его в любое удобное время, начиная с первого июля. Второе Дайхатту — с ним я готова увидеться в августе.

— Понял.

Он вышел, а Бану велела страже отыскать Вала и Шухрана. Когда явились эти двое, Бану сообщила:

— Дело с Гистаспом сейчас на первом месте. Я хочу руки оторвать ублюдку, который никак не угомониться. Большую часть этих хлопот сейчас на себя возьмешь ты, Шухран. Сосредоточься на этом и на тренировке только одной Иввани.

Шухран удивился, но послушно кивнул.

— Вал, помогай по возможности, но перво-наперво отыщи мне хорошего лавана и поскорей. Надо утрясти один законоведческий вопрос.

Вал прочистил горло: это не совсем то, к чему он привык. Подбирать гражданских ему еще не приходилось. Бансабира же не сомневалась, что брюнет справится.

Вал откланялся вслед за лысым приятелем, получив напоследок от Бану наставление почаще втирать бальзамы в синяки на лице. Отеки спали, но следы все еще были глубокого лилово-черного цвета. Ему надо поскорее прийти в норму.

Узнав, что Бану послала за Маатхасом, Тахбир удивился: Джайя ведь еще тут. Не слишком уместно открывать раману Тахивран планы племянницы. Бансабира просила не беспокоиться на сей счет — Джайю выгонят быстрее, чем всем кажется.

Действительно, раманин возвратилась из своего повторного странствия по северным землям всего через шесть дней — крайне недовольная, озябшая, злая. Теперь она отказалась видеться с кем бы то ни было, пока не отмоется, не поест и не отдохнет. К тому же, близилась ночь и все встречи можно отложить на утро.

Это дало немного времени: Дан Смелый примчался к госпоже с докладом о проделанном пути, незамедлительно — в пыли дорог и вихре эмоций. Он сообщил, что, не доехав до урочища Акдай добрую половину пути, раманин взвыла и заявила, что нога её больше никуда не ступит. Вот он и привез Джайю в чертог.

— И еще, — повинился Дан, опустив глаза, — она наверняка расскажет вам сразу, как вы встретитесь, и потребует мою голову…

Бансабира побледнела: можно не продолжать. Это же Дан Смелый. Это же Дан Наглый, будь он неладен!

— У раманин началась истерика, когда мы стали подбираться ближе к Астахирскому хребту, ну и чтобы как-то привести её в чувство… я поцеловал, — добил мужчина. Бансабира поджала губы, отвернувшись.

— Поганый ты кобель, Дан, — в сердцах выразилась танша не совсем тем разгневанным тоном, какого ждал Смелый. Её голос звучал скорее раздумчиво, чем свирепо. — Интересно, если я отрублю тебе обе руки, ты, наконец, будешь держать их при себе?

Бансабира восседала в танском кресле посреди просторной приемной залы, в которой обычно проходили все массовые пиры и застолья, а в обычные дни собиралась за завтраком семья Яввуз и ближайшие приближенные. На коленях матери устроился растерянный Гайер. По правую руку — Русса, за ним Адар. Слева сидел Тахбир, потом Гистасп, который первый раз вышел из покоя. Хромая, опираясь на костыль, дошел до трапезной и выглядел собой довольным. Несмотря на то, что, стоило ему появится, Бансабира еще раз прилюдно и совершенно невозмутимо нарекла мужчину идиотом, недоумком и кретином. Гистасп, слушая ругательства в свой адрес, сиял и улыбался, так что злиться на него теряло смысл.

Когда Джайя в сопровождении пары телохранителей явилась — те, с момента возвращения Бану Яввуз в чертог снова носили оружие — Бансабира чуть вздернула брови: наконец, свиделись. Раманин не стала медлить и, встав у стола, вздернула голову.

— Этот выродок поцеловал меня при всех! — бросила Джайя.

Бансабира изумилась, как если бы услышала об этом впервые. Чуть обернулась на упомянутого Смелого. Тот стоял сбоку от стола, подобравшись. Значит, готов принять ответственность. Бансабира усмехнулась: по-мужски. Поглядела на Дана оценивающе, потом перевела взгляд на раманин и посмотрела с интересом:

— И как?

Джайя побелела.

— Что?! — Бансабира не отозвалась. — Вы меня не слышали, тану?! — с новой силой насупилась раманин. — Меня, жену ахрамада, которая носит наследника династии, поцеловал какой-то безродный кобель! Немедленно прикажите отрубить ему голову!

Бансабира недоверчиво улыбнулась:

— Да быть не может, чтобы Дан был настолько плох в этом! Вы хоть знаете, какой бешеный успех у женщин он имеет?

Все, кто был за столом из пурпурных, тихонько засмеялись.

Джайя задохнулась. Весь её гнев сверкнул ослепляющей вспышкой и угас, как последний уголь в костре. Что на это ответить? Ей вдруг отчаянно захотелось оказаться где угодно, только не здесь. Зачем она вообще затеяла склоку? Зачем поехала в этот дремучий, Богом забытый край? Теперь стоит тут, под насмешливыми взглядами солдатни. Даже собственное сопровождение улыбается, что уж говорить о людях Бану? Вон, весь стол ухмыляется, не таясь!