Предположительно (ЛП) - Джексон Тиффани Д.. Страница 48

Немного наклоняю голову, чтобы понюхать воротник пальто. Он пахнет ей: апельсинами и маслом какао. Я сама вчера забежала в долларовый магазин, чтобы купить его. Пять долларов и восемьдесят пять центов. Помню, как миссис Ричардсон втирала масло какао в живот, когда там еще сидела Алисса. Мама говорила, что это поможет от растяжек. Мама много знает о беременности. Хотела бы я поговорить с ней об этом. Серьезно не знаю, что творю. И почему она не пришла? Надеюсь, они принимает свои таблетки.

К нам подходит мужчина и, как только он останавливается, я понимаю, кто это. Его лицо раздобрело на десяток килограммов и теперь органично сморится на его здоровенном теле, но седина еще не успела коснуться его блондинистых волос. Он все еще питает страсть к блестящим серебряным костюмам, что делает его похожим на пятицентовую монетку.

— Боже правый, как быстро ты выросла, — говорит он, глядя на мой живот, и хитро улыбается.

Я не шевелюсь. Боюсь, что если сдвинусь хоть на миллиметр, то попытаюсь убить его. Он протягивает руку мисс Коре, и я едва сдерживаюсь от того, чтобы ударить по ней. Не хочу, чтобы он к ней прикасался, даже для рукопожатия.

— Майкл Рабинович. Не думаю, что мы прежде встречались, юная леди.

Она встает, вскидывая бровь.

— Кора Фишер. Много о вас слышала.

Он смеется. Я помню этот смех. Отвратительное громкое хихиканье. Рот открыт, слюни летят во все стороны.

— Уверен, что только хорошее.

Он снова смотрит на меня и улыбается.

— Ну что, по коням, — говорит он, подмигивая мисс Коре. — Увидимся уже там.

Майкл Робинович, известный как мистер Козлиная Морда, тот человек, который усадил меня за решетку.

Теперь я понимаю, зачем судьи носят эти длинные черные мантии: в зале суда чертовки холодно, будто бы каждую скамейку выносили на улицу на ночь. Я не хочу снимать свое пальто. В нем чувствую себя в безопасности. Но все тут без верхних одежд, поэтому, думаю, будет странно, если останусь в нем. Насчитываю девять человек в зале. В последний раз я была здесь прямо перед тем, как меня отправили в детскую тюрьму. Мисс Кора сказала, что они не смогут повторить этого сегодня, но я с трудом ей верю. Не могу снова оказаться в цементной камере без окон. Не могу родить Боба՜ на тюремном полу. Но мне некуда бежать, если сегодня все пройдет плохо.

Старая рыжеволосая дама возвышается над нами в своих черных одеяниях и очках в тонкой красной оправе. Она похожа на ворчливую бабушку. Документы и папки летают от офицера к ней и обратно, ведутся дискуссии, одни и те же вопросы задаются тремя различными способами. Сначала говорит мисс Кора, потом мистер Козлиная Морда. Вперед и назад, вперед и назад... Судья Конклин на меня даже не смотрит. Как и все окружающие.

Даже мисс Кора и мистер Козлиная Морда говорят обо мне так, будто меня нет в зале.

— Ваша честь, — говорит мистер Козлиная Морда. — Семья Алиссы хочет, чтобы их оставили в покое. С какой стати они снова должны проходить через ад из-за какой-то истории, построенной без реальных доказательств?

Мисс Кора, стоящая посреди зала, сложив перед собой руки, напоминает церковный шпиль. Она спокойна как никогда. В отличие от Терри, который постоянно ерзает, просматривает файлы и делает заметки. Не знаю, почему он так нервничает. Если что, в тюрьму отправлюсь я, а не он.

— Наши новые улики и показания подтверждают сведения первоначального расследования. Кроме того, Мэри не получила справедливого суда, на который имела права. Особенно, учитывая, что ее мать, возможный подозреваемый, на правах опекуна пошла на сделку со следствием от имени своей дочери, чем спасла себя.

Мистер Козлиная Морда смеется. Это мерзкое хихиканье напоминает мне Рэя. Кстати говоря, интересно, почему никто никогда не вспоминает о нем. В мамином безумии он сыграл не меньшую роль, чем я. Полагаю, это потому, что он мертв. И я знаю, как это произошло. Просто не хочу об этом говорить.

