Хулиганка и бунтарь (СИ) - Килеева Виктория. Страница 6
Люся смутно понимала, что у неё развивается зависимость, и не лучше наркотической. Зависимость, которую оптимистично называют то любовью, то плотоядно — страстью. Симптомы говорили сами за себя: имя «Денис», случайно попавшееся в газете или журнале, волновало Люсю до аритмии сердца; в толпе ей чудилось его лицо, а на мир она смотрела не иначе, как сквозь призму его светлого образа: «Это его любимая группа… А эту группу он ненавидит… В этом магазине работала его сестра… У него была такая же куртка… А Денис сейчас сказал бы так…»
Чтобы отвлечься, Люся даже согласилась пойти в кино с соседом, имя которого давно забыла, потому что всегда звала его Робким Роботом за скованность в движениях и профессию робототехника.
Весь фильм Люся не могла спокойно смотреть на экран — главный герой оказался нестерпимо похож на Дениса. Она даже запомнила, как зовут актёра — Райан Гослинг.
«Это наваждение! Везде уже мерещится, проклятый».
За годы не всегда позитивного общения с парнями у Люси сложилось правило «шести Н» — стараться не быть настойчивой, настырной, напористой, надоедливой, назойливой и навязчивой. Но соблюдать это правило ей не удавалось:
— Привет! Я не отвлекаю?
— Ну-у… — Денис явно напряг мозг, чтобы соврать, и делал это явно напрасно.
— Я скучала.
— А я не успел.
В Люсе полыхнула боль.
— Эй, Люсёнок, я пошутил.
— У тебя всегда такие злые шутки?
— Я просто занят.
— Позвонить попозже?
— Давай я тебе сам позвоню.
— Ладно, пока, — уныло ответила Люся.
В такие моменты она совсем падала духом, потому что знала — Денис позвонит ей очень нескоро. Тогда она обнимала Кутузова, который в силу плюшевости не смел сопротивляться, и, тихо плача, засыпала с ним.
«Пусть он мне приснится и скажет наконец, любит он меня или нет».
В сто первой аудитории слегка обвалился потолок, и Мелитина Витольдовна по прозвищу Гильотина с неудовольствием сообщила, что лекция отменяется, дабы не подвергать студентов опасности. Тем более, в конце пятого курса.
— Ну да, на пятом курсе помирать как-то особенно обидно, — согласилась Катя.
Все ликовали, а Люся расстроилась — после пар у неё была назначена консультация по диплому. В образовавшееся «окно» девушки решили прогуляться по магазинам и сели в набитый автобус.
— Местов нет, — мрачно констатировала Катя.
— Одно есть! — Люся проскользнула к свободному месту. Ноги не помещались, и она выставила их в проход.
— Ой, не льсти себе, — с издёвкой улыбнулась Катя. — Длинноногая нашлась.
— Должно же у меня быть хоть какое-то достоинство.
Через двадцать минут они копались в тряпках.
— Бедный Кристиан Диор, — поморщилась Катя. — Мужик умер полвека назад, а на нём по-прежнему делают бабки, нагло присваивая его имя к тому, до чего он не то, что не дотрагивался, а даже не дожил.
— Смотри, какая шапка. — Люся нахлобучила на себя блестящего бастарда шлема и банданы, который вопреки всему ей жутко нравился.
— Ага, знаешь, на что теперь похожа твоя голова? На диско-шар! Ты ещё покружись — мы точно, как на дискотеке, будем.
— А я всё равно её возьму.
— Лысюк, не смей!
Но Люся, как Данко сердце, уже несла шапку на кассу. Бедная студентка и гламурная дива вели извечную борьбу за Люсину душу, поэтому вынужденная экономия всегда сменялась неуёмным мотовством.
— Надеюсь, ты не наденешь это прямо сейчас? — опасливо спросила Катя.
— Прямо сейчас и надену.
— Тогда считай, что мы не знакомы… Кстати, как там твой мозгоклюй?
— Каждую ночь его во сне вижу.
— Вот скотьё — он ещё и сниться тебе смеет. — После курсов Катя даже ругаться пыталась на французский манер.
— Ладно, потопала я к Изотоповне.
— Только диско-шапку спрячь.
Научная руководительница дипломной работы Надежда Изотоповна, несмотря на седые годы, была поистине женщиной-праздником:
— Людмила, я не думаю, что аттестационной комиссии будет интересно узнать, что «блуд» и «бл…дь» — это однокоренные слова. Родство лексем «колено» и «член» тоже выкинь. И вообще — поменьше секса, а то некоторые преподаватели настолько заслуженные, что уже давно всё забыли, и не стоит напоминать им об этом в такой неуютной обстановке, как защита диплома. А вот «неряха — наряжаться» и «ворчать — ворковать» мне нравятся — тут уже явный парадокс и родство противоположностей.
— А как вам «работа» и «раб»?
— Интересно, — кивнула преподавательница. — Только очень уж грустно.
Тот день не задался с утра.
Накануне Люся договорилась с Денисом, что сразу после учёбы поедет к нему. Всё утро она была рассеянно-весёлой и почти не замечала ни постылые стринги, надетые специально по такому торжественному поводу, ни оттягивающую плечо сумку, хаотично набитую, помимо книг и тетрадей, косметикой, зубной щёткой, полупрозрачным халатиком и запасными трусами. Всё это было для НЕГО.
На паре древнерусского языка Люсе пришлось читать и переводить текст чьего-то жития. Едва разбирая старинный шрифт, она наткнулась на слово «комонь». Люся помнила, что оно означает «конь», но куда поставить непоседливое ударение, не знала и, вконец растерявшись, выдала:
— Come on!
Группа взорвалась. Жанна Вальтеровна ударилась в гнев.
О своём позоре Люся решила умолчать и Кате, с которой она встретилась на следующей паре, ничего не рассказывать. На лекции по русской литературе, в основном, поминали Пушкина и его «Выстрел».
— У меня сегодня ночью венок Пушкину с полки упал, я чуть не поседела… — шёпотом доложила Катя.
Люся пришла в себя не сразу:
— Ты хранишь дома венок с могилы Пушкина?!
— Это сборник стихов в его честь так называется — «Венок Пушкину».
Словно вторя Кате, Беатриса Геннадьевна с неподдельно-страстным чувством заметила:
— Александр Сергеевич был, несомненно, светилом…
Люся машинально нацарапала: «АС — 0». Устав тайком поправлять осточертевшие стринги, она не вытерпела.