Древнее зло в кресле босса - Алексеева Оксана. Страница 7

– Сахарком сверху посыпать? Так запросто! Получится и кофе, и каша – полноценный завтрак.

– Исполняй, уборщица, – распорядился он и все-таки шагнул к своей двери. – Вот такого нижнетагильского варева можно и четыре кружки. Так и знал, что предыдущая секретарша мне лапшу на уши вешала по поводу возможной крепости. Убить ее надо было, а не увольнять.

Минуты две после его ухода я стояла, разинув рот. Нет, шутит-то он смешно, но вот точно ли шутит? И кружку с помойным зельем зачем к себе потащил? Там собирается смотреть на нее и смеяться?

Я бы и до обеда так стояла, если бы не раздался гневный крик:

– Долго ждать, уборщица?

Ну, я постаралась в точности повторить рецептуру. Из четвертой кружки кофе вообще можно было только ложкой есть. Выставила на поднос и, стараясь не запнуться на каблуках, внесла в кабинет. Осмелилась заявить о своих правах, раз уж пока все еще остаюсь на работе:

– Уважаемый Григорий Алексеевич! Я вовсе не стесняюсь того, что уборщица. Но вам самому не кажется такое обращение странным? Я же на ближайшие пять дней ваша визитная карточка.

– И что? – он не отвлекся от просмотра документа.

– А то, что логичнее звать меня Любовью. Это мое имя. Как ваше – Григорий Алексеевич. Создание благоприятной атмосферы, как говорится!

– Как твое имя мешает моей атмосфере?

Он задавал какие-то уж совсем странно-философские вопросы. Наверное, все-таки не шутит. А меня разозлило такое пренебрежительное отношение, шеф его выпячивал, подчеркивал, будто бы просто использовал способ уязвить.

– Хорошо, – я пожала плечами. Выходить из себя – не по мне. Меня из себя здесь и без меня выкинут при первой же осечке. – Тогда и я вас буду звать по аналогии – начальником. Пусть все вокруг видят, что я ваша верная помощница! Уборщица и начальник уборщицы – как вам?

Он неожиданно заинтересовался, вскинул голову, посмотрел пристально, словно серьезно обдумывал сказанное:

– Но я начальник не только уборщиц… – выдал какой-то нелепый аргумент.

– Да, точно! Начальник уборщиц и мармелада. Мармеладный босс. О, мне надо было в креативный отдел на подработку устраиваться!

Вот сейчас заорет – обзовет тупой идиоткой и начнет снова доводить Маргариту Семеновну до инфаркта. Но он, вопреки ожиданиям, продолжил спокойно:

– Не надо называть меня мармеладным боссом, это как-то пошло, я такое в каком-то фильме видел с очень интересным сюжетом. Но смесь наглости и раболепства греет во мне самое нутро! Почему я раньше не потребовал, чтобы меня называли не этим глупым именем? Зови мармеладным властелином. Лучше без «мармеладного». Еще лучше, если будешь слегка кланяться на последнем слоге. Давай, потренируйся! Такое забытое чувство, что даже волнение одолевает.

М-де… И как Ирина Ивановна продержалась здесь столько времени? Вообще же непонятно, когда он шутит и где смеяться!

– Возвращаемся к предыдущим настройкам, – решила я внутреннюю дилемму. – Оставайтесь Григорием Алексеевичем. А я пять дней и «уборщицей» продержусь. Приятного аппетита.

В половине десятого начались визиты. Ну как визиты – перед приемной выстроилась очередь похлеще, чем в Мавзолей, все заглядывали, видели меня на месте, шумно выдыхали и проходили дальше, уступая место следующему посетителю. Я же с деловым видом исполняла роль всеобщего кумира – тыкала с большим размахом в клавиатуру указательным пальцем и не отвлекалась. О самом тексте не особенно заботилась – мне шеф никакого распоряжения не дал, помимо кофе. Зато сосредоточенному и горделивому образу мои движения добавляли секретарской харизмы. Я же в институте на бухгалтера учусь – мне всю оставшуюся жизнь придется изображать, что я постоянно работаю!

Потом шеф и дел каких-то накидал – унести бумаги, заполнить таблицу. Ничего особенно сложного, а при малейших затруднениях я обращалась по внутренней связи за советами. И справлялась! Стоит признать, что в какой-то момент заподозрила Ирину Ивановну в излишней мнительности. Да, начальник не из простых, хам и спорный юморист, но работа-то работается. К обеду я уже присоединилась к вере всего офиса, что пять дней вполне способна просидеть на этом месте.