— Новые улики? Новая история, хотите сказать? Если Мэри лгала прежде, откуда нам знать, что она не лжет сейчас?

— Мэри никогда не лгала. Она никогда не признавалась в том, что убила Алиссу. Все выводы были сделаны, основываясь на показаниях ее матери. Мэри сказала правду. Она не знала, что случилось с Алиссой.

— Тогда она не знала, что случилось, а теперь знает?

— В то время Мэри была ребенком. Очевидно, что она просто не могла интерпретировать произошедшие события.

Мистер Козлиная Морда качает головой. Его ассистенты, пожилая блондинистая женщина и молодой чернокожий парень, передают ему какие-то заметки.

— Ладно. Давайте немного остынем и подключим логику. Вы просите нас открыть дело, чтобы несовершеннолетняя девочка смогла оставить себе ребенка? Неужели я единственный здесь могу увидеть общую картину? Какую жизнь она сможет обеспечить своему малышу? Без источника дохода, без образования, без надлежащих жилищных условий. Она не сможет вырастить ребенка в групповом доме.

— Многие женщины справляются с этим. Постоянно. Но мы сейчас здесь не за тем, чтобы ставить под сомнение ее жизненные условия. Мы не можем лишить ее родительских прав из-за преступления, которого она не совершала.

Несмотря на то, что она произносит эти слова, надеюсь, она не думает, что мы с Бобом действительно останемся в групповом доме. Я предпочту жить на улицах с крысами и голубями.

Мистер Козлиная Морда выглядит сбитым столку и озадаченным. Слово для подготовки к экзамену: «обескураженный».

— Десятки психологов подтвердили, что она неуравновешенна и нуждается в пожизненном психиатрическом лечении. Ее жизненные условия — это то, на чем мы должны сейчас сосредоточиться. Только так мы сможем определить ее текущее психическое состояние.

— Их заключения неубедительны. У вас есть десяток психологов, которые полагают, что она неуравновешенна, у меня же есть десяток других, которые утверждают, что она психически здорова и способна предстать перед судом, даже будучи ребенком.

Мистер Козлиная Морда просматривает свои заметки, яростно перелистывая страницы.

— Один из этих психологов пришел к выводу, что, цитирую: «Мэри могла страдать от не выявленного биполярного расстройства, что неизбежно привело ее к приступу маниакальной депрессии». И давайте не будем забывать о списке лекарств, которые назначаются ей по сей день.

Мисс Кора сглатывает, ее лицо напрягается. Мы никогда не обсуждали мои лекарства. Мы никогда не обсуждали то время, которое я провела в больнице. Мне было слишком стыдно. Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнавал, какой я была.

— А еще они поставили ей СДВГ, — выплевывает она. — Но ни одно проведенное тестирование этого не доказало. Кроме того, трое докторов постановили, что она необычайно умна.

Мистер Козлиная Морда выпучивает глаза. Теперь он по-настоящему разозлился.

— За восемь месяцев она не сказала ни слова. Восемь месяцев!

— Что было результатом ее психологической травмы! Все доктора, включая того, которого вы так красноречиво процитировали, подтвердили, что она страдала от особого случая посттравматического стресса. Девочка стала свидетелем убийства, совершенного собственной матерью — ее единственным близким человеком и защитником — а после этого ее заставили скрыть улики, что сделало ребенка невольным сообщником. В девятилетнем возрасте она не могла принимать свои собственные решения, особенно в таких безумных ситуациях, затрагивающих смерть. Она, и это подтверждают ее показания, делала то, что ей приказывал делать авторитетный человек.

Судья Конклин молчит. Она просто сидит на своем месте и наблюдает за их словесным пин-понгом. Ее тонкие губы вытянуты в прямую красную линию.

— Так что вы предлагаете, защитник? — спрашивает мистер Козлиная Морда.

— Как вы собираетесь доказать эту новую версию событий?

Мисс Кора вздыхает. Возможно, впервые с начала их баталии.

— Основываясь на новых показаниях, необходимо провести повторную проверку улик, чтобы подтвердить соответствующие заключения. Нам нужно эксгумировать тело.