Стоянка поезда всего минута - Метлицкая Мария. Страница 4
– Ну что застыла? – подала голос Рыжая. – Давай налетай!
И Лиза, проговорив «спасибо», принялась за еду.
Цыпленок был так хорош, что она не удержалась и вслед за хрустящим крылышком взяла кусок грудки. И любимый салат был превосходным – со свежей, густой, наверняка рыночной сметаной. А пирожки! Лиза не помнила, ела ли она когда-нибудь что-то подобное!
– Это вы сами? Ну все это… – с набитым ртом спросила она.
Рыжая довольно кивнула:
– Понравилось? Я же тебе говорила! Конечно, сама. Прислуги у меня нет, не по рангу.
Лиза восхищенно проговорила:
– Это что-то, честно! У меня бабушка прекрасно пекла, но чтобы так! Вы талант, не иначе.
– Да брось, – усмехнулась Рыжая. – Какой там талант? Что тут делать вообще? Куренка утюгом придавить, огурцы с редиской нарезать? А вот про пирожки ты права. Мама научила. Она у меня поваром в ресторане работала. Давно, в советские времена. И мамы уж нет, как нет и советских времен. Эх, жизнь…
– По советским временам тоскуете? – с поддевкой спросила Бледная и усмехнулась: – Ну-ну!
– Ага, тоскую. А что тут такого? И ничего в этом не вижу плохого. Ведь как было: езжай куда хочешь – страна огромная. Ни виз тебе, ничего. Медицина бесплатная. Образование тоже. И самое лучшее, надо сказать, образование. Но главное – все друг друга любили… – вздохнула она. – В гости ходили, к себе приглашали. И детский сад стоил копейки. А там и завтрак, и обед, и полдник, и музыкальные занятия, и физкультура. А пионерлагеря? Что в этом-то плохого?
В лес ходили, на костер. Танцы, кино, кружки всякие. И родители были спокойны – дети присмотрены и накормлены. И билет в кино стоил десять копеек, а пирожное с газировкой еще двадцать. И во дворах все гуляли и никого не боялись!
Усмехаясь уголками рта, Бледная в дискуссию не вступала. Уже хорошо. Лиза боялась конфликтов и споров. Она поспешила закрыть тему:
– Да ладно, что спорить. И тогда было много хорошего, и сейчас. Ну и вообще, девочки, о чем мы? Три молодые красивые женщины – и про политику. Как бабки, ей-богу!
– А никто и не спорит, – усмехнулась Бледная, – вот еще!
– И правильно, не спорь! – кивнула Рыжая. – Бесполезно. Все равно я права.
Ничего не ответив, Бледная заерзала на сиденье. На ее гладком, ухоженном лице были написаны презрение и раздражение.
«Молодец, что тему не развила, – подумала Лиза. – С этой Рыжей спорить точно не надо!»
Тем временем та снова полезла в сумку и вытащила термос.
– А теперь, девки, по кофейку! С утра сварила, еще горячий. Настоящий, из Италии привезла. Не то что ихняя бурда. – Отвинтив крышку термоса, она блаженно прикрыла глаза. Из термоса, вместе с парком, вырвался восхитительный аромат хорошего кофе. «Ого, из Италии! – удивилась Лиза. – А не подумаешь! Посмотришь и скажешь, что, кроме Тамбова, она нигде не была».
Налив себе и Лизе, Рыжая кивнула Бледной:
– Давай, подтягивайся! Есть не хочешь, хотя бы попей!
Лиза видела, что Бледной хотелось и цыпленка, и пирожков – пару раз она кидала взгляды на накрытый стол, но тут же отворачивалась. «Гордая, не то что я, – подумала Лиза. – Гордая и стойкая. А мне всегда неудобно отказать».
А вот от кофе, настоящего, терпкого, отказаться сил не нашлось.
– Большое спасибо, – с достоинством кивнула Бледная, протянув пластиковый стакан.
Тем временем, хитро подмигнув и оглядываясь, Рыжая вытащила из своей необъятной сумки бутылку коньяка.
– Ну чё, девки? Под кофеек?
Лиза и Бледная растерянно переглянулись. Выпить, чтобы расслабиться? А что, дело. Только как-то неудобно, снова халява. Встрепенувшись, Лиза вспомнила про шоколадку и полезла в баул – хотя бы так. Рыжая разлила по стаканам коньяк.
– За наше бабское счастье, – проговорила она.
Выпили молча. Коньяк быстро растекся по внутренностям, и Лиза почувствовала, как вечная тревога и беспокойство слегка отпускают.
Не выдержав, Бледная смущенно потянулась за пирожком:
– Можно? Простите.
Рыжая, женщина хлебосольная и простодушная, с готовностью пододвинула ей пакет:
– Давно пора. Чего выпендриваться!
Надкусив, Бледная закатила глаза:
– Боже, как вкусно!
Рыжая довольно усмехнулась:
– А ты что думала?
– Нет, правда! Я такого не ела. Рецептом поделитесь?
– Запросто! – Было видно, что Рыжая довольна. – Да чем тут делиться? Обычное дрожжевое тесто, все как всегда! Только раскатываешь тоненько-тоненько и начинки кладешь много. Не жалей, не скупись, как говорила моя мама, тогда и результат налицо.
