Рождественский кинжал - Хейер Джорджетт. Страница 5

– Нет! – вздрогнула Валерия.

– Не поддавайся воображению Паулы, – посоветовала Матильда. – Она напророчит! В этом доме нет ничего плохого.

– Кроме того, что здесь нет обогревателей, – добавила Мод, устраиваясь у камина.

– Не в этом дело, – резко воскликнула Паула.

– Думаю, что ревматизм у Ната именно из-за этого, – продолжала Мод. – Сквозняки...

Валерия принялась пудрить нос перед каминным зеркалом. Паула, которая, казалось, не могла успокоиться, бродила из угла в угол и курила, стряхивая пепел на ковер.

– Перестань метаться, детка. Если бы ты не приставала к Нату с пьесой своего приятеля, все могло бы пройти удачно, – сказала Матильда, усаживаясь напротив Мод.

– Меня это не волнует. Для меня вопрос жизни и смерти, чтобы пьеса Виллогби была поставлена.

– Мечта любви? – Матильда насмешливо подняла брови.

– Матильда! Как ты не можешь понять, что любовь здесь ни при чем? Речь идет об искусстве!

– Прости, пожалуйста.

Мод подняла глаза от своей книги:

– Вообразите только! Императрице было всего шестнадцать лет, когда Франц-Иосиф влюбился в нее! У них был настоящий роман.

– Какой императрице? – Паула остановилась посреди комнаты, словно споткнувшись.

– Императрице Австрии, дорогая. Не представляю себе Франца-Иосифа молодым. Но здесь говорится, что он был очень красив и она влюбилась в него с первого взгляда. Он, конечно, должен был жениться на ее старшей сестре, но Елизавету он увидел первой, у нее были длинные волосы до колен. Это-то все и решило.

– Не пойму, при чем здесь пьеса Виллогби? – озадаченно спросила Паула.

– Ни при чем, дорогая моя. Просто я читаю очень интересную книгу.

– Ну, меня это не интересует. – Паула снова принялась мерить шагами комнату.

– Не обращайте внимания, Мод, – посоветовала Матильда. – У Паулы мозг работает только в одном направлении, и правила поведения лежат вне его. Расскажите мне про вашу императрицу!

– Бедняжка! – откликнулась Мод. – И все из-за свекрови. Наверное, очень неприятная женщина. Здесь ее называют великой герцогиней, но я никак не могу понять, почему она только великая герцогиня, если ее сын – император. Она хотела, чтобы он женился на Елене.

– Еще немного, и я соглашусь прочитать эту занимательную историю, – сказала Матильда. – А кто такая Елена?

Мод все еще объясняла Матильде родственные связи императорского двора, когда в гостиной появились мужчины.

Было ясно, что хозяин дома не слишком доволен мужской компанией. Очевидно, Ройдон приставал к нему со своими откровениями, потому что Натаниель бросил несколько возмущенных взглядов на драматурга и отошел от него настолько далеко, насколько позволяла комната. Мотисфонт присел рядом с Мод, а Стивен, который явно сочувствовал дяде, удивил всех присутствующих, вступив с ним в любезный разговор.

– Оказывается, Стивен джентльмен, я просто теряю голову, – пробормотала Матильда.

Джозеф, который стоял достаточно близко, чтобы услышать ее слова, заговорщицки приложил палец к губам. Он увидел, что брат заметил его жест, и торопливо, с натянутым весельем произнес:

– Ты еще не бросил пить по ночам коньяк, Нат?

Все, и прежде всего Натаниель, посмотрели на Джозефа с возмущением. Он совсем сник и поинтересовался:

– Ну хорошо, тогда во что же мы будем играть?

– Матильда, – с нажимом произнес Натаниель, глядя на мисс Клар, – мы хотим, чтобы ты была четвертой в бридже.

– Хорошо, – покладисто согласилась Матильда. – А кто играет?

– Стивен и Мотисфонт. Я прикажу поставить стол в библиотеке. Все остальные могут играть в любые дурацкие игры, в какие только захотят.

Но оптимизм Джозефа сломить было не так просто.

– Правильно! Никто вас, серьезных людей, и не трогает, а мы, легкомысленные, будем заниматься глупостями, если хотим! Сыграем-ка в «соплю»!

– Не стоит рассчитывать на меня! – объявил Ройдон. – Я не могу отличить одну карту от другой.

