Лягушка-принцесса (СИ) - Анфимова Анастасия Владимировна. Страница 32

— Её прислал господин Касс Юлис Митрор. В молодости она часто бывала в Палатине и знает, как там ведут себя аристократы.

Племянница понимающе кивнула. Дальний родственничек прав. Ей пригодится любая информация о порядках в императорском дворце.

— Господин Юлис написал, что если Увра тебе понравится, можешь оставить её у себя. Не забудь поблагодарить за такой подарок.

— Обязательно, госпожа Септиса, — заверила девушка, подумав, что невольница наверняка будет не только прислуживать, но ещё и шпионить. Теперь сенатор узнает о каждом слове племянницы регистора Трениума. Нахмурившись, она приказала:

— Принеси воды, мне надо умыться.

— Да, госпожа Юлиса, — кивнула Увра, и положив у стенки небольшой узелок, быстро вышла из комнаты.

Наверное, с точки зрения обычного радланина новая служанка вела себя безукоризненно. Но попаданку, успевшую привыкнуть, если не к дружеским, то вполне приятельским отношениям с Риатой, ужасно сердило почтительно-заискивающее выражение лица и вечно опущенный взгляд.

Чувствуя, что скопившееся в душе раздражение не позволяет спокойно с ней разговаривать, Ника торопливо вышла из комнаты, едва дождавшись, когда новая невольница уложит ей волосы.

Во внутреннем дворике рабы Септисов споро накрывали на стол.

— О боги! — всплеснула сухонькими ручками бабушка. — Какая же у тебя красивая причёска!

Внучка имела на этот счёт несколько иное мнение, но, не желая огорчать старушку, постаралась изобразить улыбку.

— Я рада, что вам понравилось.

— Это всё новая служанка, которую прислал сенатор Юлис, — не преминула похвалиться свекрови Пласда Септиса Денса. — Сразу видно, что в Палатине жила, знает, как надо причёсывать знатных женщин.

— Уже поели? — деловито осведомился хозяин дома, заходя на семейную половину.

— Вот садимся, — недовольно проворчала Торина Септиса Ульда. — Куда вы всё время торопитесь, сын мой? Или так понравилось приходить первым?

Напоминание о конфузе на императорском пиру регистору Трениума явно не понравилось. Под покрасневшей кожей скул заходили желваки, но он и не подумал огрызаться на мать, ограничившись недовольным сопением.

— А можно мне тоже на Ипподром? — вдруг попросила Гэая, едва женщины чинно расселись вокруг стола.

— Вот когда станешь невестой, как госпожа Юлиса, тогда и пойдёшь, — проворчала мать, сделав глоток разбавленного вина.

— Не сегодня, дочка, — неожиданно мягко улыбнулся отец. — Нас пригласил на свою трибуну очень важный человек. Но в следующий раз мы тебя обязательно возьмём.

— Правда? — глаза девочки загорелись надеждой.

— Клянусь молниями Питра, — с самым серьёзным видом пообещал глава семейства.

Рассиживаться не стали. Поели по-быстрому и вышли на улицу, где их уже ждал большой паланкин.

По мере приближения к Ипподрому, народу на улицах заметно прибавлялось. То тут, то там мелькали паланкины богачей. Шагавшим впереди коскидам приходилось прилагать немалые усилия, чтобы расчистить носильщикам регистора Трениума путь через сгущавшуюся толпу.

На треугольной площади с мраморной статуей Гиппии в центре многолюдный поток жаждущих насладиться захватывающимся зрелищем разделялся на две неравные части. Основная масса народа валом валила к распахнутым воротам в высокой кирпичной стене, а узкий ручеёк, состоящий в основном из паланкинов, отправлялся в обход одного из холмов.

Ника бросила удивлённый взгляд на самодовольно улыбающегося дядюшку. Кажется, в своё время, тот говорил, что места для зрителей располагаются именно на том склоне, к которому и вели ворота, поглощавшие тысячные толпы.

Насладившись недоуменной растерянностью племянницы, регистор Трениума всё же снизошёл до объяснения:

— Вход на трибуну для почётных зрителей с другой стороны. Там проложен специальный тоннель, по которому можно спокойно пройти на Ипподром, не толкаясь в толпе городской черни.