– Невероятно! – Бледная все никак не могла успокоиться. – И все-таки можно подробнее? Я запишу.
– Валяй! Только я повторяю – все, как обычно! Дрожжи разведи в молоке, лучше, конечно, живые, а не сухие. Масло хорошее, не маргарин. Ну и по списку. Ты что, пирогов не пекла?
– Нет, не пекла – не пришлось, – призналась Бледная.
Рыжая не смогла скрыть удивления:
– А рецепт тебе на что? Если не пришлось, так уже не придется. А вообще как это «не пришлось»? А чего пришлось-то? Ты семейная?
– Семейная, – улыбнулась Бледная. – А не пришлось, потому что сначала мама готовила, а потом, – она смутилась, – кафе, рестораны. А дальше – помощница. Нет, что-то я, конечно, умею. Суп там, котлеты. Но, если честно, без изысков.
– А-а, помощница, – протянула Рыжая. – Прислуга, в смысле? Ну тогда все понятно.
Порозовев и, кажется, смутившись. Бледная подтвердила:
– Ну да. – И повторила: – Помощница.
– Ясно, – не скрывая осуждения, вздохнула Рыжая, разливая коньяк. – За детей, а, девки? Пусть они будут здоровы!
Все дружно чокнулись.
Звякнула эсэмэска – Лиза полезла в сумку. Денис.
«Любимая, как ты? Что проезжаете? Ровно в четыре уйду с работы, и в половине пятого я на вокзале. Соскучился страшно. Но через три часа заключу тебя в объятия. Надеюсь дожить!»
И три смайлика – один грустный, со слезой, второй со слезой, но веселый и третий с сердечком. Все, как обычно. Лиза ответила смайликом с поцелуем.
Как все предсказуемо! Все его сообщения как близнецы-братья: слово в слово, буква в букву, смайлик в смайлик.
Тоскливо заныло сердце. Положительный герой. Да, все правы: и мама, и Сонька, и даже Дашка, которая тоже считала, что Денис – отличная партия. Да и как с этим очевидным фактом не согласиться? Любовь, конечно, главное, но отрицать очевидное? И при этом, Лиза, не надо забывать – возраст, чтоб его.
Дашка не Сонька. У той были твердые убеждения: мужик должен крепко стоять на земле. Мужик обязан обеспечивать семью. Мужику полагается брать на себя ответственность. Мужик должен, мужик обязан, мужику полагается. А любовь? Ну если еще и это, то хорошо. Любовь стояла у Соньки на последнем месте как бонус, как неожиданный презент.
Дашка считала, что тем самым Сонька утешает и оправдывает себя, и упрямо ждала любви, не идя даже на малые компромиссы. А Сонька смеялась:
– Какая любовь, идиотки? Тем более в наши почтенные годы! Жизнь надо устраивать! Жизнь! Чтобы поддержка была, уверенность в завтрашнем дне! Чтобы мужик отвечал – за тебя, за детей, за бюджет. Поэтому и сидите в жопе, идеалистки! Ну-ну, сидите, сидите! Все уже просидели. Дырку в стуле просидели. – И Сонька, как мельница, махала руками: дескать, о чем говорить с этими дурами?
Тут вступала Лиза – осторожно вступала, зная Сонькин характер:
– А спать с нелюбимым? А обнимать его, целовать? А духовная близость и общность взглядов?
Бросив на Лизу короткий, но говорящий взгляд – ну с кем ты вступаешь в дискуссию? – Дашка уходила курить. А страстный Сонькин монолог продолжался:
– Тебе сколько? – задавала она Лизе вопрос. На который отлично знала ответ. – Почти сорок пять, я не ошиблась? Какая духовность и общность взглядов? Думаешь, ты вообще будешь с ним говорить? Ага, как же! Нет, будешь, конечно – о предстоящем отпуске, о детях, родителях. О покупках, например, о новом диване. В общем, о всякой херне. Ты мне поверь, я всю жизнь замужем, детка! А про духовность… Ой, Лиз! Ты что думаешь, мы с Гагиком говорим о прочитанном? – И Сонька звонко рассмеялась. – А он вообще читает, мой муж? Он детективы дурацкие смотрит и с Анькой в приставку режется! Так что про общность взглядов – я тебя умоляю! Знаешь… – Вдруг Сонька стала серьезной. – Я вообще не понимаю, что у него в голове. Замуж вышла совсем дурочкой. Сразу родила, потом опять. Мы особо не ругаемся и не спорим. Ты знаешь, что Гагик заботливый, все для семьи. И мне ничего не жалеет – покупай, что хочешь! Квартира, дом, прислуга – все у меня есть, и всего вдоволь. А мне, Лизка, – грустно усмехнулась она, – уже ничего и не хочется. Нет у меня ни желаний, ни мечтаний. Понимаешь? Так вот что я думаю, – продолжала Сонька. – Это, наверное, и есть правильная семья – когда без страстей и без драм, когда я могу на него положиться и точно знаю, что он нас не предаст. Я не про баб – ради бога, не жалко. Есть они у него или нет, я не парюсь, потому что точно знаю – детей и семью он не бросит. А все остальное – фигня.