– Ну, вы быстро научитесь! – успокоил его Джозеф. – Мод, дорогая, боюсь, мы не сможем убедить тебя поиграть с нами?

– Нет, Джозеф, я буду тихонько раскладывать пасьянс, если кто-нибудь подвинет ко мне этот столик, – покачала головой Мод.

Валерия, которой не слишком улыбалось, что ее нареченный собирается весь вечер играть в бридж, одарила Ройдона чарующим взглядом:

– Мне не терпится расспросить вас о вашей пьесе. Я вся дрожу от нетерпения! Расскажите же мне о ней!

Виллогби, обиженный недостатком внимания со стороны Натаниеля, охотно придвинулся к мисс Дин, так что поиграть с Джозефом в «соплю» могла только Паула. Он понял, что в такой ситуации ничего невозможно организовать, и со слабым вздохом оставил свою идею, усевшись смотреть, как его жена раскладывает пасьянс.

Походив некоторое время взад-вперед по комнате и вставив несколько слов в разговор Ройдона с Валерией, Паула бросилась на диван и принялась листать иллюстрированный журнал. Джозеф быстро пододвинулся к ней и тихо попросил:

– Расскажи своему дядюшке об этой пьесе, дорогая! Какого она рода? Комедия? Трагедия?

– Она не подходит ни под какие категории, – отвечала Паула. – Это просто скрупулезный анализ человеческих характеров. Я хочу сыграть эту роль больше всего на свете. Она просто написана для меня! В ней вся я!

– Я так тебя понимаю, – кивнул Джозеф, с сочувствием пожимая ей руку. – Как часто я сталкивался с этим! Наверное, тебе смешно, что твой старик дядя когда-то играл на сцене, но тогда я был молодым и удивил своих родственников, убежав от уважаемой всеми работы стряпчего в конторе и присоединившись к бродячей труппе! – Он раскатисто рассмеялся. – Я был таким романтиком! Наверное, многие думали, какой я нерасчетливый молодой дурак, но я никогда не жалел об этом, никогда!

– Вы не могли бы заставить дядю Ната выслушать мои доводы? – невпопад спросила Паула.

– Постараюсь, дорогая, но ты же знаешь Ната! Милый старый ворчун! Он один из лучших, но и у него есть предрассудки.

– Две тысячи фунтов для него ничего не значат. Не понимаю, почему мне нельзя получить их сейчас, не дожидаясь, пока он умрет.

– Скверная девчонка! Цыплят по осени считают.

– Вовсе нет. Он сказал, что оставит мне немного денег. И потом, ведь его единственная племянница.

Было ясно, что Джозеф не одобрял такого взгляда на вещи. Он сказал: «Тс-с» – и снова схватил Паулу за руку.

Мод, одолевшей пасьянс, вдруг пришло в голову, что Паула может что-нибудь продекламировать.

– Я очень люблю хорошую декламацию, – размечталась бывшая хористка. – Когда-то я знала очень трогательное стихотворение о человеке, который умер от жажды на Льяно-Эстакадо [4]. Я уже не помню, как это произошло, по-моему, он куда-то ехал. Я очень хорошо его читала, но прошло много лет, и я все забыла.

Все с облегчением вздохнули. Паула ответила, что не занимается декламацией, но если бы дядя Нат не занялся бриджем, то она попросила бы Виллогби почитать свою пьесу.

– Это, должно быть, очень занимательно, – предположила Мод.

У Натаниеля не было обыкновения засиживаться допоздна, и он не изменял привычкам ради удобства гостей. В одиннадцать игроки вернулись в гостиную, где их ожидал поднос с напитками, и Натаниель объявил, что лично он идет спать.

– Я надеялся поговорить с вами, Нат, – осмелился намекнуть Эдгар Мотисфонт.

Натаниель пронзил его взглядом, брошенным из-под густых бровей.

– Ночью я предпочитаю спать, – отрезал он.

– Я тоже хотела поговорить с вами, – вставила Паула.

– Ты ничего не получишь, – с коротким смешком ответил Натаниель.

Мод собрала карты.

– О боже, уже одиннадцать? Я тоже пойду.

Валерия пришла в ужас от перспективы ложиться так непривычно рано, но ее успокоили веселые слова Джозефа:

– Надеюсь, никто больше не хочет спать! Еще рано, правда, Валерия? А как насчет того, чтобы отправиться в бильярдную и послушать приемник?