Плоскую вершину холма венчала каменная стена трибун, а из крутого, поросшего кустарником и бурьяном склона выступал характерный фасад здания с уже привычными колоннами.

— Наверное, здесь сегодня весь Сенат собрался, — нервно усмехнулась девушка, увидев заставленную паланкинами площадь.

— Тут не только сенаторы, госпожа Юлиса, — со знанием дела пояснил дядюшка. — Придворные, военачальники, аристократы и гости, вроде нас.

Невольники с дружным вздохом облегчения поставили носилки на каменные плиты. Коскиды помогли покровителю и его близким выбраться наружу.

Поправив нефритовую застёжку плаща, регистор Трениума решительно направился к широкой каменной лестнице, возле которой прохаживались какие-то люди. Прячась за его спиной, Ника с интересом наблюдала за группой шагавших впереди юношей. Четыре богато одетых молодых человека что-то горячо обсуждали, время от времени громко хохоча.

На ступеньках их встретил мужчина в опрятной, застиранной одежде с заискивающим выражением на опухшем сизоносом лице. Попаданка знала, что именно так выглядят многие из коскидов — свободных граждан Империи, сознательно избравших своей долей служение, или скорее, прислуживание богатому покровителю.

Поклонившись, коскид что-то спросил, и получив ответ, повёл юношей вверх по лестнице.

Ника с любопытством разглядывала колонны, круглое окно на фронтоне под самой крышей, барельефы, изображавшие несущихся вскачь коней с развивающимися гривами, прячущийся в тени проём высокой двери, возле которой стояли вооружённые короткими копьями часовые. Судя по кожаным доспехам, это были не легионеры, а обычные стражники.

Её созерцание прервал громкий крик:

— Господин Септис!

К семейству регистора Трениума торопливо спускался по ступеням мужчина средних лет в коричневой, с зелёными полосами тунике и зелёном же плаще.

Подбежав, он поклонился и быстро заговорил:

— Мой покровитель, господин Касс Юлис Митрор, велел проводить вас до его трибуны. Пожалуйста, пройдёмте. Вы слышали, сегодня господин Гней Тулий Фас впервые выставляет на скачках лошадей из своей конюшни?

— Вот как? — удивился Итур Септис Даум. — А кто возница?

— Вроде как он перекупил Сальвиса Меммедийца, — ответил сопровождающий. — Говорят, чуть ли не двести тысяч империалов заплатил.

— Это он лишку потратился, — безапелляционно заявил регистор Трениума, и между собеседниками завязался оживлённый разговор о лошадях, возничих и их шансах на победу.

Поднимаясь вслед за дядюшкой, племянница с интересом наблюдала за стражниками, ожидая их реакции на попытку людей, явно не принадлежащих к аристократическому роду, пройти на сенаторские трибуны.

Однако караульный, равнодушно кивнув их провожатому, сразу потерял к ним всякий интерес.

"Всё-таки кто попало не пройдёт, — усмехнулась про себя девушка, ступая под своды широкого, уходившего вглубь холма тоннеля. — Охрана просто знает в лицо всех прихлебателей знати и чужих не пропустит".

Стены коридора украшали росписи на тему скачек. Мчались куда-то запряжённые четвёркой лошадей лёгкие колесницы, клубилась пыль из-под копыт и колёс, восторженные зрители несли победителей на плечах, а одетые в белое, важные, как банкоматы, сенаторы приветствовали чемпиона поднятием рук.

Проникавший сквозь широко распахнутые двери и круглое окно дневной свет стал понемногу тускнеть. Впереди показались освещённые пылавшими факелами, уходившие вверх ступени.

— Сюда, сюда, господин Септис, — не забывал повторять провожатый, продолжая делиться околоипподромными новостями.

Лестница привела в уходивший в обе стороны коридор с полукруглыми сводами, так же щедро украшенными росписями.

Из арочных проходов в стене напротив били солнечные лучи, и доносился многоголосый гомон. Очевидно, эти проходы и вели на скамьи знати. А в торце возле массивной, оббитой металлическими полосами двери стояли два легионера в полном вооружении.

"Наверное, она ведёт туда, где наблюдает за гонками сам император", — подумала Ника, невольно стараясь держаться ближе дядюшке, который, кажется, тоже немного волновался.