Около часа Григорий Алексеевич уехал на обед – у него была вечная резервация столика в одном ресторане, как мне сообщили. Вот только меня сразу потащили по отделам для сплетен и отчетов по криминальной ситуации в приемной. И я рассказывала – теперь было говорить намного легче:

– Да ничего особенного! Ноги только от этих ваших туфлей болят. Кстати, а когда я могу получить свои кеды обратно?.. Эм-м, молчу-молчу, Маргарита Семеновна. Он вообще не кричал! За таблицу только поругался, но как-то странно: «Столбцы надо было выровнять по ширине – за такое непотребство я мечтаю порезать тебе горло тонким лезвием, чтобы ты три дня умирала. Но прощаю! Потому что очень сомневаюсь, что смогу найти кудесницу с нижнетагильской черной магией варева кофе. Иди, уборщица, живи дальше». Да-да, так и сказал! Как думаете, может, его из КВН выгнали за странные шутки, вот он в мармеладные короли и подался? И теперь отыгрывается, что его талант не оценили. Это как с Гитлером случилось – не находите сходства?

Сходство многие находили, но меня поздравляли и хвалили. Маргарита Семеновна даже удочку издалека попыталась закинуть:

– Любонька, а может, ну его нафиг – объявление о вакансии? Останешься ты. Зачем тебе диплом при такой зарплате и в месте, где диплома не спросили? Я ж вчера от страха плела, что мгновенно новую секретаршу найду! Найти-то найду, но скажем прямо – не сразу такую, которая за целых четыре часа ни одной серьезной ошибки не совершит!

Но я ее осекла – и руку вскинула для обозначения серьезности:

– Пять дней! Уговор есть уговор. Да и не для меня такая работа. Интересно, пока осваиваюсь, но морального удовлетворения нет.

Радость моя оказалась преждевременной. После обеда начался какой-то кошмар – унеси-принеси и в двадцать секунд уложись. На третьей ходке я просто скинула туфли и шлепала ногами в капроновых колготках. Это босс никак не прокомментировал, а остальные сделали вид, что не заметили. Всем, включая директора и остальных, какая разница, в туфлях я или без мир спасаю? За первый послеобеденный час я получила три «идиотки», две «лентяйки», четырнадцать «как можно не знать того сотрудника по имени? Я его сам, что ли, знать должен?» и одно «еще две чашки нижнетагильского, уборщица, я начинаю подозревать, что ты лучшее, что у меня было». Вот последнее звучало самой настоящей похвалой, и оно каким-то образом перекрыло предыдущее.

Однако кошмар был связан вовсе не со мной. К директору пришел мастер фабричного цеха – о чем-то тихо сообщил, и сквозь открытую дверь я слышала почти все: сначала об амортизации, потом о стоимости ремонта, и в конце давящим сипом, от которого даже у меня холодный пот по спине побежал:

– Что вы, тунеядцы, ручками не можете полторы тонны мармелада в обертку завернуть? Из-за такой мелочи, дармоеды, производство тормозить?

Мастера мне пришлось почти выносить из кабинета – он едва держался на ногах. А потом по приказу шефа вызывать производственного директора. И тогда я поняла, что мастеру еще повезло, он был мелкой сошкой, недостойной настоящего начальственного гнева. Последнему же досталось по полной программе – я даже толком не поняла, в чем именно была его вина, но каковой бы она ни была – пожилой мужчина просто не заслужил подобных эпитетов. У меня уши сворачивались, я испытывала жуткий стыд, словно сама в этом участие принимала: просто взяла человека, распяла на дыбе и измываюсь, наслаждаясь его мучениями. К концу речи, которую я по этическим соображениям даже приблизительно не смогла бы привести в этом повествовании, меня попросту тошнило. Но когда из кабинета вышел мужчина и отвернулся, скрывая от меня накатившие слезы, я не выдержала – забыла обо всех договоренностях, об ответственности и интересах третьих лиц. Забыла обо всем, потому что важнее было высказаться:

– Григорий Алексеевич! – я не собиралась кричать, но так уж вышло. – Что вы себе позволяете? Даже преступники так не выражаются… насколько я по фильмам знаю. Он же пожилой человек и высококлассный специалист! Ведь специалист, раз остается на своей должности?